Одна красивая актриса сказала режиссеру Жене Евдокимову после читки:«Мне достанется роль Киры». Это смешно, потому что Кирау меня в пьесе вообще не появляется.
Слушая Кузнецову, о чем я думал? Думал я о том, сколь сильны внас, в каждом, последствия сталинского культа. Особенно ясно убедился я в этом на примере истории с Центральным театром Советской армии, где сначала пьесу приняли на ура и со слезами, а потом,после запрещения цензуры, также быстренько сбагрили, говоря:«Сами знаете, время сейчас какое...»
И поднимают при этом глазанаверх: мол-де сверху все это. А ведь это неверно. Наоборот. Ильичев и Хрущев хвалили Солженицына и говорили о необходимостипродолжать тенденцию в литературе, разоблачающую преступленияво времена культа Сталина. А тут у самих, внизу, проявляется проклятое «Чего изволите?»
Хотят быть правовернее Христа, хотят «правильно понять тенденцию». А потом, когда сами ж себе все винтикизакрутят, будут разводить руками, ахать, охать и говорить: «Ведь выж понимаете — разве мы виноваты?» А кто ж еще виноват, кроме нихсамих?! — Никто!
Начальник Управления культуры Моссовета Ушаков третьего дня,выступая перед завлитами московских театров, говорил, что мы будемвыступать против косяка пьес антикультовских.
Он говорил, чтосейчас уже анекдот пошел, что в одном театре (он имел в виду «Со-временник») собираются ставить антикультовскую пьесу таким образом,что вместо билетеров будут стоять переодетые энкавэдисты ивместо билетов они будут требовать пропуска; а все происходящеена сцене будет идти за колючей проволокой, и когда в антракте люди будут подходить к сцене, охранники на вышках будут кричать: «Отойди от зоны,иначе стреляю без предупреждения!» Его сотрудник Бахтин, отвечающий за Пушкинский театр, тем не менее высказался замою пьесу.
Приятно и то, что пьесу активно поддерживает ЦК. Правда,тов.Чернов не высказался активно за пьесу. Он оказал, что постольку,поскольку остальные товарищи, прочитавшие пьесу, за нее, то егомнение остается его мнением, и если коллектив считает нужнымпьесу ставить, то нужно ставить ее обязательно.
Главлит по-прежнему против и требует, чтобы театр перечислилфамилии тех сотрудников ЦК, которые пьесу читали и одобряют.
Когда я разговаривал c нашим завлитом, я ей сказал, что делать этого не надо, потому что это унизительно для работников ЦентральногоКомитета.
Сегодня должен ко мне приехать Леонов с «Мосфильма», чтобывместе с ним сидеть над сценарием. Сегодня же приезжаетМирингоф — с ним будем сидеть над пьесой ТЮЗа, а потом —режиссер из Театра Ленинского комсомола.
Со сценарием получилось любопытно. Писать его мне смертельноне хотелось. «Попробовав» театр, в кино не тянет. Если что — рядомс тобой нет Гурина с его оперативностью, точностью и четкостью вработе. С таким режиссером одно наслаждение работать. Он твердознает, чего он хочет, не мечется, не суетится и живет по принципу:«Слушать всех надо, а слушаться надо одного себя».
Так вот — когда директор театра Пушкина Михаил Петровичпозвонил директору 2-го творческого объединения «Мосфильма»Шевкуненко, чтобы «выцыганить» у него разрешение на постановку«Петровки, 38», Шевкуненко сказал: «Да что ж делать?! — Пожалуйста! Семенов ведь теперь года на три исчез!»
И было очень смеш-но, когда я взял трубку, чтобы поговорить с ним. Он тут же сталтребовать, чтобы я сдал сценарий немедленно...
Любопытное событие, происшедшее на совещании молодых интеллигентов у Ильичева.
Выступал там Володька Фирсов. Выступал плохо; с тех позиций,которые я не приемлю. Это — дубинка, где-то твердолобость и тасамая кондовость, которая всем нам порядком надоела. Но его выступление было, по-моему, значительно более принципиальным и честным, нежели выступления многих моих друзей — так называемых,ультралевых.
Почему? — Потому что искусство, как и политика, нетерпит двух стульев — либо, либо. А они — эти мои товарищи — выходили на трибуну, били себя кулаком в грудь, благодарили партиюза правильную своевременную критику, а потом спускались вниз и вперерыве спрашивали:
— Ребята, правда я выступал как сука?
Иему отвечали:
— Правда! По-моему, это недостойно художника. Художник долженотстаиватьсвою точку зрения, если он не согласен с критикой, или же приниматькритику, если он считает ее верной, но уже не говорить, что он выступает как сука.
То же самое, к сожалению, я должен сказать и о дискуссии в «Известиях» Ермилов — Эренбург. Конечно, Ермилов — фигураодиозная и глубоко антипатичная. Конечно, известинцы совершилитактический просчет, пригласив для подобного рода дискуссии со стольумным и острым человеком, как Эренбург, такого крабообразного хамелеона, как Ермилов.
Им бы надо было пригласить писателей вродеЧаковского, Кожевникова, Чуковского и поговорить всерьез. Увы, ИльяГригорьевич выглядел в своем ответе «Известиям» весьма неубедительно и жалко по-моему.
Опять-таки это проистекает от желания сидетьна двух стульях. И у меня возникает серьезный вопрос к гражданскойчестности Эренбурга.