- Во! Так что правильно говорят – в будущем воздух будут продавать. Воду – уже, пожалуйста. Тридцать лет прошло, всего ничего. Кому расскажешь – не поверят.
- Кому ты расскажешь? Здесь в поезде и помрем. От жажды.
- А в туалете?
- Эта вода техническая, суррогат. Ей не напьешься. К тому же учти, мы еще по родной стране едем.
- Запасемся хоть этой. Или из поезда выскочим.
- На ходу? Выскочи-не выскочи. Так на так. Нас, ясен хер, в тюрьму посадят. Не здесь, так там. А в тюряге должны поить, - философски подвел итог Литр Иваныч.
- Почему же сразу - посадят?
- Там – шпион, понятное дело, приехал воду ядом травить. А тут… Ты цапфу довез? А сколько она стоит, знаешь?
- Да заберите вашу цапфу, нужна она мне сто лет.
- Сто, не сто. Это ты судье расскажешь - где ты ее возил тридцать лет. И почему самолеты падали. Лучше за покушение на отравление воды сидеть.
- Грамотный ты, я гляжу.
- Поживи с моё, - ответил Литр Иваныч.
- За границу, как к себе домой ездят, машины покупают. Хорошо устроились.
- Ты понял, что он там купил? Нотику какую-то. Шубку из крысы какой, что ли?
- Может и не шубку, - сказал Сергей. - Дубленку или сапоги. У нас югославские - две зарплаты. А за финские и все три отдашь. Да пойди еще спикуля найди. "Радуется, доча". Понятно, дорого. Да и обновки.
- Наверно, модно, - сказал Литр Иваныч, попыхивая сигаретой.
- Видишь, какие разодетые ходят? А на полустанке проезжали, видел? Мужик такой помоечный валялся. Весь в джинсе.
- Моряк, наверно. С рейса пришел, напился на радостях. В луже искупался. Что он сказал, Валера этот: в интернате каком-то эту комп присмотрели. Это, я думаю, обноски продают от ихних финских детей.
- Не в интернате, а в интернете, - поправил Сергей. - Это магазин, - уверенно сказал он. - Широкого профиля. Интер – значит интернациональное, импортное, со всех складов. Мне один моряк загранплавания рассказывал. В "Международной панораме" ведь не покажут. А он был. Когда заходили в дальнем плавании. Всё, рассказывал, в одном магазине продают: и хлеб, и велосипеды, и рыба, и трусы, и вино. Всё, что хочешь. В одном месте.
- Не по уму,- неодобрительно отозвался Литр Иваныч. - Если я пошел за хлебом, зачем мне трусы и велосипед?
- На всякий случай.
- Какой случай? Я что? По дороге туда обосрался, а обратно на велосипеде поеду? И потом: рыба зачем? Вонять же будет. Всё провоняет: и хлеб, и трусы.
- Они, наверно, привыкли, - сказал Сергей.
- Привычка, ага. В "Океан" наш зайди – хоть противогаз одевай. Санэпидстанции у них там просто нету, вот что. А зачем она капиталистам? У них одни барыши на уме. Какая санэпидстанция! Что они? о народе будут думать? травись ты дохлой рыбой, пролетариат!
- Может и есть. Но он же не пустит в свой магазин, и всё. Те вроде и приедут: "Пустите, пожалуйста, поглядеть, как там у вас рыбой обстоит. Воняет или нет". А им с порога: "А ну пошли отсюда! Здесь частная собственность".
- С этим не поспоришь, - согласился Литр Иваныч.
***
- И правду можно было найти, - продолжала Катерина. - Попробуй, рабочего человека обидь? Живо холку намнут! Профсоюзы, народный контроль. В прокуратуре каждую неделю приемный день - всё разъяснят. Бумагу-жалобу за тебя сами напишут. Да и прокурор на суд придет, работягу поддержит, начальнику втык вставит. А нет – так в обком. Быстро их! за ушко да на солнышко! Забегают, как скипидару под хвост налили. А сейчас всё куплено-перекуплено. Судья – взяточник, прокурор ворьё покрывает, а следователь – преступник, дела шьёт. Губернатор – пахан, мэр - пройдоха. Жены их - бизнесменши сраные, ногти только и умеют красить, а детки в англиях-швейцариях на "поршах" на скорость гоняют. Только Луну еще не купили! Не знают, куда деньги у народа краденые девать.
- Одна шайка–лейка, - подтвердил Валерий.
- Они и хотят, чтоб мы поскорее все вымерли, и правду никто не вспоминал, - не могла успокоится Катерина. - Сразу про застой визжать начинают. Заучили одно слово. И повторяют на все лады. Как попки. Но крыть-то нечем. Безработицы не было. Бездомных не было. Нищих не было. Медицина была бесплатная, - загибала пальцы Катерина. - Высшее образование бесплатное, только знай учись-не ленись; садики-ясельки – считай бесплатные; электроэнергия, газ, квартплата – копейки. Воду в голову никому бы не пришло считать. Бензин, считай, даром.
- Да сливали в лесу водители, чтобы километраж приписать, - сказал Валерий. – Тоннами сливали.
- Так не сравнить же! Трамвай - три копейки! Автобус – пятак, - втолковывала Катерина Сергею. - На поездах не больно хотели ехать - на самолетах летали, вот как! особо не считали, где выгодней. И врачи нормальные были, и профессора не липовые, с купленными дипломами. И народ дружный был, веселый. И никакой бы гниде рыжей в голову бы не пришло сказать, что русские отсталые, тупые, поработители да угнетатели. Скажи такое тогда где. И властей никаких не надо. Сами бы башку на месте отвернули. Безвозвратно. И колбаса была вкусная. А сейчас врут по телевизору, что из туалетной бумаги, видите ли, в СССР была колбаса. Тоже, наверно, какой-то еврей по заданию сионистскому придумал. Это сейчас колбасу делают – в рот не возьмешь, собака не ест.
- А заработки, - продолжил Валерий. – Помните?
- А чего помнить? - спросил Литр Иваныч.
- Не сравнить же. Я на "Пунане РЭТ" электриком меньше трехсот не имел. Бабы в цехах и полтыщи выгоняли. Пожалуйста, работай, зарабатывай. Мастер только спасибо скажет, если после смены останешься.
- Хоро-о-ошие у вас зарплаты. Это, в каком году? - спросил Литр Иваныч.
- Перед Олимпиадой.
- Ну, инженеры не больно-то, - возразил Литр Иваныч.
- Если хочешь в галстучке ходить, да кофия за шашками гонять… Газетки на работе читать… За что тебе платить? И этого много. Иди в цех. К станку. Меньше двухсот не будет. Хоть каждую неделю к ресторану на такси подъезжай. А сейчас? Сейчас что?
- Сейчас только чтоб не помереть. Да и помереть не на что, - сказала бабка. - Ладно мы, пожили, ладно. Спасибо Леониду Ильичу до земли. Нормальную жизнь застали. А молодежь? Если деньги у мамки с папкой есть – учись. А нет? В армию загребут. Ладно еще в эстонской - на велосипедах кататься, а в России? вернется ли? Я своей сказала: внука – ни-ни. Что хочешь делай. У сестры моей двоюродной, сынок – всё! Застрелили чечены. Такой мальчишка умненький был! Привезли домой в цинке. Растила-растила – на, мамка, хорони! А пошла она в военкомат насчет дров, так там харя сидит откормленная – за три года не обсерешь: "я, говорит, вашего сына туда не посылал". А тоже кто? Березовский! евреюга. Как не кокнут до сих пор? видно еще нужен, власовец проклятый.
- История не однозначна, - сказал Валерий. – Нельзя одной черно-белой малевать. Власовцы пострадавшие, а не предатели. Люди, обиженные на Советскую власть.
- Если он в моего отца стрелял, он мне кто? – выкрикнул Литр Иваныч. – Пострадавший? Лоб зеленкой и к стенке!
- И всё русский человек, везде он, бедолага, крайний, - вздохнула Катерина. – Как скот, во все времена, гонят на убой, не спрашивая.
- Да, - помолчав, сказал Валера, - что Афган, что с чехами... Положили ребят ни за что. И у нас на работе женщина… Тоже... Племянник. Родственники у нее в России, - пояснил он Литр Иванычу. - Погиб парень в грузинскую, в Осетии этой…
Литр Иваныч вопрошающе всплеснул руками, но так и остался сидеть с открытым ртом.
- А за что? За черножопых? – еще больше разозлилась Катерина. – Они по базарам торгуют, все зубы золотые, а наш брат, ваня, знай, за гроши вкалывай, таскай-подметай. Еще и сто раз какая сволочь упрекнет: ленивые, мол, русские, пьяницы и воры. А сами только деньги считают и умеют.
- Так огульно… Тоже нельзя, - спокойно возразил Валерий.
- Развелось этой черноты, буквально везде, - отмахнулась Катерина. - Так и не живется им на родине. Набежали из своих чуркестанов, саранча. В горах родились - так и живите там, у себя. Что у нас-то забыли? Живите в своей черножопии! Лезут и лезут, лезут и лезут. Поглядела я: наглые, орут, харкают повсюду, бусурмане. А деньжищ сколько в эти гудермесы вбухали? Дворцов им понастроили, шакалам, лезгинку плясать. Пусть в провинции дороги в ямах, пусть работы нет, пусть детишки полуголодные! Чего там! На русских детей им в Кремле насрать. Лишь бы на Западе, где у них виллы построены, не вякали. Они лучше убийцам орденов да героев на грудь навешают. У вас-то что народ говорит? – обратилась она к Литр Иванычу.
- Когда говорить? Работать надо, – растерянно сказал Литр Иваныч. – Правильно. Все субботы черные. Народ из-за станка не вылезает.
- Ну, в России-то, да. Работа есть. Это у нас скоро все по помойкам будут ходить. И эстонцы запоют другую песенку. Как уж больно хорошо при нацистской власти жить. На похороны пособие отменили. Срам на всю Европу, а этим - хоть ссы в глаза, только жирнее будут.
- Там всё куплено, с цереушниками согласовано, а народ ни при чем, - сказал Валера.
- Вот-вот, - согласилась Катерина, - У этих самолеты наготове. Чуть что – мигом свалят в свои америки, а простой народ останется. У разбитого корыта. Ни с чем пирожок. Вот тогда покусают локти, а поздно! Всё!