– От гибели тебя уберегла я, чтоб брата смог убить потомок элайету, иль сам погибнуть в схватке с ним. Мне все равно, который кханади родную кровь прольет – хоть оба. Ведь главное – чтоб умерли они лишь от руки друг друга, а не случайно и не по болезни, не от меча чужого, не от порчи. А испытанье… это просто так! Пусть Аданэй царем скорее станет, что к столкновенью с кханом приведет его, и к гибели – меня.
– Но ведь ты, как я понял, могущественна? Что тебе мешает привести сюда Элимера, поставить его передо мной и…
Его прервал хохот женщины:
– О, смертные! Милы вы бесконечно в своей лени!
Отсмеявшись, она продолжила:
– Ты дважды был во власти брата-кхана, и дважды он помиловал тебя. А потому помиловал, что ненависть еще края той чаши не переполнила… Когда же переполнит, вы столкнетесь, найдете и пройдете путь друг к другу – и Мир умрет, и я умру с ним вместе…
– Ты безумная! Зачем тебе уничтожать весь мир? – выдавил Аданэй.
– Бессмертна я, мне жить давно уж скучно, устала я невыносимо, ничего не манит. И лишь одно желание – покинуть это место. Хоть даже вместе с ним.
– Так возьми и убей себя сама, нет ничего проще! – воскликнул Аданэй.
– Ты ошибаешься, потомок элайету. Лишь посмотри! – вкрадчиво пропела Шаазар и поднялась с земли. В руках у нее сверкнул клинок, и не успел Аданэй вымолвить хоть слово, как она вонзила его себе в горло. Хлынула кровь, такая же красная, как и у людей. Но Шаазар только стояла и улыбалась. Наконец она вытащила нож, рана затянулась на глазах, а спустя миг не осталось даже шрама, который мог бы напомнить о случившемся. Аданэй, пораженный, замолчал. Шаазар заговорила сама:
– Могучее тело – нельзя уничтожить, я много пыталась, но даже огонь скользит, словно шелк: как ласкает. Но можем помочь мы друг другу. А впрочем… и выбора нет: тебе испытание нужно закончить, а без меня не сумеешь, погибнешь один на Тропе. Я не могу допустить…
– Я могу просто взять и повернуть назад, – возразил Аданэй.
Шаазар расхохоталась:
– Да, можешь, конечно, держать я не стану! Иди же, ступай, возвращайся ни с чем! И трон не займешь, и царем ты не станешь!
Аданэй не ответил: она и впрямь загнала его в тупик. Шаазар же, отсмеявшись, продолжила:
– Нужны мы друг другу, как ни смотри. Мне – смерть моя грезится, тебе – твоя жизнь. Ты станешь царем и убьешь врага-брата, а дальше живи… как угодно живи. Хоть долго и счастливо. Совесть твоя тебе же послушна, не станет мешать, и смущать не станет. Цепочка веков – для людей это много, не мало. Так долго для смертных! Успеют и дети, и внуки твои народиться и вырасти, потом умереть. И правнуки нити своей не прервут раньше времени, доживут до седин, и внуков узрят.
– Почему ты так уверена, что у меня нет совести? – огрызнулся Аданэй.
– Отвергнуть помощь, Илирин покинуть, и трон забыть, и месть, согласен ты? И умереть тихонько, незаметно, вдали от всех, и прежде, чем твой брат тебя отыщет? Согласен ты? И Мир тогда спасется.
Аданэю оставалось только промолчать. Шаазар же благосклонно заулыбалась:
– Не сомневалась я в твоем благоразумии. Жизнь дорога тебе – и правильно. Не нужно лишних жертв, ведь ты всего лишь смертный, слабый огонечек.
– Хорошо, хорошо, давай оставим разговоры обо мне. Лучше скажи, почему ты вообще все это мне рассказала? Тебе достаточно было просто помочь мне, ничего не объясняя.
– Моя то прихоть. Однако прав ты – болтовни довольно, ведь ждет тебя тот Мир, который По-Ту-Сторону. Ступай и не волнуйся – я стану управлять тобой, и жрицы все равно узрят то пламя, того мира, в зрачках твоих, когда вернешься ты. Теперь же дай мне руку!