Огонь в колыбели
Юрий ИваниченкоОтветная реакция
1
Маленькое желтое пятнышко затрепетало, вспучилось и начало разбухать. Выпустило гибкие отростки, и они, утолщаясь, поползли во все стороны. Зелень перед ними бледнела, растворялась, и мертвенная желтизна заполняла пространство.
Вот несколько отростков оторвались от основного тела, отдалились и, нащупав зеленые плоскости, стремительно расползлись по ним, а затем неспешно ворочались, обкатывая, обсасывая новые границы. Невидимые споры разлетались все дальше и дальше, бесформенные, уродливые желтые пятна возникали вдалеке от разбухшего тела основного организма
Хан встряхнул головой, отгоняя видение. Но почему-то радостная расслабленность, привычное и желанное состояние, ради которого, собственно, и «выбил» он симпатичную сауну в этих маловодных местах, не возвращалось
Резо, развеселый, рассказывал об очередном курортном похождении, кто-то смеялся, кто-то советовал: «Ну и оставил бы ее с этим лабухом»
Дома ожидала Айша, и тяжелые локоны, чуть пахнущие миндалем, стекали по ее смуглым щекам
А в двадцати километрах отсюда ожидал Мирзоев. В своей лаборатории, в Шаймергене, среди песков. В гиблом месте, по утверждению старожилов. Мирзоевфанатик, а может быть, и сумасшедший, но может быть, и нет
Хан прикрыл глазаи совершенно ясно представил себе мирзоевскую лабораторию, зал, где они впервые встретились, серо-голубые ящики приборов, многоцветные змеи проводов, жгутов, кабелей, оплетающие эту самую его установку, назначение которой понять просто, а вот устройство невозможно, и наконец, самого Мирзоева. Но почему-то представил его не в белом халате, как тогда, а в немодном костюме, в котором недавно Мирзоев заявился к нему в кабинет.
Представили скривился, как от зубной боли, и выпил что-то, не разбирая вкуса, и попытался слушать веселые россказни, но вскоре опять закрыл глаза и помрачнел. Вроде не наградил его бог излишней впечатлительностью, и во всем, разве что кроме истории с Айшей, Толя Суханов, по прозвищу Хан, оставался стопроцентным прагматиком, а вот никак не мог отвязаться Нет, не верил, не мог он поверить во всем Мирзоеву, и тот фильмик, состряпанный компьютером, вряд ли мог так запасть в его душу; но все же оставалось нечто, скрипело песчинками на зубах и странным образом препятствовало даже любви.
А ведь совсем недавно, чуть больше двух лет назад, когда Сухановас его-то послужным списком! приняли всего-навсего исполняющим обязанности начальника захудалого РЭСрайона электросетейи дали им с Айшей (из-за которой пришлось оставить пост, квартиру, большой город) комнатку в затараканенном старом общежитии, они были безоблачно счастливы. И хотя на Хана долго и сильно косились, пока он круто выводил РЭС в образцовые, а с Айшей местные светские жены даже избегали мыться в общей бане, Сухановы сами себе иногда завидовали.
Может быть, не стоило так подробно говорить с Айшей о том злосчастном фильмике? Да и вообще пересказывать ей разговор с Мирзоевым?
Он заявился в кабинет начальника РЭС незадолго до окончания рабочего дня, когда текущие дела уже улажены. Заявился и чуть не с порога потребовал пятьдесят мегаватт
В маленьком городишке уже все давно знали, что Толя падок на выгоду. Взяток ни в каком виде не брал, но чуть ли не по-мальчишески радовался, если удавалось обставить дело так, чтобы у рэсовских шоферов оказалась пара лишних покрышек, свободный бензин, у ремонтниковпокрепче обменный фонд и порядок с инструментами, ну и так далее.
Знал это, конечно, и Мирзоев, но выложил свои резоны так неуклюже, что Хана даже передернуло. РЭСу действительно предстояло строительство линии электропередачи через пустыню, и действительно прокладка трассы не по пескам, а по ровной каменной поверхности, как это пообещал Мирзоев, сулила большие, очень большие выгоды. Тем не менее уже то, как Мирзоев начал разговор, заставило Толю сказать «нет» и даже хлопнуть ладонью по столу.
Почему? ошарашенно поднял брови Мирзоев, волнуясь явно больше, чем это мог предположить Хан.
А ты сообрази, усмехнулся Суханов, у меня же на весь район шестьдесят мегаватт. Что мне, всех отключать? Фабрики? Больницы? Пять, ну шесть дать могу. Не больше.
Мирзоев заерзал на стуле:
Зачем всю больницу отключать? Операционную оставь. И комбинат не надо. А остальных Я же у тебя не днем прошу, а в субботу ночью. В двенадцать ночи, да? Все же спать будут
Рабочий день уже закончился, а до заветных девятнадцати, когда во двор залетят три или четыре машины и в бане начнется веселый, но уважительный разговор деловых мужчин, которым сам аллах велел отдохнуть в пятницу в приятном обществе, оставалось еще время. Поэтому Толя мог себе позволить немного повоспитывать товарища Мирзоева, у которого хватало образования и академических заслуг на трех Толиков, а вот знания практической работы РЭСне хватало.
Ты думаешь, ночью энергия гуляет, берине хочу? Нет, дорогой. Нагрузка падает, это так; но больше-то мне центральная диспетчерская ни киловатта не даст. РЭС наш дефицитный, своих генераторов нет, все по сетям получаем, от системы. «Куда тебе такую уймищу энергии?»спросят. А я что отвечу?
Есть потребитель, отвечай, и он деньги заплатит.
Ха, деньги, повеселел Хан, деньги-то ты заплатишь, куда денешься. Да не те это деньги, чтобы из-за них на поклон в Управление идти. Тут ведра коньяку не хватит, чтобы объяснить, ради каких это забав надо. выделить такую уймищу энергии.
Это не забавы! побледнел Мирзоев. Не забавы Он вскочил и, набычась, уставился на Хана, потом обмяк, сел и сказал:А что не хотите понимать, что это ваш наш последний шанс, так это просто ваша беда
Толя только махнул рукой:
Какой там последний шанс! Что тут такого?
Как что? Пустыня! Ты понимаешьПустыня! Завтра, может, совсем поздно будет!
Ну и чтопустыня? отозвался Хан. Сто летда что я, сто тысяч лет все так же лежало, и всех дел
И всех дел повторил Мирзоев. Сейчас, как сто и тысячу лет назад, она засыпает дороги и поля, выпивает реки, расползается даже по морскому дну
Ну и что? отозвался Хан. Почистить да всякие там заграждения с умом построитьи все.
Если бы с умом Тупик. Давно тупик Если традиционными методамито можно только задержать. Чуть-чуть. В нашем масштабе времени. Но не в ее А можно и не сопротивляться. Руками развести и бежать куда глаза глядят. Пока еще остается, куда бежать
Ну ты даешь, вроде бы даже искренне удивился Хан, откуда такая трагедия? Пока что все наоборот: мы же на пустыню наступаем. Ты в Голодной Степи был? Видел, как сейчас тамкогда вода пришла?
Ты правда не понимаешь? Мирзоев пожал плечами и отвернулся к окну.
Толя тоже смотрел в окно, на желтый край песков, уходящих за горизонт. Можно не думать, а можно и вспомнить Вспомнить, сколько раз приходили на ум странные мысли. Он давно уже живет на краю пустыни. Недалеко от райцентра, в Шаймергене, как раз вокруг опытной станции Мирзоева, лежали пески с повышенной электризацией. Задержавшись однажды на станции до темноты, Хан увидел плоские зеленоватые разряды, мгновенным сложным узором оплетавшие барханы, призрачные факелы коронных разрядов на гребнях и призрачных электрических «змей», стремительно стекающих с невидимых во мраке склонов.
Когда-то я рассуждал так же, отозвался Мирзоев, знал о городах и царствах, погребенных песками, и думал, что тем людям не хватало техники, чтобы пробурить артезианские скважины, не хватало терпения, чтобы восстанавливать засыпанные каналы, не хватало знаний, чтобы высаживать деревья и травы, останавливающие пески
А что, правильно, заулыбался Хан, надо по науке жить, работатьи вся недолга.
Ты сколько еще проживешь? неожиданно спросил Мирзоев. И сам же себе ответил:Еще лет пятьдесят, наверное.
Э, жмешься, возмутился Хан, до ста лет, никак не меньше.
До ста, так до ста. Там, он указал на пески, тысячу лет царства стояли. А теперь и следа не увидишь.
Ну и что? Их время кончилось.
А у пустыни не кончается. Она их выжила.
Мирзоев выговорил слово «выжила» с каким-то особым значениемсловно термин, вмещающий в себе все понимание данного явления. И спросил:
У тебя кинопроектор есть?
А как же. Узкопленочный. Фильмы по технике безопасности крутим. На выходные могу дать. Хочешь взглянуть?
Пойдем. Я тебе один фильмик покажу. Может, сговорчивым станешь.
Не стану, пообещал Хан, но, мельком взглянув на часы, все же повел Мирзоева в рэсовский кабинет техники безопасности.
Пока Мирзоев заряжал часть, Хан курил и со смешанным чувством жалости и недовольства рассматривал его неуклюжий портфель из паршивенького кожзаменителя.
«Вроде бы современный человек, думал Хан со все возрастающим раздражением, а носишь черт знает что. Неужели непонятно, что модные вещиэто еще и уважение к окружающим? И в голове у тебя, наверное, черт-те что: смесь архаики, современной физики или там геофизики и средневекового фанатизма»
И решил не давать, если уж не будет самой крайности, положенные мегаватты для профессорских штучек. Надо протянуть год. Ну максимумполтора. Для Мирзоева, скорее всего, это не срокпусть все как следует проверит раз, еще раз, еще много-много раз; а для Ханаэто очень важно. Никто еще не разобрался с тем, что Толя натворил в электросетях района. Впрочем, ничего особенного он не натворил. Просто подключил самого ответственного потребителя, магистральную газокомпрессорную станцию, к линии электропередачи, построенной некогда только для снабжения опытной станции. А новая линия, необходимый резерв для газовиков, будет только через год
Такое подключение, конечно, нарушение и проекта, и Правил, безобразие и самоуправство; но в свое время это не только позволило выдержать сроки ввода газокомпрессорной, но и вытянуть РЭС из вечных прорывов, установить добрые отношения со всем районным начальством. А Резо, начальник газокомпрессорной, стал одним из постоянных участников «пятниц» и не раз за прошедшие полтора года выручал Хана с бензином и всякими железками
У меня готово, подал голос Мирзоев, включать?
Что это у тебя за кино?
Ты такого не видел. Никто еще не видел. Наверное, понравится Компьютер нарисовал.
Обрадовал! возмутился Хан и даже встал. Шабаш, мне чертежи за неделю во как надоели!
Это совсем не чертежи. Образное представление Я ввел в программу данные о границах песков в прошлые эпохи. Эти сведения собирают уже давно Ну, и это все на компьютере обобщено и развернуто во времени. С учетом еще некоторых факторов Получилась такая живая картина В цвете.
А я здесь причем? спросил Хан.
Мирзоев ответил вопросом на вопрос:
Ты по телевизору метеорологические монтажи видел?
Не знаю, может, и видел. Напомни.
Они составляют фильм из фотографий, сделанных с геостационарных спутников. Показывают движение циклонов, тайфуны
Да-да, сказал Хан, припоминая
припоминая, как на экране телевизора раскручивалась бело-голубая спираль над Атлантикой, расталкивая кипящие облачные сгустки на Скандинавию, Прибалтику, Балканы Айша еще цокала язычком и хлопала в ладоши: «Как юла!..»
У меня только масштаб другой: секундатысячелетие.
Ну-ну, присвистнул Хан, быстро посчитав в уме, начинаешь с миллиона лет до нашей эры?
С трех миллионов, бесстрастно бросил Мирзоев, кое-где большие пробелы, нет данных, и я проскакивал эпохи. Но картина и без того ясная.
И повернул переключатель.
Маленькое желтое пятнышко в центре материка затрепетало, стало распухать, разрастаться. Выпустило отростки, тонкие желтые струйки, и они поползли по межгорьям. Вот один отросток дополз до зеленой долиныи разбух, покрывая ее мертвенной желтизной.
Аппарат стрекотал, и этот ровный механический звук как-то по-особому подчеркивал мирные, неуклонные, целеустремленные движения желтого существа, расползавшегося по материку. Пересыхали, истончались и исчезали гибкие жилки рек, отступали горы, превращались в черно-коричневые острова в восково-желтом или бледно-коричневом пространстве, бледнели и все дальше на север и на запад отступали зеленые завитки лесов.
Щупальца становились длиннее, толще, перебивались зелеными пятнышками оазисови вдруг отпочковывались и разрастались далеко от основного тела, за синими подвижными блюдцами морей.
Аппарат стрекотал, и в промежутках между механическими кадрами возникали и сгорали города и царства, созидаемые на века своими неразличимо-мгновенными в этом масштабе времени владыками.
И во всех движениях, миграциях, приливах, размножениях и даже отступлениях желтого существа скрывались разум и смысл, отчетливые, но несовместимые с привычной логикой; единственное, с чем это перекликалось, с алгоритмами абстрактных графо-математических игр.
Последний метр пленки пролетел через фильмовый канал. Мирзоев отключил проектор и зажег свет.
Это что, серьезно? после паузы спросил Хан.
Данные строго объективны. Компьютер только развернул их во времени, ну и всякие мелочи без искажений.
Может, твой компьютер? ввернул оборот, непонятно почему прощаемый ему, как и вечное «тыканье», в этом церемонном крае.
Я думаю, и прежде находились люди, которые прозревали, какую даже не опасность, а безысходность таит совмещение на одной планете двух видов разумных существ. Но разве их принимали всерьез? Увы, нельзя прятаться от проблем. Они-то не исчезают. Наоборот
Да ты хоть соображаешь, что несешь? Пустыня разумна? Существо? Но она ведь амфорна{1} Сухой песок, подвластный всем ветрам Да и как жеу нес ничего нет, она вся бесформенная бесструктурная
А ты постарайся избавиться от гуманоидного шовинизма. Знаешь, сколько песчинок в одном Шаймергене? А комбинации их расположения? А возможности электрических связейэто же полупроводник, двуокись кремния? Она может быть на много порядков сложнее нас. И сильнее
Хан, постепенно овладевая собой, насмешливо хмыкнул.
Мы умеем управлять климатом? спросил Мирзоев. И сам же ответил:Нет. И землетрясениями тоже. А она, представь, умеет. Подвластна всем ветрам? Ой ли? Самумы, суховейдумаешь, это просто так? Ей необходимы И возможно, не только для экспансии Так же и землетрясения
Хана передернуло:
Слушай, не хочу забивать себе голову. На наш век земли еще хватит, и не только на наш. Будь проще, парень.