Теперь будет любить
Тело пронзила боль, Джефранка опрокинулась на скамью и, ударившись спиной, едва не лишилась чувств.
Мать будет тебя любить Но когда ты пожелаешь вернуть свое лицоне сможешь До тех пор, пока не захочешь вернуть его не ради себя, а ради кого-то другого
Голос оборванки больше не казался детским, а на последнем излете сознания Джефранке привиделась немыслимо прекрасная женщина с серебряными волосами
Очнулась она уже у себя в комнате. Вокруг хлопотали слуги, а в изголовье кровати стоял взволнованный отец. Но Джефранка чувствовала себя на удивление хорошо, ей было даже весело. Вскочив с ложа, она улыбнулась во все зубыи тут же завопила от боли, ее лицо перекосило судорогой,
Дитя! воскликнул отец и побледнел. Что с тобой?
Не знаю пробормотала она, когда боль отпустила.
На следующий день Джефранка, да и все остальные, заметили: ее лицо стало неподвижным, а малейшая попытка хоть как-то это изменить оборачивалась невыносимой мукой.
В историю об Ишке никто не поверил, никто и не помнил безумную девчонку, даже приютившая ее Зарника. В итоге и сама Джефранка уверилась, что Ишки не было, но иногда, находясь между дремой и реальностью, она вспоминала и об оборванке, и о женщине-с-серебряными волосами. Однако стоило очнуться, и воспоминания казались бредом.
Княжна, говорил ей кто-то. Княжна, очнись!
Княжна, очнись же!
Что? Где она? Ах, да, в купальне. Руниса треплет за плечо.
Госпожа, вода совсем остыла. Вылезай, дай я тебя оботру.
Джефранка послушалась. Когда встала на пол, то увидела, как по внутренней части ноги стекает густая багровая струйка. Ну да на днях и должно было начаться.
Хоть в чем-то повезло пробормотала Джефранка и позволила Рунисе укутать себя в широкое льняное полотенце.
* * *
Серое небо сливалось с серым морем, и казалось, будто горизонта вовсе нети вверху, и внизу сплошная муть. Отец говорил, что в иное время года море и небо над ним немыслимо прекрасны, но Данеска не хотела в это верить. Для нее они навсегда останутся уродливыми, потому что по этому морю и под этим небом ее везут в холодную Империю.
Они уже третий день в пути, родной берег давно не виден, и вокруг только сизые воды, а впередибесконечность.
Мерно ударяют весла, плещутся волны, барабан отбивает ритм, переругиваются моряки-имперцы, что-то там делая с парусами, кричат и хохочут огромные чайки, вот и все звуки. Они впиваются в голову, от них уже тошнит
Ой, и правда тошнит!
Данеска ринулась к борту, перегнулась, и ее вырвало желчью: она со вчерашнего дня ничего не елане хотелось. Что с ней такое? Неужели травы не подействовали? Нужно найти отца и сказать об этом
Снова закрутило в животе, но в этот раз она не успела перегнуться за борт, и ее стошнило прямо под ноги.
Эй Тебе плохо? раздался за спиной голос Виэльди.
Уйди, подлец Отстань! Ты преда новый спазм прервал обличительную речь.
До чего же стыдно! А вдруг это не дитя во чреве, вдруг она заболела позорной кишечной болезнью? Данеска повторила мысль вслух:
Я чем-то заболела Я умру?..
Нет, глупая, он засмеялся. Ну если только от собственного страха. Тебя просто укачало. Такое случается, к тому же ты впервые на корабле. Иди сюда Он подхватил ее на руки, не спросив согласия, не обращая внимания на возражения, и прижал ее голову к своему плечу. Так тебе будет легче, вот увидишь. Закрой глаза, дыши глубоко и медленно.
В конце концов Данеска послушалась и с удивлением обнаружила, что и впрямь полегчало. Интересно, это потому, что она сделала, как он велел? Или потому, что этоименно он, и в его руках так уютно и спокойно?
Хочешь, отнесу тебя к отцу? Он подержит
Нет шепнула Данеска. Мне хорошо Держи, не отпускай
Он такой теплый, такой слов не подобрать Она все-таки открыла глаза, потянулась к нему губами и украдкой, чтобы никто не заметил, коснулась шеи. Виэльди вздрогнул и крепче прижал ее к себе.
Что? Гордость? Да ну ее! Какой в ней смысл, если Данеска, может, последний раз в жизни целует любимого!
Она снова притронулась к нему губами, но теперь не к шее, а к скулетой, где шрам, полученный из-за нее ради нее.
Ну зачем я тебя полюбила?.. пробормотала Данеска.
Я тоже спрашиваю себя: зачем полюбил? Но к чему вопросы, если на них нет ответов? Все было бы намного проще, если он запнулся и не закончил фразу. Прости, что отказался от тебя.
Никогда не прощу!
Однако пальцы, которыми она перебирала его волосы, и губы, которыми касалась его шеи, говорили о другом, и Данеска это понимала.
Прекрати прохрипел Виэльди. Не делай так, иначе я не сдержусь, уволоку тебя в трюм и
Ну так уволоки.
Нет, отрезал он. Нельзя, ты это знаешь. Лучше я отнесу тебя к отцу.
А вот теперь и правда не прощу!
На четвертый день впереди показалась земля: так утверждал впередсмотрящий, но Данеска по-прежнему не видела ничего, кроме моря и неба, слившихся в мутную полосу на горизонте. Лишь к вечеру из тумана выплыли очертания берега и смутно-различимые вдали башни. Они исчезли, как только стемнело, и теперь корабль шел на свет сигнальных огней.
Стоять на палубе было холодно, Данеска совсем озябла, несмотря на толстый, подбитый мехом плащ. Зато здесь был свежий воздух, не то что в крошечном помещении-надстройке, в котором ее разместили.
В порт прибыли уже ночью. Данеска думала, что сразу сойдут на берег и отправятся к распроклятому наследнику, но отец сказал, что пока лучше остаться на корабле и добавил:
С утра ты переоденешься в имперское платье. Оно в сундуке, помнишь?
Еще бы она не помнила, она его не единожды разглядывала: из набивного зеленого шелка, вышитое золотыми нитями и очень красивое. Даже красивее, чем было на той княжне из Адальгара, но это ничуть не радовало. Данеска согласилась бы всю оставшуюся жизнь ходить в лохмотьях, лишь бы не в Империи и не женой принца!
Хорошо, как скажешь.
Ну-ну, не грусти, улыбнулся каудихо и погладил ее по щеке. Вот увидишь, все не так страшно, как ты себе напридумывала. Ступай, выспись, теперь качки не будет, ты наконец отдохнешь. И не теряй меня. Я уйду ненадолго, нужно кое с кем встретиться, он перевел взгляд вдаль и сказал, будто самому себе:Потом-то мне вряд ли это позволят
Город встретил Данеску противной моросью. Сизая мостовая, испятнанная бурой грязью, блестела от влаги, дома и башни из серого камня стояли, насупившись, угрюмо взирая на чужаков отверстиями окон.
Тут и там сновали люди, таскали какие-то мешки, что-то грузили и выгружали, гомонили на своем отвратительном шипящем языке. Ну чисто змеи! Бродили оборванцы, выпрашивая то ли еду, то ли монеты, стояли потасканного вида женщины в на удивление открытой для такой погоды одежде.
В воздухе стояла вонь тухлой рыбы, подгнивших водорослей и нечистот, сквозь которую еле пробивался запах свежей выпечки. Откуда он тут вообще взялся?
А, ясно! Он исходил от заваленной лепешками телеги, которую толкал перед собой дородный старик.
Вкусные хлебы! выкрикивал он. Свежие хлебы, еще теплые!
«Но уже мокрые», мысленно усмехнулась Данеска.
Вдали звонко застучали копыта, показался отряд воинов.
Разойдись! крикнул один из них. Принц едет! Разойдись!
Люди, только что снующие, как муравьи в муравейнике, кинулись по сторонам и застыли, склонив головы.
Следом за воинами появилась пышная процессия: яркие одеждыкрасные, синие, зеленыетак и бросались в глаза посреди окружающей серости.
Вот и жених едет, что б ему пусто было!
Интересно, кто из них наследник? Коротышка с пегой бородкой? Или тот, который худющий и с медно-рыжими лохмами? Или черноволосый мужчина с незапоминающимся лицом?
Рыжий соскочил с коня и двинулся вперед, остальные замерли. Что ж, рыжий значит рыжий
Отец слегка сжал ее локоть, затем подозвал Виэльди, и они втроем пошли навстречу наследнику.
Теперь Данеска внимательнее рассмотрела будущего мужа.
Худой, невысокий, лишь на два-три пальца выше ее, и это при том, что она небольшого роста: например, отцу и Виэльди только до груди и достает.