Алишер Навои - Лейли и Меджнун стр 7.

Обрадовал надеждой Науфаль,
Но страхом усмирит меня едва ль…

Той, что у многих отняла покой,
Предназначается жених другой.

Раскается ваш вождь в письме своем, -
Он - там, мы - здесь без горя заживем,

А если дела не поправит он,
Пусть ненависть иль милость явит он.

Проявит милость он - мы здесь сидим,
Покажет ненависть - мы здесь стоим.

Он к нам пойдет - и мы к нему пойдем.
Войну начнет - и мы войну начнем".

И так закончил, отпустив послов:
"Идите. Я других не знаю слов!"

И с тем ушли смущенные послы,
Отказом огорченные послы.

* * *

И Науфаль, ответ узнав такой,
Стал озабоченным, забыл покой,

И голос чистой совести не молк:
"Исполнить обещанье - вот мой долг!"

Собрал он войско племени всего.
Война! Война! - решенье таково.

Меджнуну повелел вступить он в бой,
Его поставил рядом он с собой,

Помощником назначил, дал коня,
Что создан был из вихря и огня,

Одежду благовоньем напитал
И голову тюрбаном обмотал.

Меджнун то слезы льет, а то вздохнет:
Не замечает, что б ни делал тот.

Конь скачет, - ничего не скажет он,
Конь станет, - мчаться не прикажет он…

И вот готово племя для войны,
Все воины по смелости равны,

И чтоб Меджнуна храбрецы спасли,
Повел их вождь к становищу Лейли.

В становище пришли в расстройство все,
Но сразу обрели геройство все:

Всех воинов собрать заставил враг!
И ненависти затянув кушак

И видя приближение беды,
Пошли навстречу, выровняв ряды.

И небо, их восторг уразумев,
И храбрость, и благословенный гнев,

Свои дела творило хорошо,
И часто говорило: "Хорошо!"

И Науфаля воины, тверды
И яростны, построились в ряды,

И плотный пар среди равнин степных,
Как от верблюдов пьяных, шел от них.

Так встретились два смелых войска там,
Чтоб славой подышать геройской там,

Чтоб кровь пролить, чтоб ужас возбудить,
Погибнуть с честью или победить.

И конский вихрь селенья закрывал
И жалости растенья вырывал.

Степь задрожала, недрами гудя,
И стали стрелы струями дождя.

И звери заметались, видя смерть,
Напоминая смерч и водоверть.

Как змеи скручиваются в траве,
Когда ударить их по голове,

Свернулись копья - буквы "даль" кривей,
Они - подобья ивовых ветвей.

Двуострый меч могучим в битве был.
В цирюльне той подобен бритве был,

Но сразу гнев его обуревал:
Не волосы, а головы сбривал!

Как птица горя - каждая стрела,
И вот она расправила крыла,

И вот уже взлетела, и летит…
Тут сразу жизнь из тела улетит!

Взлетают стрелы в воздух наконец,
И вот все небо в звездах наконец!

Те звезды - несчастливые всегда…
Но вот копье - падучая звезда -

Проходит сквозь кольчугу: так игла
Пройти бы легкий шелк насквозь могла!

Кинжал единый миг в крови лежал, -
И стал кровавым языком кинжал.

Когда копье ломалось о копье,
Друг друга брали воины в дубье,

И в чашу головы, в пылу войны,
Дубина пряталась, как бы в ножны!

Войска напоминали стаи туч,
И меч - как молния: блестящ, летуч,

Степные звери - вихрь, издалека
Гоняющий густые облака,

И кровь подобна дождевой воде.
И тонет мир в неслыханной беде!

Зигзаги молнии при свете дня, -
Как ноги богатырского коня!

Убийством дышит в день войны ездок,
Как богатырь отважен и жесток!

Сыны арабов ревностны в бою:
Зажгли, как пламя, ненависть свою.

Два племени, две рати, две толпы, -
Стоят над ними пламени столпы.

Рать Науфаля - больше и сильней,
И ярче ярость разгорелась в ней,

Когда увидел это пламя враг,
Он оробел, закрался в сердце страх,

Отец Лейли свою заставил рать
Путь робкой осторожности избрать,

И видя: гибелью враги грозят, -
Помчались воины его назад.

Вечерняя настала тишина.
Победа славная предрешена!

И возвратился облаченный в сталь
Довольный и веселый Науфаль,

И выбрал он для сна удобный лог,
И стан воинственный на отдых лег,

И войско звезд, когда народ заснул,
Несло ночной порою караул.

Китайский хан покинул свой престол,
И на него Хосров тогда взошел.

Короче: закатился шумный день,
Упала на поля ночная тень.

Решили оба стана боевых
Отрядов несколько сторожевых

Расставить на долине, на горе…
Но что судьба готовит на заре?..

* * *

О ты, боец любви! Подай вина!
Печалью мне объявлена война.

Хмелея и смелея, - в правый бой
Помчусь я с обнаженной головой!

ГЛАВА XIV

О том, как отец Лейли, поняв, что его ждет поражение, решает убить свою дочь, и тогда Меджнун, который увидел во сне это злодейское намерение, просит Науфаля прекратить войну

Кто слóва своего копье метнул,
Калама так поводья повернул:

Тогда как жаждет Науфаль войны,
Его противники устрашены.

Отца Лейли отчаянье берет:
Он медленным увидел свой народ.

Решил: дождемся бед, а не побед, -
И воинов собрал он на совет,

И долго люди спорили о том,
Как прекратить войну, каким путем?

Но споры прекратил отец Лейли:
"Дни испытания теперь пришли!

Что будет, если недруг победит
И наше войско в бегство обратит,

И Науфаль, всесильный, как эмир,
Мою Лейли - мой светоч, мой кумир -

Захватит в плен? Скорбей тогда не счесть,
Погибнет наша слава, наша честь!

Нам умереть придется со стыда
Иль родину покинуть навсегда!

Я гак решил предотвратить беду:
Лейли я на рассвете приведу.

Иглой стрелы одежду ей сошью,
Нужна ей хна? Я кровь ее пролью,

На землю пальму тела повалю
И в землю ствол зарыть я повелю.

Хотя она свеча моих очей,
Цветущий сад она души моей,

Она - мне дочь, и потому хочу,
Чтоб ветер смерти погасил свечу,

Чтоб осень разорила этот сад,
Но только чтобы враг не знал услад!

Пусть уничтожу юную красу, -
Зато свою и вашу честь спасу!"

И воинов обрадовал глава,
Одобрили они его слова.

Но Науфаля рать была сильней:
Удача гордо реяла над ней.

* * *

Меджнуна жизнь похожа на туман,
То счастлив он, то горем обуян.

Как вспомнит о Лейли, о встрече с ней, -
Его чело становится ясней.

Поймет, чтó племени ее грозит, -
Смертельная тоска его пронзит.

Сочувствует другим тот, кто влюблен:
Великодушье - вот любви закон!

Он горем был подавлен, угнетен,
А счастье на глаза нагнало сон.

Он дивный образ увидал во сне.
Нет, девушку, подобную весне!

Не девушку, а кипарис! О нет:
Для солнца - страшной ревности предмет.

И меркнет луч луны в ее луче!
От головы до ног в шелку, в парче,

Касалась легкою стопой земли.
Меджнун узнал ее, свою Лейли!

Остановилась на пороге вдруг,
Поцеловала Кайса в ноги вдруг,

Склонилася, чтобы его поднять,
И сделала, чтобы его обнять,

Для шеи ожерелие из рук.
Сказала: "Верный друг! Нет, вечный друг!

Решил отец, а с ним и весь народ,
Убить меня, когда заря взойдет,

Чтоб солнце жизни скрылось за горой,
Чтоб стала кровь вечернею зарей,

Чтоб стала кровь вечернею зарей,
Чтоб я нашла жилище под землей.

Мой друг! Судьбу мою благослови!
Я раствориться жаждала в любви,

Искала я в любви небытия,
И вот исполнилась мечта моя!

Чего хотела, для чего жила,
К чему стремилась я - к тому пришла.

Пришла к своей любви, к твоей любви.
Прощай. Умру я завтра. Ты - живи".

Из глаз прекрасных слезы потекли,
И спящего покинула Лейли.

Издал безумец исступленный стон,
И сразу всех людей оставил сон.

Стонал он и рыдал в печали там,
А воины впотьмах кричали там:

"Что это значит? Нет ли здесь врага?"
Но к Науфалю быстро, как слуга,

Меджнун помчался, горестью гоним,
Поцеловал он землю перед ним,

Заговорил, - а страх застыл в глазах:
"О повергающий врага во прах!

Прошу тебя, - вложи свой меч в ножны.
Прошу тебя, - не продолжай войны.

Ведя войну, воюешь ты со мной,
В меня теперь вонзаешь меч стальной!

Лук ненависти вырони из рук:
Ты на меня направил этот лук!"

Был озадачен Науфаль весьма.
Подумал: Кайс опять сошел с ума?

Расспрашивать страдальца начал он,
И рассказал Меджнун свой вещий сон.

И выслушал страдальца Науфаль,
И погрузился в долгую печаль.

И понял он: правдив Меджнун во всем,
Он просветлен правдивым, вещим сном.

Меджнун - прозрачный ключ с прозрачным дном,
Он зеркало: мир отразился в нем.