- А о чём тогда? - спросил Сиф, пододвигая к себе "А зачем империя?" - редкую книгу, вышедшую незадолго до краха СССР. Автор, так и оставшийся в истории под каким-то нелепым псевдонимом, подробно разбирал возможность появления новой Российской Империи. Рассматривал влияние, набранное "белогвардейцами", никогда в СССР так и не исчезнувшими до конца, а во время войны только привлёкшими сторонников. Изучал личность Тихона Николаевича Куликовского, внука Александра III… Рассмотрев всё, автор однозначно делал вывод: не сможет Тихон, тогда ещё есаул казачьего войска, вернувшийся в Великую Отечественную войну из "белогвардейской" Сибири, претендовать на власть, пусть по всей стране Советов ходили о нём слухи. Все эти монархические взгляды - пережиток прошлого, для Империи в стране нету почвы - вон, и не преследует почти власть "белых", а значит - и не боится…
Насколько Сиф помнил из курса истории и вообще понимал, "умные люди" просто сочли, что преследовать их - бессмысленно. Лучше сотня обученных казаков на стороне СССР, чем сотня расстрелов. А "белых" было много больше сотни. И, вроде, ни на что они не претендовали, приказы выполняли…
Ведь с репрессиями можно подождать и до конца войны?..
Книгу эту Сиф нашёл на книжной полке в кабинете полковника случайно, но, проглотив за два дня, задумался надолго. Ведь, вопреки всему, Империя после окончания Великой Отечественной войны возродилась. Откуда же закончившие войну солдаты взяли эту самую почву? Отчего же Государь Тихон Николаевич вдруг оказался у престола, как некогда первый Романов - Михаил Фёдорович?..
И, главное, через двадцать два года правления, скончавшись от туберкулёза вопреки стараниям врачей, Государь оставил сыну крепкую, единую державу с большой сферой влияния, не хуже Советской, в общем-то, хоть и несколько меньше…
Нарушая молчание, зашуршал откладываемый Кашей в сторону микрофон, и "пацифист" принялся кому-то что-то с жаром втолковывать - слов слышно не было, но несложно было догадаться, что это к Каше наведались его "Кошмарики".
- Ой, Каша, что у тебя там происходит? - удивилась Раста. - Ты надолго?
- Сейчас, - откликнулся Каша. - Меня вздумали осаждать по всем правилам военного искусства и уточняли, на сколько времени у меня хватит продовольственных запасов.
- Скажи, что в таком случае весь ужин продовольственным запасом останется на осаждённой кухне, - посоветовал дальновидный Сиф.
- Уже сказал. Теперь осталось поймать Кошмариков за ухи и сказать ещё раз. Внушительнее, - кровожадно ответил молодой пацифист.
- Ну-ну, расскажешь потом о результатах, - Сиф представил себе кровожадного Кашу с Кольмариками за уши в каждой руке и фыркнул.
- Непременно, - пообещал Каша. - Не скучайте без меня!
- Ага. Подставь врагу левую щеку, - прокомментировал Сиф после того, как связь с Кашей оборвалась.
- Про уши ничего не сказано! - передразнила его недавние рассуждения Раста.
- Ну и пусть. Всё равно фиговый из Каши пацифист.
- А из тебя лучше, что ли, Спец по мировому лиху?
Сиф вспомнил свой пацифик над кроватью, неминуемо вспомнил и автомат, и признал:
- Не, из меня ещё хуже, - и вдруг спросил: - Сколько времени?
- Насколько я помню, у тебя на руке обычно часы, - откликнулась Раста немедленно.
- Там такие маленькие циферки… А у тебя часы прямо на столе стоят, я же знаю.
- А по-моему, большие там циферки… Семь с четвертью на моих часах, - недовольно сообщила Раста. - Ты вымогатель.
- Я даю тебе шанс совершить доброе дело! - парировал Сиф, радуясь смене темы с военной. Сегодня, он чувствовал, рано или поздно он не успеет вовремя прикусить язык, ляпнет что-то, чего не может знать даже "спец по мировому лиху", если спец этот - хиппи… И так уже слишком жарким вышел спор с Кашей. И бессмысленным.
Перекидываясь с Расточкой шутками и придираясь к словам, Сиф постарался забыть обо всём, что случилось сегодня на вилле в Сетуньском парке - казалось бы, совсем недалеко отсюда, а по ощущениям - где-то в другом мире. Но отчего-то не выходило: и Раста отвечала вяло, и Каша всё не возвращался.
Как-то само собой всегда получалось, что при исчезновении одного из их компании, разговор сбивался на простую болтовню и вскоре затихал. Так и сегодня - через четверть часа наступило полное молчание, и, разъединившись, Сиф полез в электронную почту: уже дня два он забывал проверить "почтовый ящик".
А там его, оказывается, ждало очередное письмо от Крёстного - Сиф всегда звал его именно так, не спрашивая имени, - ещё вчера поздно вечером пришедшее. Значит, надо было всё-таки проверить почту раньше, ещё в Управлении, когда была такая возможность. Сиф очень не любил отвечать с запозданием - как будто выкроил случайно свободную минутку и подумал: "А давай-ка я кому-нибудь напишу…"
"И снова привет, любезный мой Маугли…"
Сиф глядел на экран несколько минут, собирая мысли в кучу, а буквы привычного обращения, к которому раньше не присматривался, - в слова. Сегодня он уже слышал это прозвище по отношению к себе. От человека, которого видел на войне, как раз тогда, в октябре.
- Ваше высокородие! - крикнул Сиф, обернувшись в сторону двери.
- Чего тебе? - отозвался через какое-то время полковник.
Сиф вместо ответа встал и отправился в кабинет: кричать через полквартиры - не самый удобный способ вести серьёзный разговор, хотя в остальных случаях они частенько перекрикивались с командиром минут по десять, вполне довольные таким положением дел.
- Не маячь на пороге, входи уж, - Заболотин-Забольский нетерпеливо перевёл взгляд на облокотившегося о косяк подростка. Офицер сидел за столом и протирал клинок своей наградной сабли. Сиф подошёл к столу, прислонился к ножке коленом и пододвинул к себе одну из стоящих на столе фотографий. Долго разглядывал царственную осанку и полуулыбку позирующего.
- А кто мой крёстный?
- "А кто мой ближний?", как сказано в Евангелии, - откликнулся Заболотин. - Почему-то почти шесть лет ты этим вопросом не задавался.
- Так кто? - требовательно повторил вопрос Сиф.
Полковник пододвинул фотографию к себе, провёл пальцем по орнаменту рамки. У Сифа возникло твёрдое ощущение, что его командир прекрасно всё знает - но почему-то не хочет говорить.
- Может, спросишь это у него самого, а?
Сиф сердито пристукнул пальцами по столу. Он очень не любил, когда командир вот так переадресовывал вопросы.
- Не стучи, страшными бывают обычно сердитые генералы. Ну, может быть, полковники. Но точно не фельдфебели.
Юный фельдфебель поморщился, пробурчал: "Так точно", - и вышел. Конечно, их отношения с командиром, за редкими недолгими исключениями, всегда тяготели более к армейским, нежели чем к семейным. Армия была, в понимании Заболотина, той же семьёй, только большой. Таково уж его воспитание, офицера неизвестно в каком поколении, это понятно. А вот Сифу иногда хотелось чего-то другого. Обычного. Как у Каши с мамой. Или хотя бы как у Расты с дедом и "баб", у которых она чаще всего жила, поскольку родители-учёные колесили по всему свету и виделись с дочерью неделю в год. Больше везло её младшему братику - родители, если ехали вместе, брали его с собой. Два старших же брата давным-давно женились и теперь появлялись на горизонте лишь изредка… Раста никогда не унывала, несмотря на все эти проблемы. И всегда с удовольствием рассказывала о своей семье. О маленьком племяннике, живущем в Суздале. О том, что, вот, на днях обещается приехать Володя или Слава…
А Сифу, в общем-то, самой обычной семьи как раз иногда и не хватало. Со всеми своими неурядицами и проблемами. Но прилив семейных чувств у полковника случался только тогда, когда Заболотин-Забольский сильно уставал за день в Управлении, когда бесконечные офицеры надоедали ему паче горькой редьки. Самое обидное, что чаще всего в это время на семейный лад не был настроен сам Сиф.
- Сиф, ты чего, обиделся? - запоздало спохватился Заболотин. - Ну правда, спроси у него сам! Вдруг ему инкогнито остаться хочется?
- Вопрос - зачем? - буркнул Сиф, снова садясь на кухне перед компьютером.
С экрана на него укоризненно глядело всё ещё оставшееся "безответным" письмо от Крёстного. Сиф заново пробежал ровные строки глазами, против воли улыбнулся - но ответ на ум не приходил. Сиф не мог задать вопрос прямо - да, стеснялся и сам это прекрасно понимал. А без ответа на этот вопрос и писать не хотелось, что-то удерживало руки, неуверенно вытирающие пыль с клавиатуры.
Погасив экран, мальчик вернулся к полковнику в кабинет и молча сел в кресло рядом со столом. Заболотин уже убрал саблю на место и теперь тасовал в руках несколько фотокарточек, вглядываясь в лица на них.
- Кто это? - подал голос Сиф, чтобы только не молчать.
- Это Кром… в смысле, один мой товарищ, - зачем-то поправился Заболотин, - с которым мы вместе заканчивали училище. Потом мы как-то разошлись, потом встретились, потом вновь расстались, к слову, он был с нами… тогда. А теперь он вновь возник на горизонте, - он протянул мальчику одну из фотографий. Он видел, что Сиф в плохом настроении, и старался его не задеть случайной фразой - когда живешь вдвоём, ссоры становятся ну просто самым последним делом. А ещё осторожнее приходилось напоминать о войне - не только оттого, что это был теперь страшный призрак исчезнувшего детства, но и потому что Сиф очень не любил обнаруживать, что что-то забыл, а забывал он многое. Психостимуляторы в своё время сильно исковеркали детскую память, смешивая фантазии и образы прошлого, стирая лица и события…