– Ну что ты, дитя мое, – с улыбкой обернулась Гиллара на этот неживой голос, – мы уже уходим. Лиммена вот-вот умрет, а тебе нужно отдохнуть перед тем, как занять трон.
Обладательница голоса медлительно, как сомнамбула, тронулась вниз по лестницам, сопровождаемая Гилларой.
Ниррас помедлил: он подозвал Аххарита, который крутился невдалеке от царских покоев.
– Поставь у входа надежных людей, – сказал советник. – Хотя нет – лучше сам встань. Никого не впускай и не выпускай, пока она не умрет. Даже лекарей. Сам за ней следи. Как только умрет, – Ниррас кивнул на дверь, – дай мне знать.
– Обожаю грязную и подлую работу! – откликнулся Аххарит.
– Да ладно, не кривляйся, – увещевательно вымолвил Ниррас. – Это мое последнее распоряжение такого рода. Если все пройдет хорошо, сделаю тебя сотником, а потом и тысячником, как и обещал.
– Я не постесняюсь напомнить, ты знаешь.
– Знаю, – кивнул Ниррас и отправился догонять Гиллару и свою дочь – Аззиру.
Скоро, уже совсем скоро Гиллара сообщит и ей, и народу, кто приходится отцом будущей царицы Илирина.
***
Оставшись одна, Лиммена опрокинула в рот очередную порцию капель. Но они не спасали от всепоглощающей боли. Теперь она жалела, что отказалась от яда, но добраться до него уже не могла: ослабевшее тело не подчинялось, не позволяло встать с ложа. Вонзив взгляд в пустоту, тяжело и поверхностно дыша, Лиммена словно выпала из окружающего мира. Пропали, растворились мысли, осталась лишь нестерпимая боль – и непонятно, которая сильнее: та, что в теле или та, что в душе.
"Боги, Боги, вы прокляли меня. А я проклинаю вас, жестокие Боги жестокой земли! Я проклинаю жизнь. И смерть я тоже проклинаю. И тебя, подлый, хитрый, гнусный раб… Айн… Аданэй… мразь… Тебя я проклинаю страшнее всех".
Мысль о кханади заставила ее разрыдаться. Как же она могла быть так слепа! Так слепа! Если бы она не поддалась гибельной страсти, она заметила бы, какой странный этот Айн. Отерхейнский акцент, надменность облика и необычайная красота. Разве так много в Отерхейне светловолосых красавцев, чтобы она не заподозрила в нем Аданэя? А ведь ей не раз описывали обоих наследников.
Но больнее всего, что она даже сейчас не могла его возненавидеть! Его взгляд, его прикосновения не уходили из памяти.
"Айн, как ты мог, как же ты мог?!" – это не укладывалось в голове.
Выходит, проклятый заранее все просчитал. Подружился с Вильдерином, попадался на глаза ей, Лиммене. И их первая ночь – о Боги! – была не случайностью, а замыслом ее врагов, замыслом суки Гиллары!
"Запомни, – говорила ей свекровь, – мы, цари, умираем среди стаи стервятников".
Что ж, у ложа Лиммены стервятников оказалось немного, зато какие!
Царица издала яростный не то стон, не то вопль, когда услышала подле себя чьи-то сдавленные рыдания.
"Кто здесь?" – устало подумала и с трудом повернула голову.
Вильдерин. О, как давно она его не видела. Как он сюда проник? Что он здесь делает? Повинуясь неведомому порыву, Лиммена подняла слабую руку и уронила ее на голову юноши, зарывшись пальцами в разметавшиеся черные волосы. Рыдания тут же оборвались. Вильдерин вскинул на царицу покрасневшие глаза, порывисто сжал ее руку и поднес к губам, покрыл нетерпеливыми поцелуями. Лиммена посмотрела на него в удивлении, а он сбивчиво заговорил:
– Не уходи! Не уходи… Я не смогу без тебя. Я не хочу без тебя… ничего не хочу. Пожалуйста, не уходи! Лиммена, царица, любимая, не уходи!