Я свирепо покосился на разглагольствующую виртуальную дрянь, которая уже успела сменить драное боевое одеяние на чинную профессорскую мантию и водрузить на свою мохнатую переносицу какие-то странные стёкла в металлической оправе. Типично елаевское ехидство: он страсть как любит подобные словесные выкрутасы, будучи в подпитии. Ладно, эту выучку я как-нибудь ему припомню, а пока…
О, какой выпад правой! А потом ещё и левой!
Ай, да наш клиент! Сколько силушки-то наел! Такими ударами внутреннюю обшивку вездехода можно запросто проломить. Что он, кажется, и сделал. А ведь обшивочка-то из термостойкого пластика!
Нет, момент для нападения выбран правильно: Глеб приказал ему встать, вытянуть вперёд руки, а сам полез за наручниками. На это, естественно, клюнули — ну и вмазали от души, целясь прямо в челюсти. Верхнюю и нижнюю. Если бы попали, то…
Впрочем, нельзя сказать, чтобы так уж взяли и промахнулись. Во всяком случае, та самая квадроустановка функционировать теперь вряд ли сможет.
Елаев, разумеется, ответил. Единожды, ребром ладони, и как раз туда, куда нужно. Больше не потребовалось.
— Тьфу! Действительно, распоследний фрайер да в самой натуральной консервной банке! — презрительно сплюнул «Крысс», — (плевок очень медленно пролетел через кабину до экрана, последовательно меняя все цвета радуги, и точно впечатался в перекошенную от боли физиономию поверженного верзилы). — Он такой же сотрудник Службы Безопасности, как я непорочная невеста Всевышнего из «Элиты»!
Я снова покосился на него — на сей раз с некоторым интересом, ибо он принял облик прелестной, молоденькой крыски с модельной кок-причёской и мини-платьицем с глубоким вырезом от знаменитой фирмы «Зигфрид». Длиннющие ресницы, чувственные розовые губки и симпатичнейший хвостик, кокетливо перекинутый через лапку с бирюзовыми коготками.
— О, Никомед! — мастерски синтезированное колоратурное меццо-сопрано, усиленное многоканальным «стерео», заставило меня вздрогнуть. — Вы не могли бы оказать посильную помощь капитану? Ему одному такого борова сюда не перетащить!
Вот против этого не поспоришь. Оба вездехода уже находились в абордажной связке, и Глеб с озабоченным видом смотрел на громоздкую тушу своего противника, которая в лежачем виде заняла аж треть кабины пилотов. Он ухватил её за ноги и попытался было стронуть с места, но сразу отказался от этой безнадёжной затеи.
— Послушай, Ник, — нерешительно обратился он ко мне, — а если мы зацепим его тросиком и…
— Отойди-ка в сторонку, — хладнокровно посоветовал я, проходя сквозь манерно пискнувшую «Крыссу» и ловко перепрыгивая в распахнутый настежь «интелграв». — Ты своё дело сделал, теперь моя очередь…
Не зря же я увязался с ними! Да и нервное напряжение необходимо снять.
Елаев пожал плечами и одним прыжком вернулся в свою машину, на лету отвесив хороший шлепок хвостатой красавице (та моментально испарилась с жеманным, вибрирующим: «Ой-ой-ой…»). Я же неторопливо подошёл к распростёртому телу, наклонился и, ухватив за волосы, приподнял голову.
Что ж, со свиданьицем, милейший Никколо Ванетти, «Никки № 2»! Ты похож на меня, но, как бы это лучше сказать… «От ступней и до пупка, от зубов и до виска». Скуластое, круглое лицо, довольно редкие светлые волосы в спутанном проборе и ямочка на выступающем подбородка — это всё моё. А вот остальное… Я чувствителен к хорошей еде и люблю изысканно покушать, но испытываю бессознательное отвращение ко всем чревоугодникам по убеждению. Сейчас особенно хорошо заметно, что величавая дородность этого господина с мутным, заторможенным взглядом полностью трансформировалась в тривиальное, объёмистое брюхо. Того и гляди, брюки лопнут.
Становлюсь на колени и быстрыми движениями растираю ему уши. Ага, шевельнулся — стало быть, обойдёмся без специальных препаратов. Ещё несколько восстановительных упражнений по методу: «Раз по щёчке, два по щёчке…» — оп, клиент готов!
— Встать! Встать, ничтожество, кому говорю!
Он, похоже, собирался немножко поиграть в беспамятство, но его толстая шея непроизвольно отреагировала на слишком уж непривычное обращение, дёрнувшись в сторону. Глаза широко раскрылись, и вместо недавней мути в них заплескалась неприкрытая ненависть.
Гляди, какой обидчивый! Вольготно же он жил на своей планетке! Нет, безусловно, взяточник.
Выпрямляюсь и продолжаю легонько, но очень обидно пинать его носком ботинка под рёбра. Верзила довольно шустро переваливается на бок, а потом неожиданно резко взмахивает одной из верхних конечностей, намереваясь схватить меня за щиколотку. Первая попытка заканчивается неудачей, а вторую я в корне пресекаю чрезвычайно болезненным тычком в ухо.
Тонкий, совсем не мужской вопль и очень даже мужские ругательства…
Эта нервная реакция мне хорошо знакома по рабочим ситуациям. На очереди истерическое удивление, очень быстро переходящее в тихий ужас. Что поделать: несмотря на полную неспособность к продолжительной драке, просто бить я умею слишком серьёзно и эффективно. За что, собственно, и ценят.
Позволяю ему присесть на корточки и наношу резкий удар коленом в самый кончик носа. Раздаётся уже не человеческий, а какой-то поросячий визг, переходящий в протяжное коровье мычание, а затем и в сдавленное оханье. Две струйки тёмной крови, выползающие из-под сжавших лицо мясистых пальцев, отчётливо пачкают дорогую полупрозрачную куртку.
Нос — один из самых чувствительных к физическому воздействию органов. Как и упоминавшееся ухо. А ну-ка, напомним…
— Уй-юй!!
Да-да, я верю, что очень больно. А теперь снова за волосы и — рывком назад. Так, отлично: глазёнки уже утратили всю свою воинственность, и ничего в них больше не наблюдается, кроме первобытного, животного страха.
И это мне видеть не впервой — насмотрелся на допросах. Небольшое жёсткое рукоприкладство плюс отвратительная перспектива дальнейшего публичного унижения действуют на подследственного куда лучше изуверских психотропных «ломок». Начальство тоже довольно: и дело делается, и материал особо не портится. Правда, порой самим исполнителем брезговать начинает — ну да ничего, переживём…
— Мальчуган, советую тебе незамедлительно встать на резвые ножки и пройти в наш вездеход. И учти: больше столь вежливо я просить не буду!
Сразу ожил. И шустро засеменил по указанному мной направлению — на встречу с давно заготовленными для него наручникам.
Глеб только глянул на его расквашенную физиономию — и сразу отвернулся. Потом пересилил себя и быстренько окольцевал присмиревшего беглеца. Затем коротким толчком в плечо усадил в мое кресло. Подумал и бросил ему на колени походную аптечку.