— Ну вот. Она, когда шлепнулась, кричала, что засудит тебя на полмиллиона?
— Ага! — Дронов снова расплылся в улыбке. — Я тогда чуть не писанул от смеха. Нашла миллионера! Ну, что? Можно мне идти?
— Жарких тебя отвезет.
— Да не надо. Я сам дойду. Что я, инвалид?
— Иван, заслужил. Старший лейтенант тебя на своей отвезет, не на государственной.
— А че, получается, что этот мужик Райку грохнул? — поднимаясь со стула, спросил Дронов. — Ну, который на велике ехал?
— Трудно сказать. Ты о нем пока не распространяйся. Хорошо?
— На хрен он мне сдался.
Жарких поднялся на украшенное прорезной резьбой, но уже заметно обветшавшее крыльцо дома Табаниных и кулаком постучал в обитую клеенкой дверь.
— Клавдия Ивановна! К вам можно? Клавдия Ивановна!
Дверь почти сразу распахнулась, и на улицу выглянул белобрысый подросток лет шестнадцати с бестолково-беспощадным взглядом, в растянутой красной футболке с черепами. Его ровному загару цвета кофе с молоком могла позавидовать любая ведущая с какого-нибудь развлекательного телеканала.
— Здрасьте! — сказал он с недоумением.
— Привет! — улыбнулся Жарких. — Василий дома?
— Нет его. А что надо?
— А ты Славик? Братан его младший?
У парнишки забегали глаза.
— Брат, а что?
— А ничего. Маму не позовешь?
— Она на огороде бурьян дергает.
Звонкие согласные Славик произносил так мягко, что даже для ушей Жарких, уроженца Черноземья, эти звуки были неприятны. Старший лейтенант едва удержался, чтобы не поморщиться.
— Проводи меня к ней.
— Зачем?