БЛОК СОБЫТИЙ № 2 (Агнесса-Лорелея Рейн)
3. Агнесса-Лорелея Рейн (она же Наталья Лайко или «Натали», она же Кэролайн Ролль. Разведчица).
Сообщение о смерти лесных вервольфов я получила во время своего отдыха на приморском утёсе. Мой Скель вдруг вскинул вверх морду и дважды издал короткий вой с интервалом в несколько минут. Это означало, что где-то под землёй далеко отсюда произошла схватка, во время которой сначала погиб один, затем другой. Что-то пошло не так.
Лупить из энергетических спецсредств в Подземельях, где мало свободного пространства, но очень много разного металла, и самый распоследний дурак не станет. От парализатора толку немного, а пулевого стрелкового оружия у здешних жителей не имеется. Значит, Никомед отправился на организованную мной встречу не один, а под охраной сверхсильных витязей? Разумно, но отчего не предупредил? Или любовь любовью, а доверие врозь?
Ладно, скоро узнаю так или иначе. Хотя сложно сказать, какой из двух вариантов предпочтительнее. Если Энн-Королёк в итоге выжила, то мне с работой будет полегче. А если нет, то спокойнее. Сердитая и упрямая она слишком, трудно с такими.
Очередная горделивая морская волна что есть мочи ахнула по скале внизу под моими ногами и разлетелась в холодных брызгах. Крайний север… здесь ранняя осень совсем иная. Почти весь день сумрачно и мистически мрачно, а короткие приступы солнечной, ветреной погоды полны какой-то необъяснимой тревоги. Скель особенно остро это чувствует и начинает проявлять признаки беспокойного нетерпения − бесперечь озирается и скалится, вот как сейчас. Ну да, ему нужно совсем другое солнце: ночное, волчье. Потерпи, дружок, скоро увидишь. Затем сюда и забрели.
В натуре так получилось случайно: я заприметила на автоматической карте северной трассы выход на поверхность и без особого раздумья направила борт-дрезину вверх. И самой осточертели внутрипланетные лабиринты, и волчка пора было подкормить. При крайней надобности он и сам отыскал бы путь к нужной ему энергии, но не мешает показать, что и я, его хозяйка, тоже в ней нуждаюсь. Мы с ним разной крови, но схожих устремлений. «Промежуточного соответствия», как провозгласил бы Филипп-Учёный, крот его дери.
Вот ещё одна головная боль. При последней встрече с ним я даже растерялась: куда подевался хитренький, самоуверенный мужичок, которого я знала столько лет, и откуда взялся этот дряхлый, разобиженный на весь белый и искусственный свет неврастеник? То наденет свой дурацкий аристократический галстук, то снимет; то лается на Хельгу почём зря, то заискивающе спрашивает совета, как с ней помириться… Давно пора было отстранять дедушку от важнейших дел и переводить научные стрелки на его заместителей Захара Захарова и Тима Тимсона. Или даже на талантливого Мурадова, хотя он ещё молод и горяч не в меру. Имелись подобные планы, делались осторожные попытки, но… но всякий раз наш старый заслуженный хрыч успешно демонстрировал свою двухсотпроцентную незаменимость. После гибели покровительствующей королевской четы у него сохранилась полная колода древних козырей, наворованных им в тайных архивах. И не в записях, а в головушке, на память он пока не жалуется! Оригиналы уничтожены − вернее, оригиналом теперь является он сам. И как быть с этим дряхлым кладезем бесценной информации? Пытать Филиппушку, что ли? Тоже способ, и добровольные исполнители найдутся. Многие давно готовы − например, тот же милейший господин Тимсон. Даже без страшных подручных средств справится. Одними своими ногтями и зубами, только клочья лететь будут! Если к этому изуверству всё одно дело идёт, то сейчас самое время. А иначе… Маловероятно, но вдруг атаман Тит решил вернуть сюда своего Вьюнка-Вьюгу? Ага, полноценной Чужой нам тут и не хватает! Получится третья биотрансформенная несовместимость с дворцовыми «Масками» и с моими сторожами. Междусобойный хаос вместо делового покоя − оно надо? Тем более на финише?
И вот ещё загвоздочка: свои идиотические жалобы на плохое к нему отношение Филипп порой перемежал столь осмысленными, точечными взглядами на меня, что кроме фразы: «Да он ловко придуривается!» ничего больше в голову не приходило. Очередные головоломки − лишние, ненужные, осточертевшие за девять лет работы здесь. И если бы не появление Никки Коревича и не вспыхнувшее вновь чувство к нему…
Я это оголтелое бабство пыталась в себе подавить, но безуспешно. Безуспешно! Между нами двадцать лет возрастной разницы − разуму наплевать, а животная природа самки чуть ли не безмолвные истерики устраивает: последний твой шанс, иначе одна останешься! До самой смертной смертушки! Подумаешь, я полтинник в одиночестве отмахала. Мужчины бывали и благополучно сплывали, и до сих пор ни малейшего внутреннего дискомфорта я не испытывала. И вот принесло же на мою голову и на кое-что пониже этого странного парня! И ежели он чувствует зеркально то же самое…
Я не утерпела (ну, баба же!) и вскользь поинтересовалась, как он без меня обходился все эти годы? И получила ответ, полный невероятной пацанской гордости: «Ни единой постоянной любовницы − только редкие актрисы!» Я знала, что на «актрисок» он падок с юных лет, но промолчала, естественно. Тем более, что сама сидела как бы замужем за Андрисом Лайко, моим профессиональным прикрытием на этой планете. Недолго, правда, с полгода, а после он пропал без вести. А потом были Курт Фоген, Леонид Гар-Гекоев, Эрик Шедуэлл… Совмещение приятного с полезным, секса с работой по выслеживанию. Своеобразная возрастная дамская романтика. Наверное, поэтому в авантюрных разведках так много женщин-одиночек. Но в пределах моего возраста и немного выше их всего две − я и Дюнштайн. Приятная компашка, да. У неё явные проблемы с гормонами − у меня с этим полный порядок. Последние три годочка в Подземельях мальчики не попадались от слова «совсем», и в ход шёл банальнейший вибратор. Не военный в космическом пространстве, а интимный, для живой плоти. Долгие судороги, жгучее наслаждение − и можно радостно жить дальше! Мозг получает сигнал, что я «размножаюсь», и награждает своего носителя за послушное и регулярное выполнение наиглавнейшей природной программы. Такая вот примитивщина, сродни всей остальной физиологии. «Нормально, а чо?», − сказала бы Алина; «Ищите богов и за пиршественным столом, и в туалете, и в постели!» − подхватил бы профессор Вольфрам фон Плюу из «Садиста». Утешение, крот вас всех…
Волны шли на утёс накатом, порывы ветра то слабели, то усиливались. Поздний вечер или ранняя ночь − на материковом севере особой разницы не чувствовалось. Было в меру светло при очень далёком, беззвёздном и бесцветном небе, лишь слегка желтевшем на западе. С трёх сторон подступал океан, покрытый колышущейся пенной сталью; порой казалось, что так дышит сама планета. «Но здесь не живой мир, а мёртвый − лишь простор да воля, никому не нужные. И нет ни людей, ни животных. Разве что отвага напополам с бедой занесёт сюда героя. Или бога пошлёт вестником бог…» − воистину так.
К героической и уж тем более к божественной сущности я не имела никакого отношения. Поэтическим или философским даром тоже не страдала. Поэтому ощущала себя исключительно одинокой женщиной, присевшей отдохнуть на камушке после дальней дороги. Хотя со стороны, наверное, выглядела романтично: стройная, в десантном облачении; на боках бластер и парализатор, у ног зверюга жутковатого вида… И вдобавок возможная могильщица этой звёздной системы. Или спасительница − всё зависело от моего доклада.
А он был неполон. Главного я так и не узнала − интересно, смогла ли Дюнштайн? У нас одни и те же работодатели, поэтому в итоге не столь уж важно, кто первым добьётся успеха. Правда, при её победе нам предстоит поменяться местами в разведрейтинге, и я утрачу свою вторую лидирующую позицию. Немножко неприятно для гордости, но глобальной важности не представляет − чай, не юная курсантка, а матёрая профессионалка! Которой самый раз завершать активную «полевую» карьеру и переходить в управляющий аппарат. Достойные предложения есть, моё имя и позывные по-прежнему на слуху. Плюс уникальный, долгосрочный контракт особой галактической важности. От него в своё время отказалась сама Антуанетта Аввакумова, «А-А», третий топовый номер и тогда, и сейчас. В кадровом отделе под большим секретом и по знакомству мне раскрыли причины её отказа, понятные и прагматичные: работа в глуши, дело слишком секретное, шумного успеха не предвидится… А я взялась, будто подначенная ею: вот возьму и сыграю при минимуме козырей, коли ты спасовала! Да, вервольфы и подземные маршруты − так себе карты в подобной рисковой игре. Алину обеспечили лучше: один прибор управления «субстанцией смерти» чего стоит…
Я до сих пор не знала неудач, хотя своим главным триумфом в «Садисте» во многом обязана Коревичу. Он и теперь помочь не против, мы здесь не конкуренты. Почему бы и не согласиться?
Скель вдруг вскочил, вытянулся и замер с высоко поднятой остроухой мордой − призыв луны, несомненно. Видеть не видит, а почуял. Я тоже встала и по-своему скопировала его позу. Для него необходимость, для меня ритуал − ежемесячный, в течение уже трёх с лишним лет. Как бы в законченную привычку не вошло.
Зверь шумно дышал, его лохматые бока равномерно вздымались. Я совсем ничего не чувствовала, но тянула ввысь руки, и это было плохо. В непостижимое можно верить или нет, но вот притворяться верующим в любом случае нельзя. А уж мне, «элитной» девочке, совсем стыдно. Родители с детства лбы крестили, дядя хорошую карму синтетическим вегетарианством усердно зарабатывал, дедушка с бабушкой целый век созерцали некие заоблачные дали − в общем, моральный прессинг был что надо. От меня отстали только в девятнадцать лет, когда я раскрыла так называемый «Заговор медленных метеоров» и сразу стала «экстрой» (генеральский чин в армии, между прочим). Ну а далее пошла-поехала сугубо мирская, грешная жизнь.
Селена, наконец, обнажила свою бледно-зелёную плоть − волк протяжно завыл, я молчала. Что сверху, что снизу − откуда ни глянь, картина была дикой, сюрреалистической: мёртвый океан под саванным небом, и два непонятных существа на тысячи безжизненных миль вокруг. Я представила, какая здесь ночами бывает тишина при полном штиле, и тоже едва не взвыла от души.
Нормальная реакция на непостижимое, игра воображения тут ни при чём. Просто когда вдруг, толчком, постигаешь, что смерть есть норма, а жизнь − извращение, впору и свихнуться.
Пора было возвращаться, путь предстоял неблизкий. Короткие местные трассы я уже просканировала, но выборочно, для педантичной очистки совести. И без проверок ясно, что ни трансформеры, ни оборотни в них не прячутся. Поскольку нечего им тут делать в отсутствии человека. Самый настоящий край света! Когда-то и в этих местах жили, если дороги протянули аж до ледяных морей. Хотя, возможно, так сделали ради порядка. Уподобившись хорошему садовнику, который при работах на участке почистит и подметёт даже те старые тропки среди густых кустарников, куда никто не заходил и не заходит. Ordnung muss sein.
Я включила на поясе «световой поводок», и он мгновенно связал меня с конечной точкой выхода из подземной шахты. Современная нить Ариадны, без которой человеку по-прежнему не обойтись. Слишком часто приходится странствовать и ночами, и в лабиринтах.
Скель закончил своё мистическое насыщение и нагнал меня у самого люка − его металлопластиковая крышка, облицованная маскировочным известняком, была предусмотрительно оставлена открытой. Пришлось вызвать подъёмник, так как спуститься по вертикальной лестнице, пятясь, не под силу даже генетически модифицированному зверю. Вверх он взбирался сам без проблем.
На пятнадцатиметровой глубине нас поджидала борт-дрезина − я так называю большую, продолговатую коробку без крышки с узким сиденьем во всю длину. Она крепилась на тонкой трубе типа монорельса и передвигалась по ней с приличной скоростью для столь хрупкой конструкции − полсотни миль в час вполне удавалось сделать. Способ движения был явно не гравитационным, но каким именно, я не знала. А название пришло в голову по аналогии с уже настоящей дрезиной на солидной металлической опоре, подчинявшейся лишь обычным мускульным усилиям при помощи рычагов. Примитивно до смеха, но в районах техноблокады никак иначе перемещаться было нельзя. К счастью, таковых на нашем пути не имелось.
Предстояло отвалить на двести миль южнее, к точке прыжка, минуя самые разнообразные туннели. Тот, что перед нами, был настолько тесным, что машина-коробка еле в нём помещалась. Тем не менее, я сразу же включила карту и вывела наружу поисковые датчики − чем Локи не шутит, пока Один спит! К тому же трассы вполне могли перестроиться, пока мы прохлаждались у моря. Не кардинально, но с сюрпризами. Поэтому в самом начале даже незначительного пути требовалось повышенное внимание.
Ну, точно: маршрут-коррекция выдала смещение в пятнадцать градусов к востоку. Не ловушка, но… А может, и она самая, на дилетантов. Доверься мы автопилоту, он загнал бы нас чёрт знает куда, в самое царство сказочных Гримтурсенов. Да-а, без точных знаний и систем слежения внутрь Терры лучше не соваться.
Разместились мы единственно возможным способом: я впереди за пультом управления (ручной регулятор скорости, дисплей состояния и ничего больше), а вервольф устроился впритык чуть позади на полу рядом с туго набитой походной сумой. Сверившись со схемой, я медленно тронула с места, на первой же развилке перевела машинку на соседний рельс и начала постепенно набирать ход. Вскоре мы уже неслись почти на пределе наподобие горошины в пустотелой трубке. Вполне безопасный участок пути, к сожалению, очень короткий. Он является переходным от недр планеты к её поверхности и не таит в себе никаких сюрпризов.
Всё хорошее и безопасное заканчивается слишком быстро − наверное, чтобы жизнь мёдом не казалась, перефразируя известную армейскую пословицу. Минут через десять стены трубы круто разошлись, а затем и вовсе исчезли. Основная часть пути, дикие Подземелья.
Почти бесшумно мы неслись в пространстве, размеры и очертания которого определить не представлялось возможным из-за пластов темноты разных оттенков, которые то подступали чуть ли не вплотную, то рассеивались по сторонам, как при морском приливе-отливе. Подсветкой служила лишь сама рельсовая трасса − бело-жёлтая, тусклая, равномерно мерцающая. Один раз я включила на карте отображение масштаба, но сразу погасила, ибо он показал аж стометровую пустоту сначала слева и справа, а потом вверху и внизу. Может, так оно и было в реале, но о некоторых вещах лучше не ведать, не думать. Без конкретной на то необходимости.
Так привычно и однообразно прошёл час, затем другой. Мои датчики-антенны бездействовали, что тоже косвенно указывало на полное отсутствие предметных контактов. Вскоре должны пойти классические тоннели, где пол, крыша и всё остальное находились на своих законных местах, и я с нетерпением их ждала. Однозначно лучше быть внутри чего-то прочного, чем в непроглядной пустоте. Особенно при скором движении.
Каменные стены возникли по бокам как всегда неожиданно, добавив своё, не слишком приятное, гнилостно-зелёное свечение. Объявился и потолок, причём гораздо ниже, чем на первоначальном пути − вряд ли теперь получится даже выпрямиться во весь рост. Мы здесь уже проезжали и всё проверили − ничего подозрительного. Сейчас также царил покой (хотя и без уюта), но вот видимое уменьшение высоты мне не понравилось. И насторожило. Пространство же не само по себе растёт-увеличивается-уменьшается, а в результате действия некой механики, не иначе. И запросто опускать-поднимать каменные плиты на метр-другой возможно лишь при помощи управляемой рабочей гравитации, которая на этой планете не в чести. Или же…