— И правда, почему тебе не приятно?
Однажды они с Сун Ганом проходили по мосту, и малолетнему Ли ударило в голову потереться. Он взобрался на перила моста и распластался на них, как на лавке. Внизу текла лючжэньская речушка, и по ней то и дело проплывал буксир, заходясь протяжным гудком. Заслышав гудок, он почувствовал небывалое возбуждение и чуть было не закричал в голос от радости.
Тут мимо как раз проходили трое школьников, тех самых, что дрались с Сун Фаньпином. Они остановились у перил и стали удивленно глядеть на Бритого Ли. Кто-то спросил:
— Эй, малец, ты чегой-то творишь?
Бритый Ли обернулся и, задыхаясь, сказал:
— Если так тереться, пиписька делается твердая-претвердая, очень приятно…
Услышав слова Бритого Ли, трое школьников застыли с раскрытыми ртами. Ли продолжал наставлять их словом и делом, объясняя, что можно тереться, обнявшись с телеграфным столбом, правда, когда трешься стоя, легко устать, лучше тереться лежа. В конце он добавил:
— Вернетесь домой, потритесь вот так о лавку…
Трое школьников, дослушав наставления Бритого Ли, удивленно вскрикнули:
— Э, а малец-то уже созрел.
Наконец-то Ли понял, почему ему тереться было приятно, а Сун Гану — нет. Когда школьники отошли уже далеко, у него словно пелена с глаз упала:
— Оказывается, я созрел. — Потом он важно сказал Сун Гану: — Твой папка как я, тоже созрел, а ты еще нет.
Когда они с Сун Ганом бродили по улицам и переулкам, то часто захаживали в Западный переулок, самое оживленное место во всей нашей Лючжэни. В этом переулке располагались лавки кузнеца, портного, точильщика и зубодера, а еще по нему взад и вперед бродил Мороженщик Ван со своим ларем.
Сначала дети постояли у портняжной лавки, глядя, как знаменитый Портной Чжан кожаным сантиметром обмеряет женщинам шеи, груди и зады, как его руки скользят по их телам, а женщины вовсе не злятся, а наоборот — заливаются радостным смехом.
Насмотревшись на Портного, братья отправились в точильную лавку поглядеть на точильщиков по фамилии Гуань. Старшему Гуаню было больше сорока, а младшему — всего пятнадцать. Оба они сидели у деревянного корыта на низких лавках. В корыте была вода, а по сторонам от него торчали два оселка, и скользившие по ним ножницы шелестели, как шум дождя.
Насмотревшись на точильщиков, братья отправились в лавку к Зубодеру по фамилии Юй. По совести сказать, у Зубодера Юя не было лавки: он раскрывал на улице зонт из клеенки, ставил под зонтом стол, раскладывал слева разные клещи, а справа несколько десятков выдранных зубов, чтобы привлечь клиентов. У стола стояла скамеечка, а сбоку — плетеная кушетка. Когда приходили клиенты, они ложились на кушетку, а Зубодер садился на скамеечку; когда клиентов не было, Зубодер сам заваливался на кушетку. Однажды Бритый Ли увидел, что кушетка пустовала, и быстренько улегся на нее отдохнуть. Зубодер по привычке схватил щипцы и собрался было засунуть их Ли в рот, так что тот заорал от испуга, как резаный. Тут Зубодер понял, что обманулся, и схватил парня за шкирку:
— Твою мать, у тебя одни молочные — а ну вали отсюда!
Лавка Кузнеца Туна нравилась братьям больше всего. У Кузнеца был свой собственный велосипед с тележкой, что по тем временам казалось весьма солидным, покруче нынешнего грузовика. Раз в неделю Кузнец отправлялся на пункт приема вторсырья и возвращался с купленным там железным и медным ломом. Бритому Ли с Сун Ганом нравилось смотреть, как он кует, как под его руками медный лом превращается в оправы для очков, а порченое железо — в серпы и мотыги. Особенно нравились детям летящие искры, от их вида из груди у них вырывались радостные крики. Сун Ган спрашивал Кузнеца:
— А звездочки на небе, они получились от ковки?
— Да, — отвечал Кузнец. — Это я их выковал.
Сун Ган относился к Кузнецу с большим уважением и говорил, что звездочки на небе, оказывается, все вылетели наружу из его лавки. Ли не верил Кузнецу и твердил, что тот попусту бахвалится, а выбитые им искры падают и гаснут, не долетая даже до двери.
Ли знал, что Кузнец бахвалится, но все равно любил ходить к нему поглядеть, как тот работает. Получив заботами трех школьников теоретическую основу для своей страсти, он, едва войдя в лавку Кузнеца, тут же завалился на скамью. Раньше он обычно сидел на лавке вдвоем с Сун Ганом и смотрел, как трудится Кузнец, но теперь лавка принадлежала одному только Бритому Ли, а брат стоял в сторонке. Ли развел руками и с полным сознанием своей правоты сказал: