Сун Фаньпин тихо ответил:
— Дети, вы небось голодные?
Мальчики одновременно закивали головами. Сун Фаньпин на ощупь достал из брючного кармана два мао и велел им купить поесть. А человек с красной повязкой заорал на Сун Фаньпина:
— Не хер разговаривать, опусти свою паршивую башку.
Сун Фаньпин опустил голову, а дети попятились от испуга. Человек с повязкой громко бранился на мосту; под его вопли Сун Фаньпин отвел глаза и бросил взгляд на сыновей, и они увидели, что он улыбался. В них снова проснулась смелость, и они опять подошли к отцу сказать, что значки с председателем Мао отобрали трое гадов-школьников.
— Ты сможешь вернуть? — спросил Сун Ган.
Отец кивнул:
— Смогу.
Бритый Ли спросил:
— Ты сможешь побить их?
Отец снова кивнул:
— Смогу.
Дети засмеялись в голос. Тут подлетел человек с повязкой, вмазал Сун Фаньпину две пощечины и громко ругнулся:
— Сказано тебе: не хер болтать, а ты, мать твою, все равно болтаешь.
У Сун Фаньпина из углов рта хлынула кровь, и он поторопил детей:
— Идите скорей.
Бритый Ли с Сун Ганом вмиг оказались под мостом. Они тряслись всем телом и шли все быстрее и быстрее, то и дело оборачиваясь, чтоб взглянуть на отца. Голова Сун Фаньпина висела, как приделанная. Выйдя на шумные улицы, дети пошли в закусочную, купили там два паровых пирожка и, встав снаружи, принялись есть их не жуя. Им было видно, как скрючилась на мосту фигура отца, и они знали, что он сегодня был совсем не тот, что вчера. Сун Ган понурил голову и беззвучно заплакал. Его кулаки поднялись к глазам, как бинокль, и стали отирать слезы. А Бритый Ли не плакал. Он думал о том значке с председателем Мао поверх морских волн — думал, что вернуть его наверняка не удастся. Пока Сун Ган ревел, Ли подошел к телеграфному столбу, обнял его и потерся немного. Потом он повесил голову и разочарованно вернулся назад сказать брату:
— Нету у меня влечения.
Когда отец вернулся домой, уже стемнело. Его шаги были тяжелыми, будто шаги приставных ног. Молча он вошел в дом, лег на кровать и пролежал там без движения два часа. Мальчишки в соседней комнате не услышали ни шороха, ни шевеления. Ледяной глухой свет луны лился через окна, и дети начали бояться. Тогда они вошли внутрь, Сун Ган залез на кровать, Бритый Ли тоже залез на кровать, и они уселись у ног отца. Неизвестно, сколько времени прошло так, как вдруг Сун Фаньпин сел на постели и сказал:
— Ох, заснул я.
Потом зажегся свет и зазвучал смех. Сун Фаньпин принялся готовить на керосинке ужин, а дети встали рядом с ним и стали учиться готовить. Сун Фаньпин учил их, как промывать крупу и чистить овощи, как зажигать керосинку, как варить рис. Пока овощи жарились, Сун Фаньпин велел Ли подливать в кастрюлю масло, а Сун Гану — солить. Потом, направляя их руки, заставил каждого подбросить, помешивая, овощи по три раза. Когда все помешали еду по девять раз, миска китайской капусты была наконец готова. Все трое сели за стол ужинать, и, хотя на ужин была всего одна эта миска, они наелись так, что обливались потом. Поужинав, Сун Фаньпин сказал детям, что с тех пор, как их мать уехала в Шанхай лечиться, он еще ни разу не сводил их на море. Он сказал, что если завтра не будет сильного ветра и дождя, то он поведет их туда — смотреть на волны, и на небо над волнами, и на морских птиц, парящих между небом и морем.
Ли с Сун Ганом завизжали от удовольствия. Сун Фаньпин от страха прикрыл им руками рты, и его перепуганный вид напугал детей. Увидев их побелевшие лица, Сун Фаньпин тут же опустил руки и с улыбкой сказал, указывая наверх: