Перемены в характере бабы Яги просто невиданные. За три седмицы запомнила — ежели с первого раза ее просьбу не выполнить, второй раз такого ворчания наслушаешься… А здесь — тихая, ласковая. Чудо впрямь!
Лихо будить не стала: скорее завертела тесто на пироги, попутно придумывая, чем начинять стану.
Добрый молодец все с Ягой беседовал и на меня глаз косил. Огромный-то какой! Ярка рядом с ним ребенком покажется. Кулачищи — полголовы лошадиной, плечи — коромысло, макушкой чуть ни в потолок упирается. Борода рыжая, словно топором рублена. Такой и топором подстрижется — не поморщится.
— Не захворала, матушка? — молодец беспокойно глянул на ведьму. — Гляжу, стряпуху взяла. Совсем сил нет готовить?
— Что ты! — старушка игриво склонила голову. — Гостья моя, домовуха. Пущай поможет — справная ведьма. Василисой кличут.
— Дивляновной.
— Иван — коровий сын, — не растерялся богатырь. — Будем знакомы.
— Будем, — отправив нарезаться капусту, буркнула я.
Не переняла радости Яги от появления незваного гостя в избушке. Настроившись на тяжелый разговор о сгоревшем селе, надеялась сегодня его и закончить. Теперь откладывается беседа, а потом снова рану бередить придется.
— Баньку тебе истоплю, касатик, — ворковала бабушка. — А вы пока с Василисой поболтайте. Дело молодое, — накинув на плечи пуховый платок, она скрылась за дверью.
Молодое дело у нас с богатырем не заладилось сразу. Здоровенный детина отлично уплетал пироги, собирался в баньку, а в разговорах оказался слаб. Еле стерпела, пока Яга домой вернется. Слушать о том, как Иван лихо вбивает татей по пояс в землю, уже не было сил. Первый десяток бедняг в моей голове уложился кое-как, а дальше и считать перестала.
Оказалось, что дюжина пирожков с капустой — присказка, а за сказку Ивашка собрался приняться после бани. Пришлось наготовить полный стол и кваску не забыть.
Довольный распаренный богатырь под опекающим взглядом бабушки Яги с удовольствием уплетал кушанья, утирая рукавом рыжую бороду. На том пополнявшие молодецкую силу обряды не закончились. Ведьма собственноручно замесила в огромной кадке тесто: накидала трав разных, сдобрила шепотками волшебными. Выдернув заслонку топки, старушка разгребла кочергой почти остывшие угли и внимательно вгляделась внутрь.
— Василиса Дивляновна, косой глаза завяжи, — ухмыльнулась она, — гостю раздеться надобно.
Я только бровь подняла, а молодец и не удивился. Не дожидаясь, пока отвернусь, он принялся стягивать влажную после бани рубаху. К щекам хлынула кровь. Мигом встала к гостю спиной и зажмурилась для верности. Слышала, как шлепает тесто по телу, как баба Яга складные заклятья шепчет. Интересно сделалось. Закусив губу, набралась смелости, стыд отогнала и через плечо вполглаза посмотрела.
Матушки! Стоит Иван — коровий сын, с ног до головы тестом обмазанный, а ведьма уже лопату хлебную достала.
— Прыгай, Ивашенька, — бодро скомандовала старушка, подставляя ее.
Богатырь присел на лопату да ноги поджал. Даже не скрипнула деревянная утварь, словно хлеб приняла — не молодца. Баба Яга поднатужилась, ухнула, подняла Ивана и прямо в печь на лопате отправила.
— Подглядела все же, — заулыбалась ведьма, задвигая заслонку.
— Ты чего, бабушка, испечь его взялась?
— Да уж прям, — буркнула старушка. — Иль ты сказкам злым веришь?
— Не верю, — повернувшись, твердо заявила я.
— Вот и правильно. Погреется в печи молодец, а как тесто коркой встанет, я его выну. Очистим, причешем — как новенький станет. Ворогов по шею в землю вгонять будет.
— Ой, хватит про ворогов, — выдохнув, присела на лавку.
— Вижу, и тебе Ивашка про свои молодецкие забавы рассказал, — засмеялась ведьма. — Ладно, хватит болтовни. Стели гостю на ночь. Спать уж пора, полуночничать нечего.
С постелями выходило плохо. В тесной горнице избушки на курьих ножках еле поместилась кровать, которую я же и сотворила. Сколько сил потратила — один леший ведает. Домовуха — не плотницких дел мастер. Второе место для сна — печь, а третьего-то нет. Богатырю, как дорогому сердцу ведьмы человеку, положено спать на теплой печке. Ягу на лавку отправить совесть не позволила, пришлось самой устроиться на узкой дощечке.
Сытый и довольный Иван захрапел, едва голова подушки коснулась. Яга тоже недолго ворочалась, а мне сон не шел. Присяду, снова встану. По прохладному полу в темноте босыми ногами пройдусь да улечься пытаюсь. И как гостю нашему во сне не икалось — диву даюсь. Такими словами про себя распекала — стыдоба.
Сдвинула три сундука, кинула покрывала и калачиком свернулась — так лучше будет. Глаза сразу принялись слипаться. Пяткой нащупала книжку на крышке сундука брошенную. Не убрала, не спрятала, но силы встать так и не нашла, заснула.
Сквозь сон почувствовала жгучую боль в ноге. Обожженная, подскочила, за пятку схватилась. Голова после короткого сна соображала туго, но картина, явившаяся взору, заставила резво в себя прийти.
Перед сундуком у раскрытой книги стоял Иван — коровий сын. На страницах ярким черным пламенем полыхали руны. В колдовском свете остекленевшим взглядом молодец заворожено глядел на чудо и не шевелился. Знаки разгорались сильнее, начинали отрываться от страниц, оставляя нити, что смола растаявшая.