Или как разгадать какую-то загадку, над которой билось все человечество.
Или как первый раз взаимно влюбиться.
В голову лезут одни банальности, но в одном она уверена совершенно точно: чем бы ни был этот странный приступ в туалете, он стоил того, что она чувствует сейчас.
И нельзя, ни в коем случае нельзя никому говорить об этом. Это огромный секрет, которым должна обладать только она.
Саша выходит из туалета с ощущением острой тайны за пазухой. Ей хочется поделиться со всем светом, это желание почти физически колет ее при каждом шаге; но она никогда не сделает этого. Серое офисное пространство становится сродни средневековому замку; столы и компьютеры превращаются в лабиринт, коллеги — в чудовищ и воров, жаждущих отнять ее секрет. Саша пробирается к своему столу, стараясь не расплескать это чувство сокровенного…
— Макарова! Где Макарова?
Ну твою же мать. А вот и главный злодей.
К ней меж столов и принтеров пробирается Вадим Игоревич — самодовольное, сильно дезодорированное чудовище, по прихоти судьбы играющее роль начальника. Худой мальчишка, на котором пиджак висит, как на вешалке, получил место только благодаря папочке — режиссеру программы. Таланта ноль, мозгов и того меньше, но апломба — хоть на каравай мажь. Требует обращаться к нему на «Вы» и считает себя героем-любовником. Слава богу, Сашей он никогда не увлекался. И что ему только понадобилось?
Сзади Вадима семенит Катя. А вот и ответ.
Начальник окидывает Сашу пристальным взглядом.
— Макарова, мне сказали, вам плохо. В чем дело?
Вот ведь Катя с ее гиперзаботой! Надо бы ей уже детей завести.
— Вадим Игоревич, все нормально. Съела что-то не то. Мне уже легче.
Мужчина снова оглядывает ее с ног до головы, задерживается на волосах. Саше становится неуютно под его взглядом. Она нервно перекидывает свои волосы за спину.
Вадим вздрагивает. На долю секунды его лицо приобретает какое-то совершенно дебильное выражение; будто он в одночасье впал в раннее детство. Саша моргает. Нет, все в порядке. Видимо, показалось. Что за день сегодня такой?
— Макарова… Зайдите ко мне в кабинет, — наконец произносит начальник, неестественно долго проговаривая слова. Потом поворачивается и идет к двери — идет как-то рвано, будто ногу натер или камешек в ботинке мешает.
Саша вздыхает и следует за ним, на ходу оборачивается к Кате с желанием шепотом сказать ей пару ласковых, но осекается. У Кати на лице то же самое выражение — словно у нее в мгновение ока отрезали часть мозга. Она стоит, перекатываясь с пятки на носок, а в глазах — бесконечная собачья печаль.
Саша отворачивается. Ей почему-то становится страшно.
В кабинете у Вадима все настолько статусное, модное и стильное, что невольно сводит зубы. Если весь остальной офис похож на обычный редакционный конвейер с остывшими чашками кофе, барахлящими компьютерами и тихими матюками, то здесь царит огромная и безоговорочная Современность. Блестящий новенький «mac» соседствует с прозрачными колонками, которые — Саша готова держать пари — не использовались ни разу. Навороченное кресло, сделанное по всем законам эргономичности, разве что летать не может. Стены выкрашены в белый цвет, только кое-где проглядывает кирпичная кладка — все по последним тенденциям дизайна. Напротив рабочего стола висит совершенно убогое полотно в стиле сильно пьяного Энди Уорхолла. Оно появилось месяц назад: папенька достал для Вадима пригласительные на какую-то очень модную выставку, где за бешеные деньги и было куплено это чудовище. Весь отдел потом две недели слушал про знакомство босса с «самым трендовым художником Москвы».
Саша терпеть не может все эти околостоличные понты. Москва для нее — это встречать рассвет на Воробьевых горах с бутылкой дешевого гранатового вина; это разбирать завалы научных трудов в узком коридоре съемной квартиры, где книжные полки тянутся до самого потолка; это часами гулять по арбатским дворам, ожидая открытия метро. В общем, Москва для нее — это живое существо, с которым можно говорить и жить, а не дойная корова с золотым выменем и наклейкой «Dsquared» на рогах. И Саше бесконечно обидно за город, когда такие, как Вадим, кривят губы в бородку и тянут: «Да я в Москве вообще жить бы не стал… Но вот деньги… Заработать — и можно в Европу. Там живут по-людски».
Словом, Саша терпеть не может таких, как Вадим. А Вадима, учитывая то, что он начальник, идиот и папенькин сынок — особенно.
Поэтому она старается отделаться от него как можно скорее.
— Вадим Игоревич, со мной все в порядке, правда. Спасибо за волнение. Я никуда не собираюсь идти, отпрашиваться тоже не собираюсь. У меня там работа не закончена. Я должна успеть к…
— Саша, сядьте пожалуйста.
По имени? Неожиданно. Именно этим словом можно объяснить Сашино послушание, когда она молча садится в кресло напротив руководителя. А он сидит и рассматривает ее, как какое-то произведение искусства: взгляд по губам, выше, к глазам, коснулся волос, отвел; на скрещенные на коленях руки, по ногтям, по самим коленям; снова по волосам…
С картиной он ее спутал, что ли?
— Вадим Игоревич?
— Саша…
Ненормальный день — окончательно делает вывод Александра, когда ее начальник вдруг сползает под стол и там, под столом, крепко обхватывает ее ноги. Утыкается в колени лицом, елозит по ним этой своей бородкой. А Саша как онемела. Все, что она может делать- смотреть на него и думать, что у него под пиджаком, задравшимся к чертовой матери, страшно мятая рубашка. И борода колется.
— Саша…