– Так почему тогда пялишься на них?
– Ну… ничего не могу с собой поделать. Но люблю-то я все равно тебя.
– Неубедительно. Но я решила. Я тоже буду делать танцы!
– Танцевать.
– Что?
– Правильно говорить не "делать танцы", а "танцевать". Сквернословить ты выучилась в совершенстве, даже Видольд обзавидуется, а вот с обычными словами пока не все гладко, – улыбнулся кхан.
– Хорошо. Танцевать, – поправилась айсадка. – Я научусь танцевать. И тогда ты только на меня смотреть будешь, а не на этих дутлоголовых. Завтра же дай мне наставника. Я приказываю.
– Слушаюсь, Великая Кханне, – Элимер расхохотался, увлекая свою развеселившуюся жену на ложе.
Какое же счастье испытывал он рядом с этой русоволосой девчонкой, которая оказалась его единственной сбывшейся мечтой.
II
Аданэй стоял в этой как всегда затемненной комнате, и ему стало сильно, очень сильно не по себе, когда глаза его, привыкнув к полумраку, выхватили из него тонкий силуэт Аззиры и ее лицо, искаженное ужасом.
Она застыла, вскинув руки и повернув их ладонями на Аданэя. И на этих ладонях, прямо в центре, выделялся огромный нарисованный глаз. Такой же красовался и над ее переносицей.
– Аззира, что это?
– Где? – вскрикнула она испуганно, как будто только что заметила присутствие Аданэя.
– Эти глаза…
– Да, глаза… – прошептала. – Это чтобы Те не подкрались, чтобы я их увидела.
– Кого?
Аззира подозрительно огляделась по сторонам и задрожала.
– Я не знаю кого, они где-то прячутся. Но теперь им не удастся, ведь у меня столько глаз. Столько глаз! – в осипшем ее голосе послышалась паника. Казалось, еще чуть-чуть и она завизжит от ужаса перед чем-то неведомым.
– Успокойся! – ему пришлось прикрикнуть, чтобы хоть как-то привести ее в чувство. На какое-то время подействовало, взгляд Аззиры прояснился, но вскоре опять помутнел.
– Они говорят, я обречена, говорят, я проиграю, я опять проиграю, мы проиграем. Они говорят, так будет, пока круг не замкнется. Они говорят, я проклята. Навеки проклята. Они смеются. Прогони их, пожалуйста, прогони, – тут ее плечи затряслись, а в широко распахнутых глазах загорелось пламя безумия.
Теперь Аданэй осознал до конца: плод кровосмесительной связи – его жена – действительно сумасшедшая. Но еще он поймал себя на мысли, что почему-то не испытывает того отвращения, которое испытал совсем недавно, узнав тайну ее рождения. Напротив, какая-то трогательная жалость овладела им. Она походила на запуганного больного ребенка, умоляющего о помощи. Исчезла темная жрица, исчезла студеная рыба – лишь бедное страдающее дитя смотрело ее глазами.