Забол - страна на границе с Российской Империей, почти забытая родина Сифа Бородина.
Забол - земля, ставшая могилой множеству людей, который когда-то, на войне, знал маленький Сифка.
Забол - старые друзья, новые враги и... твоя кровь. Что ты - Забол? Немян - по-забольски значит "Безымянный". Что ждать на склонах Безымянного Кургана пятнадцатилетнему фельдфебелю Лейб-гвардии?..
Содержание:
История третья: На склоне Немяна Тамаля 1
Пролог 1
Глава 1(13). Городок 1
Глава 2(15). Цена 4
Глава 3(16). (Не)братья 13
Глава 4(17). Память 19
Глава 5(18). Долги 25
Глава 6(19). Пересечение 31
Глава 7(20). Совершеннолетие 40
Глаза страха (Вместо эпилога - за 2006 год) 53
Обновление от 1 ноября 55
Лента Ососкова
История третья: На склоне Немяна Тамаля
(Истории одной войны - 3)
Анатоль Скальцкий, Тиль, поменял фамилию - теперь он Скалеш. Ну, по-забольски, типа, стилистика и всё такое. Александра Елизавета Кочуйская ("старший сержант Эличка") - тоже, и теперь именуется Горечана.
История третья: На склоне Немяна Тамаля
Я сегодня до зари встану.
По широкому пройду полю…
Что-то с памятью моей стало,
Все, что было не со мной - помню.
Бьют дождинки по щекам впалым,
Для вселенной двадцать лет - мало,
Даже не был я знаком с парнем,
Обещавшим: "Я вернусь, мама!"
А степная трава пахнет горечью,
Молодые ветра зелены.
Просыпаемся мы и грохочет над полночью
То ли гроза, то ли эхо прошедшей войны.
Р.И. Рождественский
Российская Империя, Забол, Выринея - три страны переплетены людскими судьбами и отгремевшей шесть лет назад войной в нечто единое. Нет, не политически - но жизни скольких людей зависят от того, куда катился и ещё выкатится сей клубок со временем?.. Простых людей.
Ну, или не очень простых? Са?мому юному фельдфебелю Лейб-гвардии ещё предстоит, бродя по забольским дорогам, разобраться, что он потерял, а что приобрёл с тех пор, как кончилась война. Мертвецы ли его ждут под Немяном Тамалем, Безымянном Курганом - или жизнь? И стоят ли события шестилетней давности - права самому принимать решения. Права набивать собственные шишки, ровно так же, как это происходило и шесть лет назад.
Пролог
Быть Великим князем непросто - контроль над собой двадцать пять часов в сутки, идеальные манеры, ровно те слова, которые необходимо произнести, и не звуком больше… Дипломатическое лицо государства. И никуда не деться от этой ответственности - не бросишь брата, не предашь родную страну, не совершишь ни единой ошибки.
Безукоризненно. Идеально. Потому что Великий князь - это и есть воплощение безукоризненности и идеальности… в чужих глазах.
- Иосиф, - раздаётся укоризненное с порога.
- Дядя Аркадий, можно мне сойти с ума?
Твой верный "нянь", друг и глас разума усмехается по-стариковски хитро и качает головой:
- Не-ет, Иосиф. Ложись спать, завтра рано выезжаем. Вон, Алексей уже спит.
Лёшка Краюхин, телохранитель, и вправду раскинулся в кресле и сладко похрапывает. Его брат устроился неподалёку и отличается от него только осмысленным, цепким взглядом. Филипп контролирует всё вокруг, от шагов за стенкой до отдалённого городского шума.
- Не хочу никуда ехать… - с чувством капризничающего ребёнка сообщаешь ты.
- Это будет по меньшей мере невежливо.
- Знаю. Но не хотеть-то можно…
Дядя Аркадий терпелив и невозмутим. Перед ним можно так подурачиться с затаённой серьёзностью в голосе.
- Нет, Иосиф, "не хотеть" тоже нельзя. Ты же не для себя едешь.
С этим не поспоришь. Детей нет - так хоть о крестнике можно позаботиться… с великокняжеским размахом. Но всё равно беспокойство не отступает. Ночь - время сомнений и страхов. При свете дня до них не должно быть никакого дела, а пока можно позволить себе маленькую слабость.
- Я из-за этого и боюсь, дядя Аркадий. Сиф вполне счастлив и без груза своих страшных воспоминаний. Вдруг я… только всё испорчу?
- Твой Иосиф-младший - офицер. По-моему, это просто нечестно, что он не помнит, не знает собственного прошлого… Иосиф, ложись спать. Ты своими сомнениями скоро комаров заразишь, и они все попадают, размышляя, какой же неведомой силой они в воздухе держались.
После такой отповеди остаётся только послушаться свою "няньку". Дядя Аркадий прекрасно знает твои повадки и уходить не торопится. Даже когда сидишь уже на краю кровати, старик смотрит с порога, прищурившись, и терпеливо ждёт, пока ты окончательно ляжешь и закроешь глаза.
- От воинского воспитания - одни проблемы, - вздыхаешь ты. - Почему бы не пойти всем в дипломаты? Глядишь, и войны избежим…
Дядя Аркадий не отвечает, прекрасно зная, что ты имеешь в виду. С жизнью не спорят - эту простую истину он никак до тебя донести не может, уж сколько лет.
- Твой Иосиф-младший справится. Пусть он сам для себя решит, помнить ему или нет. Не решай за него…
- Ненавижу решать, - изрекаешь ты истину куда-то в потолок. Это не оспоришь, но и руководствоваться, понятное дело, этим нельзя. Простая констатация факта.
- Я знаю, - с лёгким смешком отзывается дядя Аркадий. - Спокойной ночи… Ёшек.
От детского прозвища становится смешно. Ёшек-ёжик, как же давно это было…
Ночью тебе снится счастливое беззаботное детство. И Костик, а не его императорское величество. И его императорское величество, конечно, тоже… Но счастливый ты зовёшь его просто папой. И это одно из самых прекрасных слов на свете.
Утром ты проснёшься и, вспомнив сон, не сможешь посмотреть в глаза крестнику.
Глава 1(13). Городок
Мотор натужно рыкнул, поперхнулся и смолк. Некоторое время в машине царило молчание, прерываемое несколько раз короткими чихами в недрах автомобиля, но, выждав из вежливости пару минут, ведущая машину Алёна откинулась на спинку водительского кресла и негромко объявила:
- Куда ехали - не доехали, но куда-нибудь да наверняка приехали.
Слова звучали чуть-чуть нараспев, как старинная семейная присказка. Сидящий за цыганкой Заболотин-Забольский невольно улыбнулся: в семье Алёны, насколько он помнил, извоз был делом родовым.
- Что, совсем того? - вполголоса сочувствующе уточнил второй сосед шофера, занявший место "штурмана". Соседом этим был Сиф, подросток в чине фельдфебеля - воспитанник Заболотина и пятнадцатилетний унтер-офицер С.Е.И.В. - Собственной Его Императорского Величества - Лейб-гвардии.
- Совсем того, - согласилась Алёна, отстегивая ремень безопасности. - Вы уж простите, ваше высочество, но эта машинка не предназначена для прогулок по пересечённой местности.
Великий князь собственной персоной как раз от остановки проснулся и уже был в курсе происходящего. Вместо того, чтобы сетовать на судьбу, Иосиф Кириллович только развёл руками и изрёк глубокомысленно:
- Безусловно, проходимость БТРа лучше.
- А уж проходимость рядового солдата разведки превосходит БТРовскую в разы, - вновь на грани шёпота, но на этот раз уже не из опасения разбудить князя, сообщил Сиф. Его слова остались без ответа. Аксиомы не обсуждаются.
- Пошла на моторный фронт, - Алёна вылезла из машины и прикрыла за собой дверь. Следом немедленно выпрыгнул на обочину один из близнецов Краюхиных, телохранителей Иосифа Кирилловича. Разобрать, кто именно, было сложно, потому что братья от скуки играли в свою излюбленную игру под говорящим названием: "Родила мне мама зеркало".
Стало слышно, как девушка возится в моторе и ругается вполголоса на лезущего под руку Краюхина. Потом - как возится в моторе Краюхин и ругается вполголоса на Алёну.
Сиф тоже отстегнулся и поспешил к ним присоединиться. Поскольку в свои пятнадцать он уже полтора года как водил машину - волгу своего командира, - прав давать советы под руку он имел не меньше, чем Краюхин. И желания имел не меньше.
Следом за ним дёрнулся было его друг по прозвищу Тиль, но замер неуверенно и так никуда и не пошёл. Он чувствовал себя неловко, чужим среди русских, и удерживал его здесь только Сиф, вновь обретённый старый друг, которого так страшно было потерять и вновь остаться совсем одному… Совсем-совсем одному, без хоть кого-то знакомого рядом.
Остальные сидели в машине и ждали результатов действий "на моторном фронте". Заболотин что-то прикинул в уме и сообщил:
- А мы не так уж и мало проехали. Я ожидал от этой машины худшего.
- Всё-таки это не легковушка, - возразил князь со своего места. - Так что странным было бы застрять на приличной дороге.
- Ага, поэтому мы и свернули на грунтовку, - хмыкнул оставшийся Краюхин. В вечернем полумраке Заболотин зажёг лампочку под потолком машины, и в его свете мелькнул шрам над бровью - значит, оставшимся был Филипп, который быстро овтернулся от света и уставился в окно. Зрение у него после старой контузии постепенно ухудшалось и за шесть лет уже навсегда перечеркнуло ему возможностьснова стать снайпером, каким был когда-то. И к тому же от резкого света глаза болели, как сейчас… всё это испортило, похоже, Краюхину настроение всерьёз.