Это он. Вольфрам.
Вот. Я так и подумала.
Люба, я уже ни жива ни мертва. Что мне делать?
На картах раскладывала так и эдак, всё одно: беда. Злые люди добрались до него, он в их власти.
Я закрыла лицо руками.
Погоди, не реви. Я у Лалы была, ну, которая артистка. Упросила её глянуть. Она сказала, тебе к нему надо. Спасать.
Слёзы прекратились.
Да как же я к нему попаду? Это ж не Сокольники. И даже не Комсомольск-на-Амуре. Туда ни на метро, ни самолётом
А во сне? Ты встречалась с ним во сне. И была в его стране.
Ну, да Но всегда вдвоём с ним. Мне без него это не снится. Я пыталась, но ничего не получается. Он бывал здесь и в яви, но непременно в темноте или в сумерках, а мне в его мирдороги нет.
У тебя какая-нибудь вещь его осталась? Он тебе что-нибудь дарил?
Да, но во сне же. Оно, наверное, до сих пор там. Если такое вообще возможно.
Чего только не возможно Но уже лучше. Если своё подарил, то оно тебя притянет. Хорошо, если золото или камни, они информацию держат.
Брошку дарил золотую. К платью приколол, когда мы с ним на бал ходили, мой голос задрожал.
Ну-ну, погоди плакать. Потом поплачешь. От счастья. Так моя бабушка говорила. Ты брошку вспомни. Точно вспомни, будто она у тебя на ладони лежит. Как прикалывал, вспомни. И с этим усни. И пожелай найти во сне волка своего. Изо всех сил пожелай.
Мы провели вместе целый день. После разговора с Любой стало легче.
Дети с друзьями на даче, шашлыки у них. Дом бы не спалили. А я свободна, как ветер в поле.
Прогулялись за продуктами, сварили борщ и испекли пирог из замороженного слоёного теста. С капустой. Получилось вкусно. Рядом с Любой я даже поела немного. Она ушла ближе к вечеру
Ты не волнуйся, в дверях Люба погладила меня по щеке, в конце концов всё будет хорошо. Поверь. Я ж цыганка, чую.
Спать я ложилась в смешанных чувствах: с надеждой (хоть бы получилось!), со страхом (а вдруг получится не так?..) и с очень большим сомнением (да как такое может получиться?!).
И увидела сон.
Я шла вдоль высокой ограды старинного замка, и нигде не было входа. Наконец показались кружевные, в затейливом узоре, ворота, но они были закрыты. Я дёргала створки, звала на помощьвсё напрасно. Острые пики по верху ограды отметали мысли о штурме, и я отправилась дальше. За замком обнаружился яблоневый сад, ещё недавно ухоженный (подстриженная трава хранила свежесть, угадывалась геометрия дорожек), а теперь разорённый, с вывороченными из земли стволами и судорожно искривлёнными щупальцами корней. Холодный ветер дул в лицо.
Я вышла к берегу озера: одинокий парус упорно сражался с нарастающей бурей. Сильный порыв ветра бросил меня на землю и готов был, сорвав с неё жалким листом, швырнуть невесть куда. Я вцепилась в траву, что-то попало мне под руку. Я ещё боролась со стихией, когда ткань сна начала отступать под разгорающимся утром моего мира, и, просыпаясь, разжала ладонь. Из неё выпала катушка ниток. Я открыла глаза. Ладонь была пуста.
Придя в офис, позвонила Любе из дальнего угла коридора. Рассказывать свои сны при свидетелях не рискнула.
Весь твой сонпомехи и трудности, не зависящие от тебя. По воле рока. Парус порой значит и арест, но это вряд ли. А вот нитки Судьба, долгое путешествие. Или просто нитки. Или всё вместе.
Просто нитки? Наверное, они ничего не значат во сне швеи, так же, как кошки, обещающие всем прочим спящим неприятности и слёзы, во сне заводчика мэйн-куновпросто кошки.
Я пыталась вспомнить, где и когда могла увидеть катушку ниток, причём катушку здоровенную, старую, рельефную и потёртую, вызывающую ассоциации с блошиным рынком или с краеведческим музеем. На ум ничего не приходило.
Дома всё валилось из рук. Я думала об одном: «Как же быть? Нужно торопиться. Вдруг я не успею? Вдруг вообще не смогу попасть туда?»
Лежала на диване и, заливаясь слезами, слушала по радио скорбную партиту 2 Баха для скрипки ре минор. С оркестром. Какую бы ещё послушать партиту, чтобы окончательно сдохнуть?
* * *
Лиза, помоги, пожалуйста, Роману, он зашивается, попросила Аполинэр в конце следующего рабочего дня. Бледный взъерошенный Роман виновато засопел. Он третью неделю ваял тридэ для разборчивого заказчика, который отказывался понимать, что красивые картинки в альбомеэто изображение приблизительного интерьера, условность.
У меня на шторах будут бабочки?! чуть не падал в обморок заказчик.
Главноене рисунок, терпеливо объяснял Роман, а цвет, объём. Общее впечатление. А бабочек мы уберём, если не нравятся.
Понимаю, я же не идиот. Но почему диван в полоску? Я не хочу в полоску!
Мы же предлагали сперва выбрать материалы и мебель, а потом делать альбом, вмешивался Феня. Тогда было бы реалистичнее.
Я не буду оплачивать кота в мешке! надувал губы заказчик. Хочу видеть, что получится. Я имею право?
Тем не менее работа продвигалась, губы уже чаще улыбались, чем надувались, но оставалась загвоздка с комнатой мамы, которую благодарный отпрыск решил отделать без участия родительницы, сюрпризом. Если она его навестит. Подумаешь, четыре года не приезжала. А если приедет?
К сюрпризу для мамы сын подошёл ответственно: Роман собрался увольняться. Аполинэр пообещала ценному сотруднику отпуск на месяц раньше запланированного, в благословенном начале сентября, в самый бархатный из всех бархатных сезонов. Рома махнул залпом полпузырька «Новопассита» и потребовал помощника.
Какая из каменных чаш не выходит? спросила я.
Тут постер нужен, над диваном. Женский портрет, классический. Жанровый какой-нибудь, без «нюшек» и без антики. Я уже все музеи мира перевернул.
Настоящую живопись не хочет?
Нет. Экономит.
А цвета? Фон утвердили?
Обои серо-голубые. Покрывало на кроватине проблема, потом подберём, а диван хотят «прелой вишни». Ковёр из Эмиратов привезли, вот, на фотке.
Красивый.
И ещё: мама ненавидит блондинок.
Как оригинально!
Есть идеи?
Я набрала в поисковой строке имя художника и название картины.
Лизка, тыгений!
Нет, онгений, ткнула я в карандашный набросок автопортрета художника.
А в соседнем с автопортретом окне в профиль к зрителю сидела брюнетка в тёмно-красном платье, с высоко заколотыми волосами, строго сжатыми губами, с глазами, опущенными к вышивке, которую она творила тонкими пальцами и длинной иглой.
В яблочко! подтвердил Феня.
Саша одобряюще тронул моё плечо.
И тут меня словно током ударило: нитки. Это должно иметь смысл! Я была уверена: среди множества улыбающихся, смеющихся или грустных лицот невинных до порочных, от юных до старых, подсмотренных Юрием Леманом в щедрый на натуру девятнадцатый век, я не зря вспомнила бескомпромиссно суровое, печальное, бледное, без капли миловидности, утончённое лицо девушки, которая могла бы танцевать «Сарабанду» вместе с моими «отравителями».
Я вышла в коридор и набрала номер Роланда.
Симона, почему у вас такой невесёлый голос?
Вольфрам исчез.
Я рассказала ему историю моих недолгих, но жестоких страданий.
Сны снятся жуткие, я слышу пугающую музыку и прокручиваю в голове страшные сценарии, но вдруг он просто забыл меня. Может, я ему надоела
Нет. Не может! отрезал Роланд. Дворянин никогда не поступит так с дамой сердца.
Ох Дворянин-то не поступит, а чудовище?.. Да ещё заколдованное. И дама ли я сердца
Вы презрели статус прóклятого, за ужасной оболочкой разглядели его душу, он не мог не оценить этого. И всё, что я от вас слышал, говорит об искренних и глубоких чувствах Вольфрама. О его благородстве. Вы не должны сомневаться.
Почему наш мозг там, где стóит сомневаться, верит любым небылицам, больше всего на свете желая быть обманутым? А там, где не стóит, упирается. Вот почему?..
Скажите, Роланд, какое отношение к вашему миру имеет катушка ниток?
Что?..
Я увидела её во сне, отчётливо, как настоящую. С толстой синей нитью.
Это артефакт Летара-путешественника. С его помощью я перебрался сюда из Ордэса.
Как он работает?
Если вышить на любой ткани название нужного вам мира, вы тотчас же переместитесь в него.