– Спасибо, сынок. Все равно расцелую!
– Всем здравствуйте! – громогласно пропел Кирилл и сверкнул белоснежной улыбкой. – А что, все уже в сборе?
– Почти, – сказал Виктор, прибежавший с кухни на шум, и протянул руку племяннику. – Привет, молодежь! Заходите, заходите!
– Здравствуйте, дядя Витя. Как ваше ничего?
– Сносно как видишь. Все ближе к пенсии.
– С днем рождения, – поздравила Виктора Маша и протянула подарочный пакет.
– Тише, – весело шикнул Кирилл на возлюбленную.
– Нельзя поздравлять?
– Я же говорил, дядя Витя не любит…
– Он прав, дядя Витя, с причудами, – шутил над собой Виктор. – Но все равно спасибо за внимание.
Виктор с Анна ушли на булькающую и грохочущую кухню, где оставили на передовой Катю.
– Кого я вижу! – Кирилл не сразу заметил Арсения и Катю. – Мой брат собственной персоной и красавица сестра.
По-братски обнявшись с Арсением, отметив его никуда негодные бакенбарды и без кровность на лице, Кирилл привлек к себе Катю и чмокнул в щечку.
– Моя сестренка, ты хорошеешь с каждым днем!
– Ой!
– Как дела?
– Хорошо. У тебя?
– Аналогично. Все так же счастлив. – Кирилл отпрянул от Кати, и обхватил за талию скромную по натуре Машу. Потом спросил у сестры. – Готова к семейному безумию?
– Вряд ли.
– С днем рождения, – сказала Маша и вручила букет с альстромериями Кате. – И я знаю, когда день рождения у Кати. Сегодня особый день.
– Мария, не надо было. – Катя вдохнула нежный аромат летних прилизанных солнцем цветов. – Люблю альстромерии.
– Кирилл мне подсказал.
– Вот только не надо сдавать меня, женщина!
– От платья взгляд не оторвать, – отметила Маша.
– Подарок от доброй тети. Сама знаешь какой.
– Она знает толк в модных вещичках. Случайно, мне не прикупила? – спросила Маша и сам же хохотнула, не помня, чтобы ее баловала подарками свекровь.
– Ты забыла? Ты украла у неё этого бесценного обалдуя, – шептала Катя на Машино ушко, и они прыснули от смеха.
– И чего это девчонки хихикают? – спросил Кирилл.
– Не для мужских ушей.
– Раз так, мы тогда с братом уединимся на серьезный разговор.
– На серьезный?
– Очень серьезный. Разговор не для дам.
– Посплетничайте, а мы пока пойдем помогать родителям.
Арсений и Кирилл вышли во двор. В центре стоял кованый стол с элегантными стульями, на котором примостился важный чугунный кот. По периметру были высаженные полусферами садовые цветы, преимущественно, анютины глазки всех мастей. Рядом с низеньким кованым забором возвышалась яблоня, частично спасающая от яркого вечернего солнца.
Кирилл закурил. Предложил Арсению, тот отказался, сославшись на отсутствия тяги к бесполезному занятию.
– Три месяца не курю, – сказал Арсений, устремив взгляд на вечернее небо. – И пока не собираюсь.
– Молодец. Здоровеньким помрешь.
– Сразу к делу? Ты же позвал меня не просто так.
– Покурить.
– Ну-ну.
– Я буду отцом, – шепнул Кирилл, выдыхая из легких табачный дым.
– Поздравляю!
Арсений крепко пожал как обычно холодную руку брата и свободной рукой похлопал его по спине. Лицо Кирилла ничего не выражала, лишь глубокую задумчивость.
– Незапланированный ребенок?
– Нет. Наоборот. Мы готовились.
– Тогда почему такой кислый? – не понимал Арсений.
– Я и счастлив, и в тоже время напуган.
– Я думаю, это нормально для будущего отца. Почитай книги и расслабься.
– Не в этом дело.
– А в чем?
– Я вспоминаю нашего отца и боюсь повторить его ошибки.
– Но ты – не отец!
– Не отец, – согласился Кирилл.
– Вспомнишь, как нам было хреново без бати. Вспомнишь, как мама плакала по ночам, думая, что мы спим (даже сейчас идут мурашки). И сразу забудешь о других юбках.
– Перестал думать о юбках, когда женился.
– Тогда хватит сомневаться и паниковать. На тебя не похоже.
– Хандра иногда находит.
– Если ты будешь плохим отцом – я быстро надеру тебе зад!
– Ничего себе поворот! – удивился Кирилл, докуривая сигарету.
– А ты как думал? По головке не поглажу.
– Надеюсь, не дойду до такого.
– Черт! Мне не вериться! У тебя будет сын, а у меня племяш. Неужели мы выросли?
– Видимо.
Кирилл затушил сигарету в кованой пепельнице. И перед тем, как зайти в дом, Кирилл поинтересовался у Арсения:
– У тебя-то как на личном фронте?
– Ничего примечательного.
– Слышу это который год.
– Который год – ничего примечательного.
– Ясно. – Кирилл знал об истинных чувствах Арсения к Кате. – Не отпускаешь?
– Нет.
– Зря не слушаешь брата. Только мучаешь себя.
– Я…
– Я молчу. Молчу. Не хочу ругаться – одного раза хватило. Твое дело.
– Мое.
– Сегодня придёт её ухажер, держи себя в руках.
– Без тебя разберусь.
– Ну, все не злись. Извини.
– Когда научился извиняться?
– Когда мой брат научился слушать меня. Не только себя.
– Я реально рад, что у тебя будет ребенок!
– Тише, – предупредил Кирилл. – Это пока секрет.
– Когда мать узнает о секрете – она ведь просто с ума сойдет от радости.
– О, да!
Братья вошли в дом.
***
Геннадий Петрович и Антон шли в молчании, каждый думал о своем. Геннадий о том, как будет вести светскую беседу с незнакомыми людьми, будучи далеким от поддержания такого рода бесед, тем более с теми, чьи доходы не умещаются в скромном уме Геннадия Петровича. Антон о любимой Кате и о том, что будет после ужина. Ему виделось два пути, бегущих по вечернему небу, но разбегающихся в противоположные стороны: один – к свободе и бесконечному лету, второй – к оковам обыденности и гнетущей поступающей осени.
– Красивая улица, – лишь сказал Геннадий Петрович, любуясь высаженными в ровный ряд молоденькими кленами, в них затесались фонарные столбы. Типовые кирпичные двухэтажные дома с низенькими коваными заборами, за которым главенствовали подстриженные газончики,, вымощенные дорожки и цветущие клумбы – располагали к себе, наполняя улицу тишиной, уютом и уверенность в завтрашнем дне.
– Не такие они и богатые, как ты придумал, – заметил Антон.
– Я представлял трехэтажный коттедж с мансардой и как минимум бассейном.
– Не будешь теперь переживать?
– Если нальют рюмочку хорошего коньяка, не буду. А если пару-тройку не пожалеют, еще спою, епта. А ты сыграешь.
– Я не собирался играть.
– А зачем тащишь гитару?
– Она просила.
– Так ведь очевидно же: будешь веселить компанию. Так сказать… демонстрировал таланты.
– Попросит – сыграю.
– Попросит. Какой дом?
– Тридцать пять.
– Кажется, пришли.
– Да.
Они слышали, как льются голоса из открытых окон, и играет ненавязчивая музыка. Собравшись с духом, они открыли калитку, прошли по ухоженному дворику и позвонили в дверной звонок.
– Ну все, – сказал Геннадий Петрович, – обратной дороги нет.
– Нет.
– Может, тебе легче станет. Но мне тоже хреново.
– Легче не стало.
Геннадий Петрович засмеялся, обнял сына за плечи и приготовился к неизбежному, слушая приближающие шаги хозяина.
Встретили их радушно и тепло, без тени притворства. Быстро представившись друг другу, Антона и Геннадия Петровича провели в просторную гостиную, где был накрыт царский стол, сплошь заставленный деликатесами и вкусностями: салат с руколой и авокадо, цезарь с королевскими креветками, домашняя колбаска «Салями», фирменные крабовые палочки, приготовленные по рецепту бабушки Виктора, тушенные в сметане грибы, вареная картошка, обильно укутанная свежей зеленью, телячий язык с горчицей, пшеничные и ржаные багеты в плетеных корзиночках. Среди вкусностей разместились графины со свежее выжатыми соками, пара бутылок красного вина и откупоренный коньяк так и норовящий ополоснуть рюмки, и не только рюмки.
Антона усадили за стол рядом с Катей и пожелали приятного вечера. Разжав кулаки, Антон выдохнул и посмотрел на Екатерину (в коридоре, в мельтешении лиц, она затерялась на заднем фоне), в ее глаза, которые смотрели на него с трепетом и теплотой.
– Я рада, что ты пришел, – сказала она и положила руку поверх его руки. Сжала. И потом быстро убрала, словно обожглась.
– Не мог иначе. Ты сегодня очень красивая.