- Действительно хорошо, - согласился я.
- Знай же, отступник, - обратился Потапов к сыну, - на Земле целая вселенная таинственного и непознанного. Гудящий над цветком шмель, зеленый листок клена и даже твой незрелый мозг, напичканный кибернетической чепухой, - все это вскормлено излучением звезды. Все мы непостижимым образом сотканы из той же космической пыли, что и шаровые скопления, что и…
- …Созвездие Эридана, - невинным голосом вставил Алеша.
- Смеешься над отцом? Да, смешнее не придумаешь: до мозга костей земному человеку дали такое нелепое космическое имя. Надо же - Эридан! Насмешка судьбы! Ирония! Назвали бы уж сразу - Змееносец! Или Скорпион. А еще лучше - Водолей…
Алеша упал на траву и хохотал как одержимый.
- Водолей Скорпионович!.. Ха! Ха! Ха! Здорово звучит!
Потом встал и, вытирая выступившие от смеха слезы, проговорил:
- Ну не сердись, папа, Эридан - хорошее имя. И на меня не сердись. Надо же кому-то заниматься таким нудным делом, как космос и кибернетика.
- Кто знает, Алеша, может быть, с годами у тебя все это пройдет, - сказал я, желая утешить Потапова-старшего. - В твоем возрасте я тоже бредил звездными приключениями. А сейчас по горло сыт ими. Неудержимо тянет на Землю.
После завтрака Потаповы уговорили меня совершить маленькое путешествие.
- Не такое, конечно, головокружительное, как у тебя, - добродушно сказал Эридан. - И не на хитроумной машине времени, а на гравиплощадке - вот на этой телеге и лошади двадцать четвертого столетия.
И он показал на странный и внешне простой аппарат, стоявший поодаль в кустах. Круглая платформа с перилами, три кресла и перед ними - пульт управления. Вот и все.
- Это редкостная привилегия, - смеялся Алеша. - Летать над землей позволено только птицам и… лесничим.
Мы сели в кресла. Эридан дотронулся пальцем до кнопки. Гравиплощадка бесшумно взмыла вверх. У меня захватило дух - так великолепны были всхолмленные лесистыми горами дали, подернутые сиреневой дымкой. Внизу протянулась светлая лента березняка - бывшая высоковольтная. Ее пересекала вдали полоса кустарника - все, что осталось от шумного когда-то шоссе.
- Эту бывшую дорогу, - заметив мой взгляд, сказал лесничий, - давно надо было бы засадить деревьями. Но сейчас поздно. Не будем же выдирать великолепный кустарник, в основном малинник.
- Пап, подлетим туда. Мне вдруг захотелось малины. Аж слюнки текут.
- Тут же недалеко малиновые плантации. - Потапов показал на запад.
За плантациями, километрах в десяти, я увидел в бинокль небольшой город. И вообще только вокруг моей хижины простиралась дремучая тайга. Далеко на горизонте я замечал то поселки, то отдельные здания и множество едва заметных даже в бинокль причальных мачт. Из любой точки можно полететь куда угодно: в один час побывать в Антарктиде и Гренландии, в плодовых садах Сахары и санаториях Камчатки. В сущности, весь земной шар - это единый город, рассеянный в заповедных лесах и лугах, в синих океанских просторах…
- Сейчас на плантациях малина уже с детский кулак, - продолжал Эридан.
- А я хочу дикой малины, - упрямился сын. - У нее особый, лесной аромат.
Гравиплощадка снизилась и летела, едва не касаясь верхушек деревьев. Эридан внимательно оглядывал сосны и березы, делая пометки в блокноте.
Около малинника лесничий приземлил свою "лошадку" так искусно, что не хрустнула ни одна ветка. Но не успели мы с Алешей как следует насладиться спелой малиной, как кустарник перед нами зашевелился.
- Это, наверное, он, Угрюмый. Хозяин здешних мест, - прошептал Эридан, предостерегающе подняв указательный палец.
Я вопросительно взглянул на Алешу. Тот склонился ко мне и на ухо сказал:
- Папа знает у себя почти всех зверей. Каждый лось имеет имя. А кто такой Угрюмый, не знаю.
- Не бойтесь, он не тронет. Только тише, - шептал Эридан.
Кусты раздвинулись, и мы замерли: перед нами стоял на задних лапах огромный, матерый медведь. Он неприветливо взглянул на нас и коротко, словно для пробы, рявкнул. "Действительно, угрюмый", - подумал я. Медведь нерешительно потоптался, потом повернулся и неторопливо побежал через полянку в лес. На полпути Угрюмый обернулся и недовольно взревел. Затем неспешным шагом хозяина удалился в темный ельник.
- Зря потревожили, - улыбнулся Эридан и продолжал, явно обращая свои слова сыну: - В биосфере Земли происходит, очевидно, обмен не только биохимический, но и нравственный. Незримыми путями обогащают нас духовно и медведь, и цветок одуванчика, и вот этот муравей, эта тончайше сбалансированная - не кибернетически, а биологически! - структура. Что будет, если на планете не останется никаких других живых существ, кроме человека? Страшно подумать! Это будет началом гибели человечества. А ведь еще в двадцатом веке, в эпоху второй промышленной революции, находились люди, которые в погоне за минутной выгодой уничтожали леса, отравляли реки. А сейчас?..
Эридан нахмурился и, показав на сына, с раздражением сказал:
- Да, дай только волю вот этим кибернетическим пройдохам, вот этим разбойникам…
Алеша расхохотался.
- Пап, будь объективным… И какой же я разбойник?
Эридан еще долго ворчал и успокоился только за работой. Мы скользили над лесом бесшумнее птиц, и он отмечал на карте каждое больное или поврежденное дерево.
Потом гравиплощадка поднялась на головокружительную высоту. На юге, как на ладони, лежал огромный город, залитый утренними лучами. В нем я был триста лет назад. Выпрямленная, как стрела, река Исеть стала широкой и глубоководной: в бинокль я различал быстроходные гидроавтобусы, медлительные парусные яхты. Среди парков возвышались причудливые здания. И все они, как шпилями, увенчивались серебристыми причальными мачтами. На их остриях беспрерывно вспыхивали и погасали искорки-гиперлеты.
- Столица Урала, - сказал Эридан. - Бывший город машиностроителей…
- Почему же бывший? - возразил Алеша. - Он и сейчас полмира снабжает уникальными машинами, космическими аппаратами. Только машиностроительные комплексы и грузовые транспортные магистрали глубоко под землей. Там ни одного человека. Лишь роботы следят за технологическим режимом, а сам город действительно стал садом… Кстати, - Алеша улыбнулся, - нельзя умолчать об одном парадоксе. Наш уважаемый энтузиаст леса, враг космоса и кибернетики, сам живет не в лесной глуши, как космический скиталец Сергей Волошин, а в центре города, в окружении киберслуг…
Гравиплощадка опустилась на поляне, и я, попрощавшись с Потаповыми, вернулся в свою хижину.
Захотелось повидать друзей: Ориона, Вегу, Патрика. Особенно Таню…
Вызвал комнату Ориона, но экран не засветился. Попробовал еще раз, нажав одновременно кнопку звукового сигнала. С тем же успехом. Подождал, побродил в лесу около часа. Потом вернулся и снова нажал кнопку. Через минуту экран вспыхнул, выхватив окно, стол и часть стены с фильмотекой. И по-прежнему никого. Кто же тогда отозвался?
И вдруг сбоку стал медленно выплывать огромный букет полевых цветов, который детским голосом пропищал:
- Дома никого нет.
Из-за букета несмело выглянули глаза Насти, дочери Ориона. Узнав меня, она радостно захлопала в ладоши.
- Дядя Сережа вернулся! Дядя Сережа! - Цветы упали на пол, но девочка уже забыла о них. Залпом выложила все новости: папа с мамой в Чукотском космопорте, тетя Таня в Антарктиде. Вернутся все к четырем часам.
- Не говори им пока обо мне, - сказал я. - Не выдавай меня. Знай молчи себе с таинственным видом. Сможешь?
- Смогу, дядя Сережа, смогу!
Но что делать до четырех часов? Вспомнил, что на экране можно обозревать с высоты любой город, любой крупный научный или космический центр. Вспомнил и номер Чукотского космопорта - ЧК-81. Набрал его и с высоты птичьего полета увидел бетонированное поле, окруженное движущимися решетчатыми эстакадами. Здесь царство машин, всевластие электроники. Вот несколько остроносых беспилотных разведракет, космический крейсер старого типа.
Невидимый телепередатчик выхватил огромный диск - гиперзвездолет. Его-то мне и надо. Нажав кнопку, зафиксировал изображение.
Несколько десятков людей в гермошлемах и комбинезонах расставляли какие-то приборы. Раздался рев сирены. Люди быстро, но без суеты забрались с приборами в открытые люки корабля. Через три минуты люки закрылись. Гигантская чечевица гиперзвездолета поднялась в воздух и вскоре исчезла из поля зрения.
Члены экипажа отрабатывали, видимо, действия по сигналу тревоги. В одном из них я, кажется, узнал Ориона. Но как повидать Таню? Антарктида! Это для меня новость. Что делать там биологу с широким профилем? И где ее искать на огромном материке?
Кое-как дождался четырех часов. Помедлил еще минут пятнадцать и нажал кнопку. За столом спиной к экрану сидел Орион, уткнувшись в аппарат для чтения фильмокниг.
- Кто там еще? - пробормотал он и обернулся к экрану. Грузный и обычно медлительный, Орион вскочил на ноги с такой живостью, что стул отлетел в сторону. - Сергей! Вернулся!.. Когда?.. Как же мог столько молчать?
Он забросал меня вопросами. Потом, вдруг вспомнив что-то, приложил палец к губам:
- Т-с-с…
"Мистификатор, - подумал я, испытывая теплое чувство, словно попал в долгожданные дружеские объятья. - Сейчас начнет кого-то разыгрывать!".
- Таня! - крикнул Орион в окно. - Тут тебя кто-то спрашивает.
- Кто? - послышался звонкий голос.
- А я почем знаю? - недовольно пробурчал этот артист. - Разве в лицо запомнишь всех твоих муравьиных знатоков и приятелей тигров?
И с равнодушным видом уселся за стол, углубившись в светящуюся фильмокнигу.