– Я-то не догадался. Вот ведь я, незадавшийся Шерлок!
– Вот так.
– Не жалеешь о том, что наколдовала, моя юная мисс?
– Еще спрашиваешь?
– Спрашиваю.
– Ты знаешь ответ, мой любимый папочка.
– Знаю, доченька, знаю.
Виктору не хватает слов, объяснить ей, как он любит – всецело и всеобъемлюще. Как отец дочь – просто так. А нужны ли слова, когда и без слов все ясно?
– Спасибо, что подсказала, – в итоге сказал Виктор.
– Не за что.
Когда постучали в дверь, Катя вздрогнула, вернувшись из воспоминаний в реальность.
– Да, войдите? – сказала она, успевая убрать с лица выбившиеся пряди волос и натянуть полуулыбку.
– Можно побеспокоить?
Арсений вихрем ворвался в ее владения.
– Ой, Арсюшка. – Они обнялись, посмотрев друг на друга, оценивающее и в то же время сковано. – И давно ты носишь такие шикарные бакенбарды?
– Месяца три, – просиял Арсений и уселся на плетеный стул. – Тебе нравится?
– Очень.
– Я тоже заметил, что ты отрастила волосы.
– Мне идет?
– Похорошела.
– За комплимент спасибо. Почему опоздал?
– Опоздал? Я пришел за час до пьянки!
– Опоздал, – наставила Катя, достав из верхнего ящика комода мешок с разноцветными шариками. Протянула горсть шариков Арсению. Мол, давай, что сидишь, надувай. – Мало того, что опоздал, ты еще успел поспорить с папой, рвал глотку.
– Я такой! Видишь ли, мой дядя – твой папа – не совсем понимает, о чем говорит. Я пытался вразумить его.
– Получилось?
– Кажется, да, – засомневался Арсений. И тут же добавил. – Кого я обманываю? Виктора не так просто образумить. Крепкий орешек.
– Ещё бы. – Катя надула оранжевый шарик и завязала узелок на конце. – Один готов. Зато я слышала, что других ты одной левой на свою сторону переманиваешь.
– Есть такое. – Арсений улыбался как Чеширский кот. – Это я могу.
– Почему не сказал, что твой блог стал настолько популярным?
– Конечно, сто тысяч подписчиков – это хорошо. По крайней мере, мой труд стал оплачиваемым. Очень радуют такие деньги. Но… этого всего равно недостаточно. Мне нужна аудитория многомиллионная!
– Когда добьешься желаемого, обязательно пригласи меня распить пару бокальчиков вина.
– А вот и приглашу! – театрально сказал Арсений.
– Поймала на слове. Ты шарики-то надувай. Болтай и работай.
– Болтать научился, а вот работать ни-ни.
– Плохо. За работу, тунеядец!
Надув ни один десяток шариков, Арсений все же решился и спросил:
– И долго будешь молчать?
– По поводу?
– Того самого…
– Понятно. Пришел пораньше, чтобы разузнать об Антоне?
– Видишь ли, у истинных блогеров-журналистов настолько развита любознательность, что некоторые личности принимают ее за нахальность.
– Ладно, сам напросился, придется исповедоваться тебе – может легче станет.
И Катя рассказала. Без лишних выдумок и секретов. Она доверяла Арсению. Пускай их не связывали родственные узы, это обстоятельство не мешало Кате, считать Арсения своим старшим братом, который, к слову, был старше всего на три с половиной месяца.
Ее детство и юность было неотрывно связано с семьей Шолоховых. Виктор часто задерживался на работе, а Катя с завидным постоянством обитала в доме доброй тетушки, играя с Арсением и Кириллом во все возможные детские утехи: от опасного лазанья по деревьям до дворового футбола. А сколько было не менее опасных и волшебных путешествий по лесным массивам, где водились тролли, орки, ведьмы и лешие, дивно играющие на губных гармошкам (на самом деле, это Кирилл прятался в кустах и играл на любимом инструменте). А сколько было беззаботного веселья в домике на дереве, который они построили совместно с Виктором на стареньком тополе позади дома. А сколько было слез от ушибов и переломов (Катя ломала руку, когда им пришлось вступить в драку с мальчишками с другой улицы), от слов и поступков того, кого она любила. И много-много другого, что запало глубоко в ее сердце и осталось в ворохе воспоминаний, которые невозможно забыть (а лишь бережно хранить).
До двенадцати лет они считались неразлучными. Братом и сестрой. Лучшими друзьями, проводившими каждую свободную минуту вместе. Но однажды, на закате уходящего субботнего летнего дня, подарившего море эмоций от купания в чистом пруду и игры в волейбол надувным мячиком, Арсений сделал то, что задумывал не один месяц: поцеловал Катю.
– Что-что ты делаешь? – сначала удивилась Катя, отплевываясь, словно поцеловала слизняка, а потом разозлился. – Совсем мозги высохли от солнца! Забыл, кого целуешь?
– Кого? – покраснел он.
– Сестру.
– Ты мне сестра?
– Ау! – Катя залепила пощечину Арсению. По-дружески. Не приложила должного усилия, а хотела. – Проснись уже!
– Не могу. Я люблю тебя.
После таких признаний они закономерно отдалились друг от друга.
Но ненадолго.
Признание Арсения забылось под гнетом стремительно бегущего времени – и их дружба возобновилась, словно ничего и не было. Не такая открытая и свободная как в детстве, но все равно крепкая и уважительная. Они часто встречались, еще чаще звонили друг другу, переписывались, не забывая о поздравлениях по случаю дней рождений или слов поддержки при неудачах и временных сложностях, коих у двоих было в достатке.
Правда, Арсений ничего не забыл и не хотел забывать. Он любил тогда и сейчас. А когда он узнал, что его Катя по уши влюблена, Арсений любил её еще сильнее. И ничего не мог изменить.
– Что скажешь? – спросила Катя, закончив говорить об Антоне.
– Что тут скажешь – наворотила дел, сестренка! – ответил Арсений, весь побелевший и осунувшийся. Ни королевской стати, ни прежней самоуверенности. Разговор совсем выбил его из колеи, и теперь он мчался в кювет, за которым следовало одиночество и боль от утраты. Скоро он навсегда потеряет Катю и ничего не сможет изменить. Все потому, что она любила его как брата, но не как молодого человека.
– Да, наворотила. Сама себя ненавижу. Что посоветуешь? – Катя заметила его нездоровое лицо. – Тебе плохо?
– Почему ты так решила?
– Лица на тебе нет.
– Не обращай внимания, с утра живот прихватывает. – Арсений задумался, борясь со смешанными чувствами. И после недолгого молчания ответил на ее вопрос. – Если он признался в любви, это что-то да значит. Хотя… сейчас словами любви слишком легко разбрасываются.
– Легко признаются. Легко расстаются.
– Издержки современного стремительно летящего во тьму общества. Но не буду грузить тебя проблемами. Своих навалом. Тебе хоть стало легче, когда высказалась мне?
– Чуточку. А ты удовлетворил журналистко-любознательные потребности?
– Вполне, вполне. – Арсению хотелось кричать как загнанному в капкан дикому зверю. – Пойдем к родным. В горле пересохло.
– Так и скажи, что хочешь в туалет.
И комнату наполнил смех – натужный и далекий от искреннего.
***
Не успели Арсений и Катя спуститься по винтовой лестнице с резным деревянным ограждением на первый этаж, как в дом зашли цветущие и шумные молодожены – Кирилл и Маша.
Маша была великолепна. Высокая, стройная, статная. Её длинные волосы волнами ниспадали на оголенные плечи и идеально подходили к черному вечернему платью с драпированной юбкой и пояском на талии, завязанным на спине бантом. Овальные черты лица, ярко очерченные глаза, широкая улыбка – притягивали взор не только мужчин, но и женщин.
На фоне обворожительной невесты Кирилл нисколько не терялся. Не обладая столь привлекательной внешностью, как Маша, и пренебрежительно относившийся к новым вещам – на нем висели потертые синие джинсы и видавшая виды рубаха в клеточку с открытыми рукавами – Кирилл брал врожденной харизмой, стремительной внутренней энергетикой и отличным чувством юмора. Умея убеждать, договариваться, уничтожать фактами и доводами соперников и разряжать острые углы шутками разных сортов, Кирилл после окончания экономического института уверенными шагами поднимался по карьерной лестнице в одной известной корпорации по производству фармацевтики и в свои двадцать пять управлял финансовым отделом.
– Как долго вы! – запричитала Настя, встречая и обнимая детей.
– Мам, только без поцелуев. Чудесное платье, кстати!