- Развитой социализм, - осторожно произнес Сергей.
- Развитой – не развитой, а чуть не каждый год по профсоюзной на юг ездила. Считай забесплатно. Во всех Анапах и Алуштах побывала. И процедуры разные, и питание. Что? Турция ваша нынешняя лучше что ли? Вода та же, солнце то же. И на машину накопили. И гараж рядом с домом. Дед не нарадовался. И квартиру, слава тебе, получили трехкомнатную. Купи вот сейчас. На всю жизнь в кабалу. А тогда рабочий класс ценили. Уважали.
- Что правильно, то правильно, – подтвердил Валерий.
- "Застой", видите ли, у них. Это у них в мозгах застой. И стагнация-засрация.
- Где они ее нашли? стагнацию? - сказал Валерий.- Извините, но когда в три смены все заводы... И не хватало стране. Ещё, ещё! Давай план, давай. Больше, больше. Где застой? Какой застой? Мы кабеля не успевали прокладывать. Черных суббот не перечесть.
- Черные субботы, да, - подтвердил Сергей. – Вроде поспать бы, а снова, - он зевнул, - на работу.
- Ну, вам-то молодым, откуда знать?
- Я рассказывал, - успокоил Литр Иваныч.
- Это правильно. Это надо делать – правду рассказывать. Это молодежи, - Валерий показал на Сергея - они пропаганду свою подлючую ввернуть могут, а мы-то с вами знаем какой "застой". Стабильность! вот что! Страна развивалась такими темпами, что ой-ё-ёй, - сказал он, обращаясь к Сергею. - Что угодно возьми: космос, авиация. Сколько жилья бесплатного строили людям. Днем и ночью строили. Фабрики-заводы какие? любо-дорого поглядеть. Станки с ЧПУ, не хуже западных. Совхозы - миллионщики! А сейчас? Поглядите, едем, поглядите в окно - пустые поля. Заросло, сорняки с меня ростом. А в магазинах польская картошка. Почему?
- Гайдарка с чубайкой всё придумали, вредители, - сказала Катерина. - И, как дед мой говорит, всякие прихлебалы пиндосовские. Он у меня и газеты читает, и телевизор смотрит. Подчеркивает, выписывает списки. Надо бы, говорит, их всех - в суд народный. Не тот, что нынче, продажный, а народный. Я и думаю - надо бы. И Ельцинера-пьяницу с ними. Пусть и заочно. Маслица подлить на сковородку в аду. И референдум по всей стране – что с ними делать.
- И что же делать? - спросил Сергей.
- Виселицу на Красной площади! И пусть висят, пока вороны все глаза не выклюют. Да только места для всех не хватит. А Мишу Балаболкина – в клетку, и возить по стране. Пусть люди подходят и в рожу лысую поганую плюют.
- Больно вы кровожадная, Катерина, - попенял Литр Иваныч.
- Я кровожадная?! А они не кровожадные - миллионы людей загубить реформами своими? Они не кровожадные? Сотни-тысячи расстреляли в девяносто третьем? – и будто ничего не было! Забыли!? Как и не было!! Жрали водку в Кремле, плясали, праздновали, сволота, а людей в это время пытали-убивали. Они думают, народ забыл? Не забыл! Не кровожадные? последние деньги со сберкнижки в копейки превратить? Да не по одному еще разу обманули! На рельсы он ляжет, харя пьяная! Жаль не захлебнулся и башку не расколол, когда с моста свалился, упырь. А по заграницам нас нацменам бросили на съедение? А вояк на улицу повыкидывали? Брата у меня с полком из ГДР - в поле, на мороз, в палатки. Выживай, как хочешь, а лучше сдохни - проблем меньше. А добро народное жидам запросто так отдать? Это еще им поблажки, паразитам, - виселица. Легко больно. Они же хуже Гитлера - свой народ губить. А вот судить по референдуму, и казнь тоже, чтобы назначить. По референдуму. По-честному. Как народ проголосует. Я бы за то голосовала, чтобы нашелся добрый человек, и им, по решению суда, проколол бы брюхо вилами. Пусть корчатся, как червяки. И по телевизору показывать. Каждый день. Как гниют, разлагаются.
Валера, усмехаясь, покачал головой.
- А всё пархатые. Повылезали, как тараканы из щелей. И всё под русских шифруются, рабиновичи. Новодворская эта, истеричка визгливая – я бы ей сама глаза выцарапала, жабе; японка: еврейка-прохиндейка вертлявая; кудрявый в белых штанах – пакостник, глазки бегают, не всё еще, паразит, украл; и еще один с ними, простите, старую, за выражение, на пидора похож, харя масляная, фамилию эту подлую забыла. Вмиг выползли, подколодные, русский люд душить-мучить. И тогда в семнадцатом году, и нынче. Гадёныши.
- А в семнадцатом-то что? – удивленно спросил Сергей.
- Как так что? Одни же евреи в революционерах-большевиках. Батюшку-царя православного ни за что загубили с детками. А сами? Бронштейны да Лазари, прости Господи, синагога одна. И Ленин-Бланк первый был еврей.
Литр Иваныч побелел.
- "Евреи, евреи, кругом одни евреи", - сказал, улыбаясь, Валера.
- И Высоцкий ваш - еврей, - сказала Катерина.
- Я вот тоже, знаете ли, - медленно сказал Литр Иваныч, краснея, - пархатый, как вы говорите. Мама у меня русская, а папа – Яков Иосифович. Комиссар. После войны одноногий инвалид. Так что? И меня в брюхо вилами?
- Я не про вас. Есть люди, а есть жиды, - подвела черту Катерина.
- А мне по жизни, - сказал Валерий, - евреи больше, чем все русские вместе взятые, помогли.
- Потому что вы на татарина похожи, - быстро сказала Катерина.
- Я?! - удивился Валерий.
- Мы, пожалуй, пойдем, покурим, - устало сказал Литр Иваныч.
***
- Не артисты это, Яковлевич. И не телевизионные съемки.
- Да я уж вижу, - озадаченно сказал Литр Иванович. - За такие разговоры сразу за теплое место и в холодные края.
- Деникин, - припомнил Сергей, - Власов.
- Актеры – не актеры! Они же не сумасшедшие. Ленин! Вишь чего!
- Брежнев умер. Слышал?
- Так он и сейчас не живее всех живых. Так что – это, брат-Мотылек, другое. Я подумал, может, белочка? Допился-таки? Так нет, вроде. Или сплю?
- Ты спишь, а я где?
- Ты в моем сне, а я в твоём. Вот и мама-луковка.
- Не спим, - сказал Сергей. – Не сон это.
- Я сначала подумал – провокация,- живо начал Литр Иванович. - Хотел Валере этому в лоб закатать. А потом подраскинул умищем-то… Нет. Кто я такой? Чтобы ради меня? Прыщик на ровном месте. Кому я нужен?
- А кому я нужен?
- Вот то-то и оно. Что там, на газете написано?
- Что?
- Число, "что"! Год какой?
- Я же тебе говорил. Две тысячи девятый. Ёёё… Не может быть! Это сколько ж мне сейчас лет? – задумался Сергей.
- А я, наверно, уже помер, - сказал Литр Иванович и перекрестился.
-Значит, вот как они живут, - медленно проговорил Сергей. – Это что же, через тридцать лет...
- Да-а, матифолия с уксусом. Чёрт знает что.
- Хуже Гитлера – говорят. А? Я думаю - совсем голодом заморили. И перловки не стало в магазинах, и головы с лапами куриными, видимо, пропали, и маргарин. Если не хуже. На улицу вышли хлеба просить, а их - пулеметами. Как в девятьсот пятом.
- У нас не забалуешь, - сказал Литр Иваныч. - В Новочеркасске, вон в шестидесятых. Тоже. Не чикались. Вышли колбасы попросить. Парень оттуда служил, рассказывал. Но это, смотри! Не сболтни где ненароком, а то быстро упекут. За длинный-то язык.
- Они-то не больно стесняются. Вон как власти несут.
- Так они же приезжие. Что и говорят – дели на два. Сказали, да и смылись за кордон. Местных, поди, за такое по головке не погладят, я думаю. Быстро укоротят. Как академика твоего.
- Чего ты ко мне пристал? Хрен с ними со всеми.
- То и пристал, что болтаешь много. Думаешь что? у стен ушей нету? Пусть хоть три тыщи девятый. Там, где надо, всё учитывается, не боись.
- Это я с голодухи. Есть-то охота, Яковлевич. У меня уж там крупинка за крупинкой гоняется с дубинкой. Что бы придумать? И эти, я смотрю, не едят.
- Экономят.
- И не пьют.
- Не пьют, потому что и с водой у них нынче перебои. Если двухкопеечные газеты покупать дорого, то сколько же вода стоит?
- А мне проводница пить давала, – вспомнил Сергей.
- Сжалилась. Видит – заморыш. Из своих запасов и дала.
- Ни денег, ни родных, ни знакомых. Ничего не осталось, - потерянно произнёс Сергей.
- Я, конечно, во все эти фантастики не верю, - решительно сказал Литр Иваныч. - Тут надо еще разобраться. Найти квадратный корень.
- А дома нас, наверно, уже… Всё. Считай, схоронили. Заживо. Как без вести пропавших. В командировке с цапфой.
- Что ты нюнишь?! Что ты тут пьесы Чехова изображаешь? Может нас, как космонавтов, в будущее заслали? И что? Обдристаемся жидким поносом? Опозорим советский народ?! Нет! Вернемся, в Кремль на "чайке" повезут. Спросят: "Трудно было, товарищи?" Что ты руководителям страны скажешь?! Улыбочку на лицо! Первомай встречай. И запоминай. Фиксируй, как летописец временных лет. Потом отчет писать. За каждую буковку ответ нести.
- Вот, сразу на заметку - вода у них дорогая. Слышал – водомеры какие-то! Воду меряют. А эстонцы закупают. Своей-то нету. Может и не только у эстонцев. Может катастрофа экологическая и вся вода заражена.
- Вода есть. Море кругом. Но оно соленое.
- Колодцы чего не копают? – спросил Сергей.
- Кончилась. Высохли все колодцы. Ушла вода. А морскую опреснять дорого, - пояснил Литр Иваныч. – Вот и закупают пресную в Усть-Луге какой-то. Там тоже, видно, не ах с водичкой, роют, углубляют. Но есть пока, есть водица на Руси.
- Наши с ними не дружат, - сделал вывод Сергей. – Слыхал, что говорит: "Крантик перекроют".
- Да видимо залупились. Хотели дешевше. Или приворовывали, суки. Раз солдат охранять поставили. Им и говорят: "ах, воровать! хер вам, а не воды". То-то бабка и беспокоится. Без воды, - Литр Иваныч провел ребром ладони по горлу – и не туды, и не сюды.