Вот оно.
Вот когда я вернулся в реальность.
- Дальше? - атаман обернулся, поглядел вокруг. - А что дальше…
- Дальше-то мы как? - напряжённым голосом спросил Колька. - Ну. Наша сотня.
- Повоевали, хватит… нам оставьте… - попытался пошутить Громов. Но Колька вдруг крикнул:
- Тогда берите награды обратно! А нам разрешите воевать!
- Воевать!
- Забирайте награды!
- Что мы - за них воевали?!
- Сорок километров до линии!
- У меня вчера отца убили!
- Дядю!
- Брата!
- Воевать!!!
- Да вы ж не казаки! - замахал рукой Громов. Лицо его стало отчаянным.
- Верстайте! - отчаянно заорал Колька. - Верстайте нас всех!
- Верстайте!
- Да родителей-то пожалейте! - уже надсаживался Громов.
- ЭТИ придут - никого не пожалеют!
- Верстайте!
- Сынок! - крикнул кто-то, я не понял кто. И не понял, чей голос в ответ прозвучал:
- Мама, молчи, не смей!
Только бы моя ничего не крикнула, подумал я. Громов водил растерянными глазами. Потом кивнул молчащим старикам:
- Вы как, старики?
Я прикрыл глаза.
Если бы я мог - я бы заткнул уши.
Я знал их ответ.
* * *
- В бога веруешь? - спросил атаман. Я кивнул, потом быстро ответил:
- Верую.
- Добре. Водку пьёшь?
Я онемел. Что отвечать-то?! Вокруг раздались смешки и подначки:
- Да ты про что его спрашиваешь, атаман, ты его про молоко спросил!
- Ага, из сиськи ещё…
- Отвечай по обычаю, - тихо сказал Громов. В его глазах был какой-то тёплый свет, и я, придя в себя, отчеканил:
- Пью!
- Перекрестись, - я выполнил требование. - Отче Наш читаешь?
- Отче наш, иже еси на небеси, да святится царствие твое… - начал я, с ужасом сообразив, что знаю ещё только одну строчку - но Громов махнул рукой:
- Будет… Значит так. Быть тебе, Николай Сергеев Реузов, казаком станицы Упорной войска Кубанского.
Опустившись на колено, я поцеловал станичный стяг. Встал. Вернулся в строй.
Когда принимали Витьку Фалька, кто-то сказал: "Немец, вы чего?!" - и я понял вдруг, что ко всему этому относятся серьёзно. Витька побледнел. Но Громов повысил голос:
- А скажи, старики, - обратился он с поклоном к старикам, - как наши Азов у турок брали - кто стену миной взорвал?
- Крещёный немец именем Иван! - отозвался тут же Игорь Николаевич, стукнув палкой в землю. - Витька на работу злой, наш, казак!
- И воевать хорош!
- Пленных с пулемётом голыми руками взял! - закричали отовсюду. Громов кивнул:
- Ну и дело.
Солнце пекло. А мы стояли, и снова, снова повторялся этот обряд. С каждым повторением становилось казаком больше. Я не ощущал ничего возвышенного, всё напоминало конвейер. Но никакого протеста это у меня не вызывало. Когда идёт война и с конвейера сходят танки - никто не смотрит, чтобы на них ровненько легла краска. Главное, чтобы танки были. Чтобы было чем заменить сгоревшие…
Я думал о себе, как о танке. Как о машине. Не как о живом человеке. Ещё три месяца назад я бы просто не понял, попытайся мне кто-то объяснить такую позицию. А теперь - сам дошёл. Своим умом.
Отдельная "Крылатая сотня" была оформлена, так сказать, официально. В заключение Громов сказал, что в самое ближайшее время мы будем оснащены "по полной". Правда, он не стал объяснять, что имел в виду, а мы не спрашивали - и так уж много чего натворили, так сказать.
Нас поздравляли и, кажется, снова фотографировали, уже по отдельности. Потом кого-то потащили к машинам. А я разыскал маму и мы пошли домой. Дашка было мотнулась следом, но я еле заметно покачал головой - и она тут же исчезла, послав мне воздушный поцелуй.
Мы шли молча. Я нёс новенькую кубанку в руке.
- Что же ты наделал, Коля… - тихо сказала мать. - Что же ты натворил…
- Я не сделал ничего, чего не надо было делать, мама, - твёрдо ответил я. - Только то, что был должен.
Она остановилась. Посмотрела на меня - так, как смотрела до войны, когда я что-нибудь вытворял и не хотел признать вины. Но… но сейчас я не отвёл глаз.
Опустила глаза мама.
- Пойдём домой, - я взял её под руку. - Пойдём, ма?
Дмитрий Ляляев.
РАЗДУМЬЕ
… слова "Родина" и "Отчизна" -
Не разменная медь в кошельке!
Если Родины Вам не видно
Посмотрите на жизнь вдалеке.
На бардак, что в стране творится,
И виновных нам не сыскать!
Призывной народ "шухериться",
Не желая идти "воевать"!
Говорите, что нет России,
Может вправду и вам видней,
Но какие у нас большие
Легионы из "косарей"!
Нет, не тех, что траву косили,
Убирая ее в стога,
Тех, что голову не побрили
Опасаясь открыть рога!
" - там уроды одни, дебилы!
Я же умный, я не такой!",
Это как же тебя растили,
Что ты вырос такой "герой"?!
" - эта армия, что дает - то?
Неохота два года терять!",
Но мужчина ль, сказавший это?
Да, мужчина, мужчина - Блядь!
Вы простите меня, пуритане,
Нецензурна моя молва,
Только что обижаться, если
Не относятся к Вам слова!
Те, кому довелось "откоситься",
Пусть спокойненько груди мнут,
Проституткам и просто девкам,
Что услуги свои продают.
Только если вас с ней перепутают
И предложат пройти в постель,
Не валите вину на Путина,
Что страна превратилась в бордель.
Здесь и ваша заслуга "косарьская",
Вы же умный, вы не простой!
Легионы в стране "гейсарские",
"Мальчик-гей" - это "деффка" такой!
Где же сказки о древних русичах?!
Или сказки сплошная ложь?
Ну, дремучие. Жили в урочищах,
А с дремучих - чего возьмешь?!
Ну не знали они, что лучше бы
Под татарами "полежать",
И Сусанин, поляками мученый,
Не хотел им Москву показать.
А французы - какая радость,
Научили б, как надо любить!
Но Кутузов устроил "гадость",
Приказал всю Москву запалить!
Приходили в Россию немцы.
"- Матка! Яйки, брот, молоко!".
Не понравились нам чужеземцы
Хоть и жили недалеко.
Столько клиник сегодня по городу,
" - Пять минут - ваше тело с концом!"
Только женщинам, видно отроду
Никогда не бывать отцом.
А отец завещает сыну
Свою Родину защищать.
Я с альбома карточку выну,
Вот он Дед, вот Отец, вот Мать…
Видно хватит мне с вами ругаться,
Есть проблема и надо решать!
Нам не гоже сегодня пугаться,
Своей слабостью мир потешать!
Не слепой я и четко вижу,
"Эта" армия нам не нужна!
А какая? Какую надо?
Вот, высказывайся страна…
ВИТЯ НОВИЦКИЙ
Витя Новицкий жил в городе Новороссийске, в доме на Октябрьской площади. Этот старинный дом-башня нравился Вите. Из окон его квартиры хорошо была видна не только площадь, но и школа, в которой он учился, отсюда открывался вид на окрестные улицы.
Мальчик рано осиротел. Своих родителей не помнил. Его приютила семья Михаила Ивановича Новицкого, в которой было ещё двое детей.
Витя очень любил свой город, Черное море, пионерский отряд.
…Шел июль 1941 года. Фронт был далеко. Но в Новороссийске уже многое напоминало о войне. Приемный отец Вити ушел на фронт. Вестей от него не было. Мать, Мария Петровна, стала строже и молчаливее. Витя старался во всем ей помогать.
Весной 1942 года, никого не предупредив, Витя неожиданно исчез из дому. Вернулся через три месяца, раненый осколком снаряда в ногу. Матери рассказал, что убегал на фронт, был под Керчью, в самом пекле сражений.
Враг наступал на Новороссийск. Линия фронта приближалась. Фашистские самолеты бомбили город, расстреливали с воздуха мирных жителей.
И вот на окраинах Новороссийска появились вражеские танки. Советские воины отстаивали каждую улицу, каждый дом.
Когда начались бои в городе, Мария Петровна вместе с детьми перебралась из своей квартиры в подвал одного из соседних домов. Но Витя не пошел с ними. Он остался в покинутой жителями башне и помогал нашим матросам устанавливать пулемет на втором этаже, подносил патроны и гранаты. В башне их было трое: два пулеметчика и Витя. Шестеро матросов с затонувшего под Новороссийском эсминца "Бдительный" находились недалеко от дома.
8 сентября 1942 года эта маленькая группа бойцов беспрерывно отбивала атаки фашистов. И когда оба пулеметчика и матросы были убиты, к пулемету перебрался Витя. Несколько раз Витя, оставив пулемет, выбегал на крыльцо башни и бросал гранаты.
Днем немецкие танки, развернувшись со стороны улицы Горького, стали расстреливать башню прямой наводкой. Но Витя продолжал борьбу.
Фашистам все же удалось проникнуть в башню. И они зверски расправились с Витей: облили его бензином, подожгли и сбросили ещё живого горящего мальчишку на мостовую…
Указом Президиума Верховного Совета СССР Витя Новицкий награжден орденом Отечественной войны посмертно.