Он осторожно усадил Аззиру себе на колени и, прерывая ее бессвязный истеричный шепот, постарался успокоить:
– Тихо, тихо, хорошая моя. С тобой ничего не случится, никто тебя не тронет, я не позволю, – и что-то еще в этом духе.
Намалеванные на ее ладонях и лбу глаза смазались, испачкав его одежду и кожу, но его это не волновало. Кое-как она затихла, лишь изредка продолжала что-то несвязно бормотать. Но из этого лепета он все-таки сумел выделить несколько фраз.
Она сказала:
– Он скоро приедет ко мне, мой вечный брат.
Она сказала:
– Я больше не буду одна. Он поможет.
Потом Аззира замолкла окончательно и застыла в руках Аданэя. Заснула? Он постарался не разбудить ее, осторожно перекладывая на кровать. Опасался, что если она нечаянно проснется, ей вновь завладеют болезненные видения.
Но когда Аззира открыла глаза, то уже ничем не напоминала испуганного ребенка. Плотоядно улыбнувшись, она обвила руки вокруг его шеи, и если бы Аданэй не был уверен в твердости своего рассудка, он решил бы, что предыдущая сцена ему лишь привиделась.
***
Мерзкий брат Аззиры появился во дворце спустя несколько дней. Мерзкий – потому что только это слово характеризовало его достаточно верно. Он возник – именно так – возник, будто ниоткуда, поздним вечером. Тихо, неслышно.
Гиллара, в отвращении скорчив красивое лицо, выплюнула: "Иди. Великий Царь окажет тебе честь и сам проводит к ней". При этом она с мольбой посмотрела на Аданэя.
Брат, которого тот уже успел мысленно наречь выродком, перевел на него тусклый рыбий взгляд, в котором не отразилось ни одной эмоции, даже легкого любопытства, свойственного большинству людей при первом знакомстве. Все так же равнодушно он отвернулся, потом вяло кивнул, не издав ни звука.
Позже, когда Аданэй длинными коридорами вел его к Аззире, он разглядел выродка внимательнее. И очередной раз удивился, как зло иногда природа смеется над своими созданиями. Выродок походил на Аззиру, при взгляде на него не оставалось сомнений, что они – близнецы. Но при этом он казался почти полной ее противоположностью. Такой же невысокий, он, в отличие от сестры, выглядел не изящным, а тщедушным. Белизна ее кожи в нем выродилась в нездоровую синюшную бледность, а гибкость – в то бессилие мышц, которое создавало впечатление, будто в теле его отсутствовали кости. И глаза, такие же зеленые, как у Аззиры, казались стеклянными, припорошенными пылью и совсем пустыми. Походка была шаркающей и сутулой. Руки, похожие на плети, апатично свисали вдоль тела. Волосы – как и у Аззиры черные, – производили впечатление давно немытых и липли к его покрытому капельками пота лбу.
Одним словом, этот брат действительно оказался довольно неприятным. И не только из-за отталкивающей внешности. Присутствовало в нём что-то еще, что-то неосязаемое, что вызывало неприязнь и отторжение. Аданэй даже начал понимать нелюбовь Гиллары к собственному сыну. Зато Аззира, как выяснилось, испытывала к нему совершенно другие чувства. Аданэй заметил это сразу, как только привел выродка в ее покои.
– Ты, – прошептала женщина, и глаза ее засияли.
Брат с сестрой медленно, будто заворожено двинулись навстречу друг другу. Оказавшись лицом к лицу, они соединили руки, все так же поглощая друг друга взглядами.
– Очень трогательно, – усмехнулся Аданэй – Ну, так я вас оставлю.
Кажется, эти двое даже не услышали его слов. На миг у него сложилось впечатление, будто они поглощены разговором, хотя с их губ не слетело ни звука. Словно они говорили глазами. Но Аданэй тут же отогнал от себя эту мысль как абсурдную и поспешил покинуть комнаты жены.
Аззира и Шлееп даже не шевельнулись. Они говорили. Аданэю не показалось, они действительно говорили. И если бы он услышал этот безмолвный диалог, то очень удивился бы и вряд ли захотел так быстро уйти.
– Мой брат, мой вечный брат, мой возлюбленный, мой отец, мой сын, вся моя жизнь. Весь мир – в тебе!
– Сестра! Вечная моя спутница, мой единственный смысл, все как тогда, мы снова вместе. Мы будем вместе вечно.