ЧАСТЬ II
Врывающиеся через открытое окно с забранными занавесками солнечные лучи разбудили Катю. Она лежала на кровати, укутавшись в белоснежную простыню без одеяла, глядя на потолок, по которому неспешно полз внушительного размера паук. Вставать она не торопилась, хотя слышала льющиеся голоса Виктора и Анны. Родители встали ни свет, ни заря, готовились к воскресному ужину, посвященному встречи Виктора с Катей во время ночной прогулки, а так же – к дню рождению Виктора. Но по сложившейся семейной традиции об этом умалчивалось. Глава семейства не любил отмечать сей праздник, и на это были веские аргументы.
Катя уснула только глубокой ночью из-за мыслей, наслаивающихся друг на друга, воздвигая пирамиды бессонницы. И сейчас не могла думать ни о ком другом, кроме Антона. Нежные, лишенные грубости прикосновения. Разговоры по душам – за несколько коротких летних вечеров, они открылись друг другу, обнажив часть себя, своих миров, сотканных из страхов, боли и из вечных мечтаний и стремлений. Ещё ни с одним мужчиной она не чувствовала себя настолько полноценной, свободной и защищенной – женщиной, на которую Антон смотрел по-особому, словно она какое-то божество, Богиня из Древней Греции.
А потом этот неумелый детский поцелуй в лоб, полный чувственности и искренности, и совсем сбивающее с ног признание в любви, сорвавшееся с губ Антона.
– Я тебя люблю.
– Ты… что?
– Люблю тебя.
– Я просила не влюбляться, – сказала Катя, выпорхнув из объятий Антона так резко, подобно опалившей крылышки бабочка.
– Послушай меня. – Антон не выпускал её руку. – Выслушай, хорошо?
…
– Я – не дурак. Я знаю, как устроена жизнь. Мне нечего тебе предложить. Разве что кроме признания в любви…
– Я…
– Признайся сейчас, Катя.
– В чем?
– Что ты не лесбиянка.
– Я – лесбиянка.
– Не верю. После того, что случилось между нами. Ты не равнодушна ко мне. Не как к другу.
– Я не собираюсь никому… и тем более тебе… доказывать что-то. – Катя злились, щеки покраснели, глаза опустились. – Я сказала, так уважай…
– Заметь – я тебя уважаю. – Антон отпустил её руку, поднялся со скамьи. – Тогда для чего все это?
– Что?
– Ты понимаешь.
– Чтобы вернуть тебя к жизни.
– Для чего? Чтобы потом её разбить?
– Если собрался уходить – уходи.
– Уйду, не сомневайся. Но только после того, когда ты скажешь правду.
Антон, не дождавшись признаний, схватил гитару и ушёл. Катя сидела на скамье в литературном сквере до самых темно-малиновых сумерек, тихо плакала, вытирая слезы руками и думая о том, что всё испортила одной маленькой ложью.
Теперь Катя не знала, придет ли Антон на воскресный ужин. Вообще, встретятся ли они снова и поговорят по душам? Или на этом все? Сложившиеся отношения рухнут от первой ссоры? Сейчас ей казалось, что это вполне возможно. И от этого на душе было скверно.
Скверно, что Антон был прав. А правда всегда больно бьет по самолюбию. Она намеренно соврала, чтобы не усложнять себе жизнь, выстроила стены и записала их отношения в разряд дружеские, сугубо партнерские. Для чего? Ответ лежал на поверхности: она не хотела связывать судьбу с бывшим уголовником. Зачем? Когда столько образованных, целеустремленных, уверенных в себе мужчин готовы бороться за её внимание, за её сердце.
Она придумала эту маленькую ложь, когда лежала ночью без сна в больничной палате. И решение казалось разумным и взвешенным. Катя представляла, что после лечения, она найдет адрес своего героя, назначит встречу, они выпьют по чашку кофе, она поблагодарит за все, что он для нее сделал и предложит быть друзьями… на один день.
Так все просто – в мечтах. А по факту случилась так, что пришел он сам. Такой скромный, зажатый, неуверенный в себе мужчина, не похож на уголовника. Потом его искреннее признание в том, что его сердце вдруг забилось – и он стал живым.
А дальше… а дальше только хуже. Она не могла противостоять Антону, даже не пыталась выстраивать оковы и преграды. Катя сдалась сразу, не выйдя на поля боя, побежденная, раненная прямо в сердце – влюбилась, словно тринадцатилетняя девчушка, в того, кого не планировала.
Влюбилась так, как не влюблялась ни в кого.
Вечера, проведенные с ним, казались бесконечной сказкой, волшебной пылью, что покрывало тело и разум и хотелось парить в небе подобно самой грациозной птице, утопать в переизбытки чувств.
И когда надо было признаться, Катя испугалась. Испугалась, что после признания другого пути не будет.
Только вот зачем ей другой путь?
Без него?
Не поздно все исправить, подумала Катя, вставала с кровати и пошла на кухню к родителям, которые перешли на совместное пение, сопровождаемое смехом.
***
Анастасия пришли за три часа до назначенного времени. Настя знала, что её помощи в принципе не потребуется, когда в доме две хозяйки, знающие толк в кулинарном искусстве и не только, но все равно чтила установленные в семье порядки приходить задолго до назначенного времени и хлопотать в томительном ожидании праздничного веселья.
Настя, заметно похудевшая за последние годы благодаря усиленным тренировок в местном элитном фитнес-центре «Апельсин» и здоровому питанию, выглядела намного моложе своих лет, особенно в новом кремом платье от «Ralph» с короткими кружевными рукавами, круглым вырезом у горловины и с застежкой на спине.
– Выглядишь, сестра, как обычно сногсшибательно! – сказал Виктор, обнял и поцеловал сестру в обе щечки.
– Спасибо, дорогой! Хорошо себя ведешь?
– А ты?
Настя засмеялась и посмотрела на Анну Владимировну.
– Здравствуй, Анна, солнце мое ненаглядное!
– Здравствуй.
– Не обижает тебя этот эгоист?
– Ты первая узнаешь.
– Смотри, Витя, ты у нас на мушке.
– На мушке, на мушке. Давай разувайся и бегом на кухню. Нечего языком трепать.
– Думаешь, я пришла помогать тебе?
– Так я и думал. Всё, ушел. Помоги ей, Анют.
– Красивое платье.
– Ага, сама не нарадуюсь такому чудесному наряду. А прическа как? – Настя покружилась на месте, демонстрируя удлиненное каре с осветленными прямыми волосами.
– Стильно.
– Новый писк моды как мне сказали в салоне красоты. – Настя, сняв босоножки с блестящей кожей белого цвета, схватила два пакета и шепнула. – Есть время? Хочу кое-что тебе показать. – Она указала на пакеты.
– Что там?
– Думаешь, я буду одна ходить такая расфуфыренная на ужине, а вы нет?
– Да не надо было, Настя, тратиться.
– Успокойся. Счет позволяет. Пойдем, примирятся?
– Виктор будут ворчать, я ответственная за второе блюдо.
– Поворчит да успокоиться. Что не знаешь моего брата? Тем более еще уйма времени до ужина. – Настя посмотрела часы. Без пятнадцати два. – Мне просто уже не терпится, чтобы ты примерила одно волшебное платье. А кстати, где моя любимая племянница?
– В саду. Ушла за свежими цветами. Сегодня папа Виктор назначил её дизайнером интерьера гостиной.
– Ясно. Позовешь ее?
– Сейчас, позову.
– А я пока расположусь в спальне для гостей, на втором этаже. Приходите. Вы будите в восторге! Я гарантирую.
После издательства дебютного романа «Ночная прогулка», распечатанного тиражом более 500 тысяч экземпляром, жизнь Анастасии изменилась самым кардинальным образом. Как любил повторять Виктор: «Жизнь дала нам новый вектор, который мы сами и выбрали». Она издала шесть успешных в коммерческом плане романов-бестселлеров, которые были восторженно приняты как читателям, так и критиками, которые восхваляли Анастасию Шолохову, прежде всего за широту русской души и умением вскрывать современное общество в грустном и солнечном творчестве. Объездить всю страну и ближнее зарубежье с презентациями новых книг, или по случаю творческих вечеров. Посетить сотни светских мероприятия, включаю такую известную как скачки «Монте-Карло» на Московском Центральном ипподроме, где собирались сливки российской элиты и звезды. Засветиться на всех ведущих площадках центрального телевидения; особенно запомнилась встреча с Иваном Ургантом, который оказался приятным и вежливым молодым человеком, совсем непохожим на свой экранный образ. Экранизировать собственные романы, написав сценарии к кинофильмам и покорить еще больше преданных поклонников ее творчества, исчисляемыми миллионами. И, конечно, написать дюжину пьес, которые ставили на ведущих зарубежных аренах театральных помостов, что, несомненно, радовало Анастасию и приносило огромное удовлетворение в творческом плане.