Нара
Я замолчала, продолжая перебирать струны. Вокруг звучали одобрительные крики, со всех сторон сыпались монеты. Надо будет подобрать, деньги лишними не бывают… Но я не видела и не слышала никого. Здесь. Я была далеко, там, где горело пламя и смеялась Огненная Княгиня. Реи'Линэ, Огнь Осенних Костров. Род Берсерков должен был достаться ей целиком. Каждый ушел бы в Огнь. Если бы не я. Если бы не я…
Кто-то подошел, подсел рядом.
- Я больше петь не буду. - Говорю решительно, так, чтобы больше не просили. Люди никогда не понимают момента, после которого сказать уже нечего. - Это все.
- Не пой, - согласился Тиан.
- Ох, прости, не узнала! - Дожили, называется. Он сидит молча, слушает тихий перебор струн. Хотелось плакать, но нельзя. Так пусть плачет гитара. - Она подарила тебе его саблю. Того самого Берсерка, что спас гибнущий город и ушел в Осенний Огонь.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю. - Надо соврать, отвести подозрения, но нет сил. - Я много чего знаю, Тиан.
Плачет музыка, надрывает сердце. Смертельный подарок сделала человеку Княгиня. Воин. Не всех я уберегла в Роду, помню. Они уходили - в глазах огонь, в душе - мечта. И плакали оставленные дома женщины. И я плакала вместе с ними. Выбор Воина. Красивые слова, за которыми много слез и крови.
- У него были дети? - с любопытством. То ли хочет узнать, не его ли потомок, то ли легенда понравилась. Все дети спрашивают "что дальше". Все. Даже взрослые.
- Был. Сын. Но он никогда его не видел… Даже не знал о нем. Ребенок родился уже после той битвы.
- Что ты плачешь, малыш? - ласково. До сих пор я не показывалась на глаза подопечному, но сегодня он плакал. Его обидели…
Ребенок отшатывается, от испуга прекращая рыдать. Ну да, есть от чего испугаться. Баньши является либо в виде невинной девы, умершей в ее Роду, либо в образе безобразной старухи. Но Род только основан, какие уж тут невинные девы, когда этот ребенок - все, что у меня есть…
- Не бойся меня, дитя. - Нежно. Моя жизнь тесно связана с этим мальчиком, его тревоги - мои тревоги. Пусть я похожа на буку из страшной сказки, пусть я безобразнее ночного кошмара, но ребенок чувствует мою заботу. Бедный-бедный… Хорошо его отцу - он погиб в великой битве, даже не зная, что где-то растет его семя. Его потомок, несчастный мальчик, которого дразнят злые дети. Хорошо Берсерку - он не должен надрываться, из последних сил работать, лишь бы прокормить никому не нужного ребенка - своего сына. А вот девочка, которой не повезло полюбить Воина - она надрывается. Ее долг, ее мука, ее участь тяжелее, страшнее, ужасней. Не яркий миг битвы и гибели, а каждый день полный тяжелого труда и ядовитых насмешек. Она так и не призналась, от кого ребенок… вот только свалилась в беспамятстве, когда услышала легенду о возлюбленном. Менестрели быстро сплели красивую сказочку, но что этой девочке до славы и чести? Но никто не догадался… не захотел. Как же, признать за мальчишкой такого отца, когда можно травить его, обзывая ничейным ублюдком? Бедный, бедный ребенок…
- Я отомщу! - Грозно. И было бы страшно, если бы эти слова кричал сам Берсерк, а не его сын - щуплый мальчишка, голодный и бледный от недоедания.
- Тш-ш… тише, малыш, не надо кричать. Я услышу даже твой шепот.
- Я отомщу! - Уже не так уверено.
- Подумай, дитя. Это не дети, это стая диких зверенышей. Каждый из них крупней тебя, вдвое сильнее… И их больше, намного больше! Побереги себя, малыш. Тебе с ними не справиться. Их слишком много, а ты мал и одинок…
- Они не смеют так говорить со мной! Не смеют! - И в слезы. Бедный, бедный ребенок…
- Они дураки, ребенок. Зачем обращать внимание на дураков?
- Они дразнятся… - Всхлипывает. Да, дразнятся, и это больно. А еще бросаются камнями и гонят прочь.
- Они просто не знают, ребенок. Они не знают, кто ты на самом деле. Кто твой отец…
- Кто?! - И слезинки высохли.
Я рассказываю. Тихо-тихо, рассказываю эту легенду.
- Неправда! Этого не может быть! Мать бы знала! - Обижено.
- Спросишь ее сам, когда вырастешь. - Равнодушно. Я Старшая, с каких пор моим словам не верят? С тех, когда я принуждена возиться с никому больше не нужным сопляком?
- Я сейчас спрошу!
- Тш-ш, малыш, не спеши. Как только ты расскажешь обо мне, я исчезну.
- Ты умрешь?
- Нет, но ты никогда меня больше не увидишь. А промолчишь - я буду навещать тебя.
- Зачем? - Недоверчиво.
- Не хочешь, ребенок? Тогда я уйду сейчас.
Он пытается удержать меня за подол, но его рука хватает лишь воздух.
- Я не человек, дитя. Я - Хранитель твоего Рода. Так мне уйти?
Ребенок думает. На самом деле думает. Любопытство борется в нем со страхом одиночества. Мать весь день занята, дети с ним не играют, родным он не нужен…
- Останься. - Просительно. Умный ребенок.
- Останусь. Но ты должен слушаться меня и никогда, никому обо мне не рассказывать! Тогда я останусь с тобой. С твоими детьми и внуками… С твоим Родом.
- Его мать была простой крестьянкой, - говорю я Тиану. - Назвала сына в честь Берсерка, но это не принесло ему счастья. Неизвестно чей ребенок в деревне - страшная участь. Ее прогнали из дома, она как рабыня батрачила на соседей.
- Положи ножик, дитя! Не трогай, не играй с огнем!
- Я хочу быть как отец!
- Как отец? Сгореть в пламени войны, бросить мать одну? Обездоленную, несчастную? Ты - единственное, что у нее осталось!
- Отец погиб с честью! А меня все дразнят!
Зря я рассказала ребенку правду, зря…
- Ты убьешь меня! - Со страхом.
- Тебя?! - Ага, испугался! Успел уже привыкнуть к страшной старухе, что приходит, когда он один, и поет песенки, рассказывает красивые сказки.
- Малыш, я живу только пока ты жив. Не рискуй собой, дитя, не надо.
Не играй с огнем, положи нож…
Не бросай родных, позаботься о близких.
Не докажешь правду клинком.
Не рискуй.
Не играй с Огнем.
Не смотри на мечи…
- Еще малышом напросился помогать деревенскому кузнецу. Тому все равно было, чей мальчишка, лишь бы работал… А сын Берсерка очень старался.
- Завтра тебе исполнится семь лет, дитя. Ты меня больше не увидишь.
- Не увижу? - И слезы. Но уже не плачет, скрывает. Растет ребенок, растет.
- Нет. Но я всегда буду рядом, помни. Всегда с тобой. А если тебе будет грозить опасность - ты услышишь мой крик. И потомкам передай - когда кричит баньши, быть беде.
- Потомкам? - Смущенно, недоверчиво.
- Да. - Твердо. - Помни, малыш, я жива, пока жив твой Род. Обещай мне, поклянись, что будешь жить… хотя бы пока у тебя не подрастут дети. Я кажусь старухой, но, клянусь Хаосом, мне рано еще умирать! Если с тобой стрясется беда… я уйду в Хаос. Пожалей меня ребенок, молю! Я не хочу уходить…
Он не понимает, но клянется.
Клянется продолжить свой Род и мою жизнь.
Я целую его в лоб - он не чувствует.
- Прощай Тиан, сын Берсерка…
- Хороший кузнец из него вырос, умелый. Одна беда - не любил он простых заказов. То есть делал, конечно, и неплохо делал. А все свободные деньги на забавы спускал.
Я покосилась на саблю Берсерка.
- Он мечтал стать воином, но не стал. Не хотел мать одну бросать, да и… а там женился на дочери кузнеца, семью завел. Домом зажил, никто ему уж и не напоминал, что ублюдок. Звали его - Тиан Кузнец. Но все равно не догадывались, чей он сын…
- Он всю жизнь тосковал по этой сабле, хоть и не видел ее никогда, - внезапно признаюсь я. - Ковал клинки - для себя, не для продажи - и смотрел на пламя. Ковал, но не мог погасить, забыть. Хоть и не видел никогда. А однажды в ночь ушел. Взял лучший свой клинок и ушел.
А я в то время пела колыбельные его сыновьям… и не удержала Кузнеца дома…
- Полгода не прошло, как пришла злая весть. Слишком долго он тянул, слишком долго сидел дома. Не вышло из него Воина, сгинул. Скоро сгинул, без славы и чести.
И плакала его жена и рыдали дети и стонала баньши, не удержавшая первого своего человека от гибели…
- А как поплакала, продала все клинки. Хотела в реку выбросить, да отец удержал. Не глупый он человек был, нашел хорошего покупателя. Озолотились все, Тиану Кузнецу равных не было. Слишком сильно он по сабле тосковал, слишком сильно мечтал о битве. Потому и ковал мечи для себя одного, не мог в чужие руки отдать. Озолотились, разбогатели… а от детей Кузнеца Род продолжился…
Тиан молчит, думает. О чем?
- Где они теперь? Что с ними стало дальше?
Я смотрю на своего человека. Долго смотрю, печально. Нет, я не скажу всей правды, не признаюсь. Не надо ему знать, чья кровь течет в его жилах. И так уже хватает и сабли, и выбора… только родовой гордости не хватает.
- Угас Род, - отвечаю я глухо. - Потухло Пламя.