— Тебе куда?
— Туда, куда и тебе.
Алексей терпеть не мог липучих особ, грубо сказал:
— В контору пойду — поработать надо!
Татьяна не обратила внимания на грубость, призывно рассмеялась.
— Смотри, весь ум изведешь на писанину — ни на что другое не останется.
— Придется обойтись без другого! — насмешливо выпалил Алексей и сбежал с крыльца.
На дне балочки лопотал ручей, неподалеку — речка, с плеском бухался подмытый водой дерн. За балочкой смутно виднелись кургашек с приплюснутой верхушкой и кусты. Прошло пять, десять минут — Верка не появлялась. На хуторе брехали собаки. Беззлобный, ленивый брех напоминал уже потерявшую остроту ссору казачьих женок, когда израсходован весь пыл, надо бы повернуться и уйти, да самолюбие не позволяет: вот и приходится говорить слова, от которых никому ни жарко ни холодно. Пронзительно и тоскливо вскрикнула какая-то птица. Чуть в стороне от хутора, около фермы, качался, тревожно помигивая, огонек, и Алексей вдруг подумал, что в эти минуты кому-то так же одиноко и тоскливо, как ему. Верки все не было. Алексей решил, что пошел, наверное, не той тропкой, хотел вернуться к ракитам.. В это время послышались торопливые шаги.
— Заждался? — Верка протянула бидончик, наполненный пенистым молоком. — На ферму бегала. Ниловна иной раз позволяет чуток домой отнесть.
— Разве в твоей семье нет коровы? — удивился Алексей.
— Тольки коза. Испей-ка колхозного молочка, милок. Не молочко — сласть.
— Лучше племянникам отнеси.
Верка улыбнулась.
— Дома ишо целый жбанчик. Сегодня два раза доить бегала.
Алексей выпил ровно половину.
— Остальное тебе.
— Не откажусь. Люблю молочко: от него сила и сытость. — Верка выпила, провела рукой по губам. — Как разбогатею, обязательно корову куплю. У нас до войны дойная была, да продали.
— Почему?
Верка помолчала.
— Папаня сбег, а маманя дюже хворала, все по докторам ездила. На это, милок, деньги были нужны.
— Я думал, твой отец на фронте погиб.
Верка поправила платок, чуть слышно вздохнула.