В кабинете было около сорока градусов по Цельсию. В графине для воды теперь находился разбавленный этиловый спирт, а переполненная окурками пепельница напоминала ежа. Бумага небрежно валялась повсюду, даже на полу лежали листы, на некоторых остались отпечатки подошвы армейских сапог.
– Любовь Алексеевна, – спокойно проговорил он по телефону внутренней связи, – зайдите ко мне, пожалуйста. – Сегодня Резникову стало известно, что Советский Союз выводит войска из Афганистана. Обыск и хищение всей документации наверняка был связан с прекращением оказания интернационального долга дружественной державе. Но что будет с его детищем и с ним? Ученый слышал о том, что в Афгане присутствуют спецслужбы иностранных государств и теоретически устроить разгром могли агенты иностранной разведки. Но проникнуть даже на верхние этажи госпиталя, который охраняется лучше, чем база запуска ядерных ракет, никто кроме союзников не мог. За время работы в городе Пули-Хумри он так и не сумел рассмотреть замаскированных наблюдательных пунктов, несмотря на то, что их в городе было размещено несколько сотен. В случае нападения или диверсии наблюдатели должны были сообщить группам быстрого реагирования и в кратчайшее время к госпиталю стягивались тысячи солдат Советской Армии.
– О Боже! – вскрикнула лаборантка, едва появившись в дверном проеме, – что произошло? – продолжила она, поднимая листы с пола.
– Люба, я же просил тебя поглядывать за кабинетом, пока я в операционной!
– Так я и поглядывала, – возмутилась девушка, – в дверь не входили, я стояла у третьей процедурной дальше по коридору. Никто не входил.
– М-да… Буду считать, что это всего лишь сквозняк, – съязвил Резников, – ладно, сходи в мой второй кабинет, проверь его, может там тоже сквозило. – Протянув ключи, произнес он. Как только девушка скрылась за входной дверью, в комнату вошел военный, которого глава научного центра раньше никогда не видел. – Регистратура на первом, – с явным раздражением произнес ученый, наполняя граненый стакан содержимым графина.
– А я к вам! – бодро произнес незнакомец, – с предложением. – Резников исподлобья посмотрел на солдата и, не кривясь, выпил. – Дело в том, что сегодня было подписано Женевское соглашение, в котором…
– Да знаю я. И что? – перебил гостя ученый.
– А то, товарищ Резников, что надобно ехать домой. Ваши, между прочим, сегодня уже поехали на родину.
– Почему же я не слышал об их отъезде? – поинтересовался руководитель.
– Да потому, товарищ, что их отбытие было весьма спешным делом, а мы с вами, сами понимаете, всего лишь пешки, – раздался телефонный звонок, который перебил гостя, – поднимите. Наверняка что-то важное, – сказал военный, и Резников снял трубку телефонного аппарата.
– Говори…
– У вас тут, внизу, тоже самое! – раздался голос Любы, но Михаил не ответил, повесив трубку.
– Все в порядке? – невозмутимо произнес гость.
– Кто из моих подчиненных покинул объект без моего ведома? – ответил ученый вопросом на вопрос.
– Практически все. Вот, несколько часов назад в Душанбе приземлился вертолет с вашими коллегами, уже вечером часть из них будет в Москве. Остальные отправятся утром, вы тоже едете с ними.
– А почему персонал госпиталя выводят дробно? – Резников наполнил четверть стакана.
– Остались те специалисты, которые должны передать все материалы комитету. Те материалы, которые скрываются в недрах подземных помещений. Вы понимаете, о чем я говорю?
– Я думал, вы сами берете то, что нужно, когда вам это «что-то» понадобится. Разве нет? – Резников многозначительно осмотрел беспорядок и осушил стакан.
– Я говорю об испытуемом, который хранится в глубинах госпиталя. Без подготовки к транспортировке, которую вы, я надеюсь, любезно нам обеспечите, мы будем вынуждены оставить «нечто» здесь. А, как известно, то, что плохо лежит, лежит недолго. Вы же не хотите, чтобы ваш «друг» попал в руки к ученым других государств.
– Конечно, нет. Мне нужно время, чтобы подготовить груз к транспортировке, – Резников не был удивлен тому, что незнакомец знает о Дусте, однако отсутствие малейшего представления о том, кто из персонала госпиталя информирует КГБ, наводило на откровенно жуткие мысли. У спецслужб было все: данные, хранившиеся на бумаге, практические знания, добытые в ходе исследований, ну, и теперь они получат организм, над которым полгода работал ученый, – так что, если нужно ехать, поедем, – сухо произнес Михаил.
– Замечательно! Завтра часиков в шесть прибудет конвой, а сейчас, не смею вас боле задерживать, да и мне уже пора. – Человек удалился без церемоний, и спустя какое-то время Резникову казалось, что гостя вообще здесь никогда не было, однако неприятное ощущение после встречи не давало ввести себя в заблуждение, да и «сквозняк», который устроило КГБ, гарантировало реальность происходящего.
В сложившейся ситуации ученому нельзя было совершить ошибку в принятии решения – довериться незнакомцу или нет. До отъезда в Москву, который, как считал ученый, был рейсом скорее в ад, нежели домой, нужно было выбрать путь, которому придется следовать.
Могли ли быть у человека, которого вот-вот перемелят жернова государства, козыри в рукаве? Конечно, нет. Но Резников, на данный момент, мог противостоять силам, брошенным на его ликвидацию. Его смерть будет стоить стране стремительного научного прорыва в области биологического оружия, генетики и биоинженерии. С другой стороны, уже завтра у правительства будет все необходимое для того, чтобы организовать производство суперсолдат, а вести научные исследования с готовыми решениями может любой научный сотрудник средней руки. Также кураторы не будут бороться с его прихотями и несоблюдением субординации. Поэтому Резникову нужен был план и информация, которая гарантировала возможность неблагоприятного исхода для Михаила. Для этого руководителю секретного объекта было достаточно связаться с главой отдела
биологов и его товарищем Бойченко Константином Юрьевичем, с которым он успел подружиться во время совместной работы над разработкой «Неовенатора», чтобы убедиться, что он жив. Но такой возможности КГБ ему не предоставило. Телефоны были отключены. Также очень важно как можно быстрее завершить работу с Дустом. Но одного «Неовинатора» было недостаточно, чтобы выиграть эту небольшую войну.
– Мне нужна помощь своих коллег, один я не справлюсь, – проговаривал Михаил, набирая в шприцы быстродействующее снотворное.
***
Люба открыла глаза. Она ощущала сильную слабость. По щеке стекала слюна, голова кружилась, резко накатывала тошнота. С каждой секундой пробуждения ей становилось хуже. Девушка попыталась пошевелить рукой, но конечности были зафиксированы ремнями. Она находилась в лаборатории на нижнем этаже. Люба узнала это по хирургической лампе и темному помещению с множеством ярких индикаторов, шкафов-приборов, которые с трудом умудрилась рассмотреть в хороводе интерьера. Лампа светила ей прямо в лицо. Девушка вымолвила какие-то нескладные звуки в попытке позвать на помощь, но ее никто не услышал. Сбоку от хирургического стола расположилась каталка с человеком. Люба не узнала Станислава Владимировича, лежавшего в бессознательном состоянии. Девушка слышала, как кто-то подходит к ней. Звуки были сильно искажены и слышались протяжно и низко.
– Любовь Алексеевна, вы проснулись? Замечательно. – Произнес Резников, подготавливая инструменты для предстоящей операции, длиною в ночь. В одиночку ему будет очень сложно сделать из двух человек что-то, что может убивать, ведь на создание суперсолдата, обычно, уходили месяцы, так как есть процессы, которые ускорить было невозможно. Но в ситуации Михаила, достаточно солдата попроще.
– Знаете, в какую игру я люблю играть больше всего? Это не шахматы. Нет. Это морской бой. Я люблю эту игру, потому что никогда не проигрываю. А не проигрываю потому, что всегда расставляю все корабли кроме одного, – ученый набрал в шприцы Пропофол, – одного маленького одноклеточного кораблика. И благодаря этому всегда побеждаю даже самого матерого соперника. Ну, а теперь пора спать, впереди длинная ночь. – Руководитель госпиталя проверил фиксацию рук у обоих и принялся вводить препарат…
***
Едва солнце, осветив пустыню, показалось из-за горизонта, в еще спящий город въехали два бронетранспортера. Военные машины двигались быстро. В первом БТР-е у самого десантного люка занял место Дмитрий Бережной. В свои тридцать он уже успел дослужиться до старшего лейтенанта, получить несколько ранений и заработать почетные награды. Все это было важно и ценно для советского солдата, однако, частые и долгие командировки в Афган окончательно разрушили семью. Теперь он видел своего сына лишь на фотографии, которую бережно хранил в своей каске. Эта командировка должна была быть последней, и он обещал сыну вернуться. Бывшая жена была не против их общения. Дмитрий не раз представлял их встречу. Как он берет своего, хоть и восьмилетнего, но такого взрослого сына на руки, обнимает и нежно целует. Эта картина очень часто появляется у старлея перед глазами. С этими мыслями он засыпает и с ними же просыпается. Казалось, что только этим теперь Дима и живет.