- Посмотрим, - буркнул. А сам поклялся: никогда не приму от нее денег… Тем более, не позволю, чтобы она отрабатывала за нас обоих. Пусть лучше себе на булавки соберет…
В Малых Окунях нас встретили, как родных. Глава обоза похлопал меня по плечу и потрепал Нару за щеку, словно ребенка неразумного. Не знаю, кого сильней перекосило - меня или ее.
- Тайвэма'ал! - прошипела она, когда мы вдвоем остались за столом.
- Что? - переспросил я, забывшись. - А, извини, ты опять на языке феек бормочешь. Ты бы последила за собой, а то, не дай Единый… Я-то привык уже, а вот кто другой за отродье феечье принять может. Беды не оберешься. Да и откуда у тебя вообще такая привычка-то? Знал я пару менестрелей…
Она молчала. Старалась не встретиться со мною взглядом и молчала.
Но не солгала.
- Ладно, - вздохнул я. - Не хочешь - не говори. Только странно все это… И ты сама… странная… Я за блажь принимал, каюсь, но сейчас будто шоры с глаз пали: не дурость, не блажь. Не будь я уверен, что ты - человек, и впрямь бы решил, что из Вьюжных лесов по мою душу явилась. А может ты эта… Княгиня?
Она зыркнула на меня исподлобья.
- Я - не фейри, - сказала тихо. - Я - смертная. Ты вот - Воин, а я - Менестрель. Тебе дар дан сражаться, а мне - знать. Я много чего знаю и помню: историю мира с самого сотворения.
Не солгала. Что-то недоговорила, но и не солгала. Хорошо. Может быть, мы все же сумеем понять друг друга. А может даже и….
Додумывать я не стал. Может быть, я и увидел менестрельку с иной, совсем неожиданной, стороны, но как женщина она была не в моем вкусе. Слишком уж неприметная она, ничем не выделяющаяся, плоская, как доска. Не посмотреть, не ухватиться, не по ночам согреться…
- Тиан, я тогда пойду, спрошу хозяина, может он позволит мне спеть? - спросила Нара, просительно заглядывая мне в глаза. Я видел - ей не терпится показать умение.
- Иди, - вздохнул. - Только не вздумай за меня игрой своей расплачиваться. Лучше пусть тебе заплатит, будут свои деньги на всякие там…
Она неохотно кивнула, с сомнением глядя на наш более чем скромный ужин. Здесь, по счастью, подавали не только рыбу, но и цены были на порядок выше. Хорошо хоть в обоз нас приняли обратно.
Менестрелька переговорила с пузатым хозяином, более чем готовым разрешить ей развлечь многочисленных посетителей. Как я понял из долетевших до меня обрывков разговора, он за выступление две серебряных монеты пообещал и комнату на ночь, а еще то, что слушатели заплатят, ей достается. Все-таки менестрелей любят и ценят, не так их много бродит по дорогам, большинство в Псхове живет, туда и съезжаются ценители. А в Малых Окунях вот уже месяц никаких развлечений не было.
Спустя двадцать минут таверна битком набилась - это хозяин, не желая упускать выгоду, послал служанку новостями поделиться. Нара все это время сидела на высоком табурете, принесенном для нее откуда-то с кухни, и наигрывала что-то тихо.
А потом она запела. Ту самую, о Воинах. И притихли люди, слушая. А я сидел в уголке, прикрыв глаза. И вновь лилось из груди моей пламя, и вновь продирались из-под земли огненные воины-скелеты. И вновь шли в бой по велению моему, и убивали во славу мою…
- А старые песни знаешь? - спросил кто-то, когда Нара закончила петь.
- Знаю, - ответила она, продолжая наигрывать мелодию. - Какую вам спеть?
- О Тиане Берсерке! - попросил кто-то и тут же его поддержали нестройно.
А она побледнела как мел, дернулась, неловко струну задела. А потом посмотрела на меня испуганно. Я пожал плечами.
- Хорошо. Тогда слушайте… Слушайте легенду о Первом из Великого Рода Берсерков. Слушайте о Великом Городе и его людях…
Она запела, но я не слышал ни слова. Звуки исчезли, исчезли стены, я вдруг увидел себя со стороны. Будто я сижу на жеребце огромном перед воротами закрытыми. А в руке сабля, и горят глаза ворона, и дрожит Оружие. И весь я в алом, словно маг расфуфыренный. А через плечо лента наградная… И страшно мне. Но страх прячется где-то глубоко внутри, а наверху - ярость. Ярость такая, что вот ее и стоит испугаться: самоубийственная.
Ночь беззвездна, но светла кострами и пожарами. Пламя повсюду. Горит город, горят шатры и костры. С шипением стрелы пламенные тьму прошивают. И падает первый снег. Белой кисеей на волосы ложится и плечи. Я запрокидываю голову… Снежинки тают, едва коснувшись кожи, слезами по щекам бегут капли.
И в голове ни одной мысли. Только пульсом бьется: "Победа или смерть"! Колотится, пытается вырваться наружу, разодрать тишину мертвую: "Победа иль смерть!" И прорывается…
- Победа иль смерть! - кричу "другой я" и черный конь на дыбы встает. В поводья вцепляюсь сильней. - Открыть ворота!
Пришпориваю жеребца и мчусь. Мчусь, сам не видя куда. Будь сейчас передо мной армия Старших или людей - все равно. Свои? Чужие? Какая разница?
Нет больше Тиана Берсерка. То, что сейчас живет в моем теле, чуждо этому миру, опасно, беспощадно. Что я? Я - ночь, огонь и первый снег.
Я - Смерть.
За мной гвардейцы следуют, мои, выпестованные, выученные… Все они погибнут. До единого. Все они погибнут, а я… Я уже мертв.
- Победа иль смерть! - подхватывают они клич. - Победа иль смерть!
Сношу голову одному из слишком близко подобравшихся шаманов. Сабля оставляет за собой светящийся алым след, не тухнущий - лишь разгорающийся. Эта огненная лента отмечает мой путь.
И страха больше нет. Я выжег его, вырвал из груди и бросил в один из костров. Запах сожженной плоти заставляет ноздри хищно раздуваться. Пламя… Да… Его мало… Слишком мало… Больше. Больше!
Больше!
Падает подо мной верный Ворон, я лечу на черную землю, качусь между лап и ног, уклоняюсь от ударов. И встаю… И смотрю в пламя. А сквозь пламя на меня смотрит их шаман. И скалится.
И я делаю шаг. Первый… Протягиваю левую руку, позволяю одному из огненных языков браслетом обвить запястье, потянуть меня, поторопить. Да-да, сейчас… Дай только…
Пламя сдирает с костей плоть. Смертную - уязвимую. Но я продолжаю жить. Я продолжаю жить. И полыхает в моей груди сердце. И горит верная сабля.
Я стою в пламени и гляжу в лицо шаману. И шевелится что-то в кострище, и встают рядом те, кого сжег этот демон во славу своих зверобогов.
- Только победа! Только смерть! - и слышит меня каждый.
И они выходят. Они идут. Женщины, дети, старики. Идут, а меж ними умершие. Плоти лишенные, огнем наполненные, оружие пламенное сжимающиеся.
Живые и мертвые.
Мертвые и мертвые.
А из пламени она выходит, обнимает меня. И шепчет: "Все правильно, Воин… Ты победил. Смерть - тоже победа, если ты выбрал ее сам, если ты ее принял. Проиграть может только трус…"
И все сливается в безумный черно-алый вихрь, рычащий клубок тел, костей и пламени…
И все заканчивается. Я вновь сижу за столом в таверне, а моя менестрелька, уже молча, продолжает перебивать струны…
- Лишь выбрав смерть ты сможешь победить, - шепчет кто-то прямо мне в ухо. И смеется. Но рядом никого нет. И "никто" продолжает: - Жизнь бессмысленна, если в ней нет цели. А цель Воина - смерть. Чужая. Своя.
- Смерть, - шепчу одними губами, неслышно. - Победа иль смерть…