— Вам кого надо?
— Мне баба Люба нужна. Я из милиции (майор не стал представляться полицейским, посчитав, что лучше будет назваться по старинке).
— А-а-а! — прозвучало за воротами. — Сычас открою.
Клацнула щеколда, ворота отворились, и майор увидел перед собой маленькую старуху в темно-коричневом платье в мелкий горошек и белом платочке, которая оценивающе смотрела на него. Взгляд у нее был ясный и цепкий.
Посохин достал удостоверение.
— Павел Петрович Посохин.
— А, я все равно ни черта не вижу! — махнула рукой старушка. — Проходи.
— А что же вы меня пускаете?
— Что я, в восемьдесят лет жулика не распознаю?! Для чего я тогда жила?
Посохин прошел во двор. Старушка снова заперла ворота.
— Ступай в хату.
Майор поднялся на крыльцо и вытер ноги о коврик.
— Ишь, воспитанный. Иди, иди.
В доме был образцовый порядок. Полы блестели, зеркала сияли, дорожки лежали идеально ровно. На телевизоре, комоде, на спинках стульев лежали вышитые крестиком салфетки. Перед висевшей в углу иконой горела восковая свеча — майор определил по запаху.
— Хорошо у вас, баба Люба. Красиво, чисто. Все на своих местах.
— Силы, слава Богу, еще есть. Чего не убраться. Еще бабка моя говорила: «Как только ляжешь, так смерть за тобой и придет. Подумает, бледня, что ты жить устала, и тут же за горло — цап!».
— А что, еще не устали, баба Люба?
— Ну, бывает, когда занедужу. А так я еще девка хоть куда!
Баба Люба засмеялась, прикрывая рот ладонью.
— Баба Люба, мне с вами посоветоваться надо.
— О чем это?
— Об одном человеке.