Трое школьников прижали братьев к столбу и стали щипать их за носы, за уши и за щеки, словно пампушки. От этих щипков братья заголосили, как резаные. В конце концов школьники сорвали с них значки и забрали себе.
Когда школьники с победным видом удалились, Сун Ган громко заплакал, растягивая рот, так что слезы и сопли потекли прямо в него. Он с плачем жаловался всем прохожим, что у них с братом отняли значки с председателем Мао. Сун Ган тыкал пальцем в удалявшиеся силуэты недругов, а когда те скрылись из виду, то просто показывал в том направлении, куда они ушли. Он, как заведенный, расписывал значки с председателем:
— Лицо у председателя Мао было красное, такое красное лицо на воротах Тяньаньмэнь, а еще одно — на морских волнах…
А Бритый Ли не плакал. Он тоже тыкал пальцем в ту сторону, куда ушли школьники, и со злобой глядел им в след. Он жаловался на них прохожим:
— Сейчас у меня нет полового влечения, а они непременно хотели, чтоб я добыл где-то…
Прохожие гоготали во всю глотку. Ли увидел, что Сун Ган ревет, сотрясаясь, как от икоты, и ему тоже стало обидно. Размазывая слезы, он вспомнил, что его значок с председателем Мао утащили трое школьников. Сун Ган, тыча пальцем себе в грудь, твердил:
— Значки с председателем только сегодня утром нацепили…
Ли, тоже тыча пальцем в грудь, приговаривал:
— Сердце внутри еще бьется, а значка-то снаружи неееет…
Стоя на улице в беспомощном одиночестве, дети вспомнили о Сун Фаньпине, о своем высоченном и здоровенном отце, который одной ногой мог сбить нескольких человек. Они верили, что Сун Фаньпин пойдет и проучит тех троих: отнимет у них значки с председателем Мао, поднимет их за шиворот в воздух, как птенцов, так, что они заорут и задрыгают ногами от испуга.
— Пойдем, поищем папу, — сказал брату Сун Ган.
Стоял полдень, и в животах у детей было пусто-препусто. Взявшись за руки, они пошли вниз по улице. Их руки все время оставались сомкнутыми, и когда кто-нибудь проходил посередине, разделяя их, то они тут же вновь соединялись. Братья пошли к колонне демонстрантов, чтоб посмотреть, не Сун Фаньпин ли машет красным флагом в начале колонны. Они отправились к месту сходки, чтоб посмотреть, не Сун Фаньпин ли стоит наверху и говорит речь. Дети обошли много мест, опросили кучу народу: баб, мужиков, старух и стариков, но так и не нашли Сун Фаньпина. Они пришли на мост, где вчера махал красным флагом Сун Фаньпин, заставляя поселок заходиться отчаянными воплями. Сегодня на мосту не было флагов, а только стояли, понурив головы, несколько человек. На головах у них были высокие колпаки, а на шее висели деревянные таблички. Дети знали, что это — классовые враги. Встав напротив них, братья увидели, как мимо ходят туда-сюда цзаофани* с красными повязками на рукавах.
— Вы не видели моего папу? — спросил Сун Ган.
Один человек с красной повязкой спросил в ответ:
— А кто твой папа?
— Мой папа — Сун Фаньпин, — ответил Сун Ган. — Тот, который махал вчера здесь красным флагом…
Бритый Ли добавил:
— Он очень известный человек; когда он идет есть лапшу, ему наливают мясной бульон.
Тут за их спинами послышался голос Сун Фаньпина:
— Дети, я здесь.
Обернувшись, дети увидели Сун Фаньпина. На голове у него был склеенный из бумаги колпак, на груди висела деревянная табличка, а на табличке виднелись слова «Помещик Сун Фаньпин». Дети не знали таких иероглифов, они смогли распознать только пять красных крестиков над словами. Тело Сун Фаньпина загораживало свет, как створка двери, и дети стояли в его тени, глядя на отца снизу вверх. Глаза у Сун Фаньпина заплыли от ударов, рот был разбит, но он с улыбкой глядел на Ли с Сун Ганом, и его улыбка была тверже кремня. Дети не могли понять, что случилось, ведь вчера еще он грозно высился на мосту, а сегодня вдруг стал таким. Сун Ган робко спросил:
— Папа, а зачем ты здесь стоишь?