- Ну, что, девка, надумала? - вошедший, вместе с порывом пронзительно-холодного зимнего ветра мужик был высок, краснолиц и громогласен. Дверь, жалобно скрипнув, едва сумела вместить его широкие плечи и объемное, с трудом обтянутое длиннополой меховой курткой тело.
Девушка опустила глаза - сил смотреть на эти узкие глаза и поросший щетиной двойной подбородок у неё не было.
- Зачем я Вам, господин... у вас же есть жена... - сказала она тихо. Как будто она не задавала этот вопрос день назад. Вошедший господин сельский трактирщик подробно, скаля белые зубы на каждом слове, объяснил тогда.
- Ну, я же тебя не в жёны зову... - опять ухмылка, аж жирные щеки ходуном заходили, - в подавальщицы при трактире.
Да. В служанки. Со всеми, прилагавшимися к такой работе обязанностями. Днём и ночью. День назад она попросила время - подумать. Господин трактирщик милостиво разрешил. А еще сломал в печке трубу. В два удара, заботливо приготовленной кувалдой. Чтобы лучше думалось - пояснил он тогда. Дом на отшибе, мама умерла - заступиться за неё некому. Уйти тоже - на дворе зима, пешком уйдешь разве что на кладбище.
"Надо соглашаться. Помру же", - подумала она, но ее губы, почти против воли ответили противоположное:
- Уйдите, господин. Уйдите, пожалуйста, - ей было странно слышать свой голос. Как будто со стороны.
- Замерзнешь, приходи, - господин вышел, напоследок хлопнув дверью так, что затряслись стены.
Девушка присела на скамью. Платок тихо сполз с её головы, сквозняки заиграли медно-рыжими волосами. Её карие глаза невидяще смотрели в окно. Да и нечего там было видеть - только зимний туман. "Пусть завтрашний день сам о себе позаботится", - так вроде бы говорил сельский пастор на проповеди. Хороший был человек, жаль только, что был, а не есть. Трактирщик его боялся и, хоть и сально заглядывался, но не трогал живущую на отшибе сироту. Но пастора убили проходившие мимо солдаты, и вот... Она вздрогнула. Сквозь стены и тусклую слюду окон ей почудился чей-то взгляд. В последние несколько дней она его часто чувствовала - вечерами, когда тени сгущались под заснеженными ёлками. Наверное, этого стоило испугаться. Наверное. Но измученный мозг упрямо пытался искать надежду даже там, где её отродясь не было. "Может, это ангел? - думала она иногда. - Пастор говорил, они так с небес смотрят за нами..."
Опять шум у двери. На этот раз не грубый стук, а осторожное, почти ласковое царапанье.
На пороге никого не было. Только вязанка хвороста валялась. Раньше ее здесь не было, трактирщик не побрезговал бы унести. И опять знакомое чувство - как будто кто-то смотрит в глаза. Она невольно улыбнулась ласково серому закатному небу.
"Ты всё напутал, милый ангел. Не поможет, печка - то сломана. Но всё равно спасибо", - подумала она, но вязанку в дом все-таки затащила. Осмотрела обломки печи - может, удастся сложить из них подобие очага. Топят же как-то и без трубы, далеко на востоке...
А господин трактирщик тем временем с нараставшей яростью смотрел на зимний лес. Выходил он из своего трактира за дровами, а в лесной домик забрёл по дороге. И вот тебе - там, где всего пару минут назад оставил добрую вязанку, её не оказалось. А ещё на пушистом раннем снегу не было ничьих следов, но этого трактирщик уже не заметил - красная ярость залила глаза, крепкая сучковатая палка сама прыгнула в руки.
- Ещё и воровка. Ну я ей... - прорычал он, разворачиваясь обратно.
На тропинке встала, загородив дорогу, серая неверная тень. Трактирщик, не сбавляя хода, замахнулся - и еще какое-то время не мог понять, почему он лежит, если только что стоял, куда делась из рук изломанная палка, что такое тёплое и густое течёт по груди и руке... И чья кровь капает с кривых жёлтых клыков....
1-7
Мертвый дом
Небо над дорогой чернело, заволакиваясь тучами. Короткий злой ветер сдувал снег с поросших густым черным лесом холмов у дороги. Капитан Яков Лесли ругался. Ругался он виртуозно, со всем богатым армейским опытом - щедро мешая немецкие слова с английскими и удобряя изящной французской речью. Иногда в цветистых оборотах промеж иных слов мелькала и таинственная kusma's mother, подслушанная капитаном у шведских костров - эти ребята хорошо разглядели её у себя, в землях полуночных и обещали в Германии всем ее показать. Когда-нибудь, если сочтут немцев достойными. А теперь и Яков возносил ей хвалу, облегчая заодно командирскую душу. Было от чего - рота умудрилась сбиться с пути, потеряв тропу в этом поросшем скелетами деревьев лабиринте. Да еще обоза чуть не лишились - посланный поторопить задние ряды юнкер умудрился свернуть не туда и заблудиться. В итоге день марша псу под хвост и... Капитан с чувством проговорил последнюю фразу, старательно, как бы ни к кому не обращаясь, сплюнул и сказал, уже нормальным голосом:
- Придется ночевать в поле, делать нечего, - солдаты заметно погрустнели. Дело, конечно, привычное, но зимой и в непогоду - приятного мало. Юнкер, всю капитанскую речь простоявший столбом, встрепенулся, оглядел шевелящийся под ветром кроны деревьев и неуверенно сказал:
- Тут, вроде, в той стороне дом есть. Слышите, дымом пахнет...
Капитан ничего такого не слышал, но на всякий случай, приказал проверить.
В той стороне дом и вправду нашёлся. Крепкая деревянная, обложенная понизу тяжёлыми валунами постройка - то ли трактир придорожный, то ли чье-то небогатое поместье. Пара конюшен и каких-то сараев, высокий забор вокруг. Хороший дом, крепкий. Но мёртвый - не дымится на крыше труба, не горит свет в тёмных, забитых наглухо окнах. Сорванные с петель ворота сиротливо лежат на земле. И никого, хотя человеческих следов вокруг немало. Люди Лесли осторожно вошли внутрь, капитан дёрнул дверь - заперто. Огляделся, ударил в неё кулаком. В окне наверху с треском распахнулись ставни, в лицо Якову уставился мушкетный ствол и чей-то голос довольно грубо предупредил Якова, что место занято.
Яков упёр руки в бока и ответил, что такие аргументы и у него найдутся.
Вслед за стволом в окне показался и его владелец, настоящий гигант, мушкет казался в его руках детской игрушкой.
- Эй, господа, этот дом мы первые заняли, - голос у него был под стать росту.
- Имперская армия, рота капитана Якова Лесли. У меня сотня человек под ружьём и все замёрзли как котята. Именем императора открывайте, пока мы не начали греться, подпалив тут все к чертям.
- Подождите. - вмешался ещё один голос. Этот не грохотал литаврами, не рычал и не сыпал командами. Он лился тихо и вежливо - но так, что перебранка разом смолкла. Гигант в окне исчез, зазвенели засовы, и дубовая дверь распахнулась настежь перед капитанским носом.
- Прискорбное недоразумение, господа, - поприветствовали капитана на немецком - правильном, но с чётким французским акцентом.
Яков учтиво приподнял шляпу, поёжился - зимний мороз больно укусил за уши, и внимательно рассмотрел человека перед собой. Невысокая, узкоплечая фигура, ладный и удобный, несмотря на портновские изыски кафтан, утончённое лицо, хоть и не первой молодости.
- Согласен, прискорбное. - ответил Яков. - С кем имею честь?
- Рене, Аббат Эрбле, к вашим услугам. Пользуясь миром путешествую по Германии. Мой спутник принял вас за грабителей.
- По нынешним временам - предосторожность разумная. - согласился капитан, кивнув для порядку.
- Я так понимаю, что грабить никто никого не собирается, так что заходите, господа.
- А где хозяин дома ? - спросил Яков, оглядывая еще раз темную в лучах закатного солнца громаду.
- Висел какой-то бедолага на воротах. Наверное, это был он.
- Довольно невежливо с его стороны, - прогрохотал громкий голос. Вниз спустился обладатель мушкета - высокий, широкоплечий, громогласный человек с немыслимо закрученными усами. Яков чуть поморщился - в глаза ударил блеск золотого шитья на его перевязи.
Первый из французов сделал изящный жест в его сторону.
- Разрешите представить моего спутника - Исаак де Брасье, шевалье из Пикардии.
Капитан ещё раз приподнял шляпу, подставив морозу закоченевшие уши.
- Очень приятно, - пробасил гигант.
- Так что с владельцем ? - спросил Яков еще раз.
- Мы его похоронили и, раз уж я духовное лицо пусть и без кафедры - прочитали молитву. Больше сделать для бедолаги мы все равно ничего не могли, а ночевать в лесу из-за этого глупо...
- Война, что поделаешь. - пожал плечами капитан.
Вообще-то уже мир, но бедолагу эти тонкости сейчас явно не волновали. Капитан обернулся и махнул своим - располагайтесь, мол. Его люди давно вошли и привычно, без лишней суеты разбрелись по двору, устраивая лагерь.
Последний, ярко-алый луч заходящего за ёлки солнца ударил капитану в глаза, заставил поморщиться. На арке ворот чёрной тенью сидел человек - кто-то из солдат залез срезать верёвку повешенного - на амулеты.
1-8
Непростой разговор