Эсфирь догадывалась, что между этими двумя артефактами есть связь. Но не успела взвесить риски и получить представление о возможных последствиях в теории. Юлиана провернула всё это на практике.
Учуяв родственный предмет, сундук (он же Ящик Разной Жути) натурально пустился в пляс. Мало ему громыханияон вдруг подскакивать начал. И Юлиана подскочила с ним за компаниюглавным образом, от страха.
Что за чертовщина тут происходит? вслух произнесла она и прянула в сторону.
Ящик из темного угла надвигался какими-то неровными, конвульсивными прыжками. Теперь внутри него не только перекатывалось и гремело, но еще и скреблось когтями по стеклу, скрипело крошащимся пенопластом и визжало, точно железо под пилой.
Юлиана перетрусила и бросилась наутёк. Она не видела, как распахнулась крышка сундука, как оттуда, приподняв шляпу-котелок в учтивом жесте, угловато вывалился Хаос в человеческом обличье.
Если присмотреться, он весь составлен из ядовитых насекомых, скорпионов, змей и прочих омерзительных тварей.
Если присмотришься, тебе конец.
Обезумев от ужаса, Юлиана бежала со всех ног. Она будто бы знала: оглядываться нельзя. Нельзя останавливаться.
Запрет отдавался в ней набатом, пульсировал болью в висках: «Нельзя! Нельзя! Нельзя!»
Где ж ты раньше был, родненький инстинкт самосохранения?
Пространство позади нее сжималось, втягивалось само в себя, крошилось и исчезало. Хаосскрежещущий, гремящий, визжащийпрактически дышал ей в затылок. И если она продолжит нестись вот так, по прямой, трагедии не избежать. Надо, во что бы то ни стало, увести его из дома. В доме Эсфирь, Киприан и Кекс с Пирогом.
Юлиана резко затормозила, чтобы свернуть в проход, который вёл (она на подсознательном уровне определила: ведёт) в осеннюю березовую рощу. Дверь в гостинойпарадная. Коридор, по которому она мчится сейчас, аналог черного хода.
Только бы получилось, только бы всё удалось
Она выскочила из душной полутьмы в золото, в багрянец солнечной осени. Зайцы и белки брызнули из-под ног, лоси драпанули в лес.
Подавись, урод протухший! крикнула Юлиана и, кинувшись под защиту берез, со всей силы запустила кулоном, как метательным снарядом, далеко-далеко.
Она надеялась, что далеко. Но нет: кулон пролетел совсем немного и стукнулся обо что-то твердое. Невидимая дверь. «К Вершителю»? «К себе»?
Хаос в котелке и офисном костюме, нафаршированный токсичным, мерзким, стрекочущим, покрыл расстояние гигантским лягушачьим прыжком, вобрал в себя медальон, словно тот был какой-то чрезвычайно важной, недостающей его частью. И, не удержав равновесия, рухнул на дверь, скатился в звездную пустоту.
«К себе», с облегчением констатировала Юлиана. Она хорошо знала эту пустоту. Она встретилась с ней лично и вернулась обновленной. Правда, как была дурой, так и осталась. Это жаль.
Монстр упал во тьму за порогоми дверь вдруг проявилась: светлое дерево, искусная резьба, изогнутая золочёная ручка. На петлях дверь мотало туда-сюда, она начала стремительно обугливаться, от краёв к центру. И осыпаться, беззвучно осыпаться на траву золой.
Спустя минуту она рассыпалась полностью.
Роща наполнилась траурной тишиной: ни листочка не шелестело. Юлиана в изнеможении прислонилась спиной к березе и, не заботясь о сохранности одежды, сползла по шершавому стволу на мох. Эсфирь в безопасности. Вековечный Клён в безопасности.
Пелагея? Ящеры ж допотопные! Похоже, ей исцеления теперь не видать.
Глава 40. Хаос, иди к мамочке!
Юлиана сидела на мху, пытаясь осмыслить недавний зубодробительный ужастик. Это она виновата, с самого начала виновата только она. Украла медальон, забрела зачем-то в подвал, привела Хаос к двери. А куда его еще было вести, скажите на милость?
Эсфирь и Киприан едва ли одобрили бы появление монстра в обитаемой части дома. А Кекс и Пирог? Мохнатые шпионы уже наверняка учуяли беду и теперь носятся, как угорелые, вынюхивают преступника. А преступник-то Юлиана. Пора. Надо набраться смелости, пойти и во всём сознаться.
Она поднялась, придерживаясь за ствол. Чувствовала она себя немногим лучше, чем древняя разбитая старуха (хоть в гроб ложись, право слово). Подошла к уцелевшему порталу и с содроганием надавила на ручку. В гостиной Вершителя творился отборный сюрреализм.
Посреди выцветшего зала на каком-то кособоком пуфе в позе лотоса, с отрешенным видом сидела Эсфирь. Ее чары протухли, лоск выветрился, и она хотела вернуть интерьеру прежний вид. Но выходило не очень.
По щелчку ее пальцев из пустоты появлялся, скажем, табурет. Современное изделие, какие пачками штампуют на мебельных фабриках. Но не проходило и секунды, как табурет мутировал в черепаху приблизительно того же размера. И к столу по воздуху перемещалась уже черепаха.
И хорошо бы это был единичный случай. Но увы. Гостиная прямо-таки кишела плодами больной фантазии. Вместо люстр к потолкам были подвешены осьминоги. Обеденный стол оброс щетиной. На полу из швов между плитами вырывался и расцветал репейник.
Не пойму, что со мной, сказала Эсфирь и вылезла из сложносочиненной позы. Наверное, у меня кризис.
Это не у тебя кризис, мрачно поведала ей Юлиана. У нас у всех теперь кризис. Я какую-то дрянь из сундука выпустила. Нет, ну дрянь, конечно, сама вылезла, поспешно оправдалась она. Я была всего лишь свидетелем. Сундук, наверное, ту подвеску учуял, которую тебе эльф передал.
Та-а-ак, протянула Эсфирь. А что подвеска делала рядом с сундуком? Нет, давай-ка перефразируем. Что ты еще натворила, помимо этого?
Двери «К себе» больше нет, потупившись, тихо произнесла Юлиана. И шмыгнула носом. Значит, получается, Пелагея без помощи останется? Но ты вроде говорила, есть еще способ. Пожертвовать своим заветным желанием или каплей энергии. Ты ведь сможешь всё устроить, даже если дверь исчезла?
Да неужто ты о других думать начала! всплеснула руками Эсфирь. Ничего я не смогу. Видишь, что сталось с моим волшебством? Никуда оно не годится.
Она подбежала к серванту, порылась в вазочке с конфетами и что-то нацарапала карандашом на оберточной бумажке. А потом выловила из воздуха не пойми чтокакое-то черное бесформенное страшилище, привязала к его лапе записку и, распахнув окно, выкинула страшилище вместе с запиской во тьму кромешную, где вдобавок мела пурга.
Ничего, долетишь, бросила Эсфирь туда же, в ночь. Адрес: ледяной замок ОУЧ. Шеф Ли Тэ Ри. Доставишьи свободен.
Что это сейчас было? ахнула Юлиана.
Из-за утечки Разной Жути мои чары сбоят. Пока что поломка локальная, но не исключены и глобальные неполадки, в долгосрочной перспективе, с налетом фатализма на лице отозвалась та. Тебе хоть известно, подруга, какую ты катастрофу учинила? Ящик выпустил на волю свое содержимое без вмешательства Вершителя. Я ведь долго его не открывала. Пакость внутри него настоялась, перебродила и стала махровым злом. И теперь зло неуправляемо разбредется по мирам. А может, и того хуже, достанется кому-то одному. Тому, кто хочет разрушений.
Киприан нарочито громко вздохнул и посмотрел на Юлиану с упреком. Он пил чай из потрескавшейся чашки, сидя возле облупившегося камина на хромоногом стуле. Пламя грело еле-еле. В щели между досками обшивки задувал ветер.
«Выкинешь еще какой-нибудь фокуси прорасту. Точно прорасту», читалось по глазам Вековечного Клёна.
Кекс и Пирог, разлёгшись на полинялом коврике, извернулись и последовательно послали в сторону Юлианы по взгляду, где сквозило чистейшее собачье недовольство.
«Ну, хозяйка! Ну, учудила!»
Юлиана адресовала всем троим ответный колючий взгляд и картинно развела руками:
«А почему, собственно, на меня все бочки? Сундук не мой, не я его запирала и в погреб ставила».
Вторая виновница беспорядка в перестрелке взглядами не участвовала. Она продолжала фокусироваться на своем представлении о прекрасном, восседая на полуистлевшем пуфе и сосредоточенно поджав губы. Только вот толку от этого было мало. Потуги Эсфири выцедить из пальцев хоть какое-нибудь мало-мальски годное волшебство терпели провал за провалом.
У тебя на голове бардак, отвлеклась она после очередной неудачной попытки. Причешись.