— А! Слушай, — выставил он вперед растопыренную пятерню, словно рэпер. — Я там мужика в тот раз видел. Когда туда шел. Я начал вниз на луг спускаться, а он в это время к мостику через Серебрянку подъезжал. Вспомнил ведь. Башка еще работает.
— Ну-ну! — встрепенулся Посохин. — Что за мужик? Какой из себя?
— Мужик как мужик. Ехал на велике. Длинный такой. В кепке-восьмиклинке. Рубашка на нем в клетку еще была надета.
— Что за клетка? — уточнил майор.
— Ну, мелкая такая клетка, квадратиками. Черные квадратики, белые квадратики. Серые квадратики. Вроде… И еще джинсы на нем были. Синие.
— Лица не видел?
— Так он впереди был! Вернее, справа. Я не то что не видел, а так… Как бы сказать? Вполоборота! Если граммов двести накатить, я его мордашку сразу вспомню. Не всю, конечно.
Дронов поскреб пальцем висок.
— А! На нем кроссовки еще были с тремя полосками. «Адидас»! Их даже издалека хорошо видно.
— Возраст его можешь предположить?
— Ну, постарше меня, в натуре. Лет сорок.
— Может, ты и велосипед запомнил?
— Велосипед? Как его запомнишь?! Велик и велик. С багажником, с крыльями. Такой, как раньше делали. Несовременный вел. Черный! О, опять вспомнил.
— Отлично, Иван! Помог родной стране.
— Ну!
Дронов от похвалы прямо расцвел.
— Не заметил, велосипед был с ручным тормозом?
— Нет. Кажется, нет. Я пойду, Петрович? Меня там пацанва моя ждет.
— Еще один вопрос. Расскажи-ка мне про вашу схватку с Квасовой.
— Это когда она на меня с молотком кинулась? Да что рассказывать-то? Народу там было до хрена — все видели, что не я начал. Подумаешь, телка какой-то там занюханный цветочек съела! Не розу же… А эта старая прокладка на меня прямо от ворот с молотком сиганула! Что, мне надо было ей лоб подставить? Клумба ее! Улица ее! А то не яйца! Или не по закону?
— Все нормально. Угроза была реальной, и оборонялся ты в пределах допустимого нашими российскими законами. Ты же не пинал ее ногами?
— Нет.