– Но я не видела Карима, когда шла на прогулку, – сказала я.
Пикар прищурился, глядя на меня:
– Зато он вас видел – и сообщил, что ваши глаза пылали яростью.
– Неправда.
Хотя, конечно, я знала, что пребывала в бешенстве, когда выскочила из отеля. Но то, что Карим видел меня…
– Это важно, что он счел меня рассерженной? – спросила я. – Ведь сам факт, что он видел, как я ушла из гостиницы до возвращения мужа…
– Он не видел, чтобы ваш муж возвращался, – парировал Пикар. – И не видел, как он уходил. И Ахмед тоже. Это так, Ахмед?
Ахмед кивнул несколько раз. Кто станет кусать руку, которая тебе платит? Особенно руку такого хладнокровного, расчетливого работодателя, как Пикар, который стремится заручиться поддержкой полиции и с готовностью поспособствует тому, чтобы против меня сфабриковали дело, лишь бы завоевать доверие властей. Я не сомневалась, что в таком месте, как это, дружба с полицией – насущная необходимость.
– Повторяю еще раз. Мой муж ушел из отеля где-то в четверть первого. Я ушла в районе двух. Через полчаса вернулась и затем отправилась гулять на побережье. В мое отсутствие в нашем номере произошло нечто такое, отчего на стенах появилась кровь, а мой муж… – Я чувствовала, что меня начинают душить слезы, но сдержала всхлип и сумела произнести: – Он где-то в городе, раненный, отчаянно нуждается в помощи. Прошу вас, пойдемте поскорей к Фуаду?
Инспектор несколько секунд рассматривал свои ногти, потом сказал:
– Мы отправимся в кафе, когда сфотографируем номер, обыщем отель и убедимся, что тело вашего мужа здесь нигде не спрятано. А одна вы к Фуаду не пойдете. Пусть я пока не могу забрать у вас паспорт, но я вправе распорядиться, чтобы вы находились под постоянным наблюдением в Эс-Сувейре. Что я и намерен сделать.
Глава 11
Поиски в гостинице длились более двух часов. Полицейские во главе с инспектором Муфадом заходили в каждый номер, потревожив несколько постояльцев, заглядывали под каждую кровать, под каждую ванну, в каждый гардеробный шкаф. Во все подсобные помещения на всех четырех этажах. В морозильный ящик с мясом и в большой холодильник на кухне. В огромные мусорные контейнеры на задворках. В комнаты персонала в подвальном этаже.
Осмотр все продолжался и продолжался, несмотря на мои просьбы отпустить меня к Фуаду в сопровождении одного из полицейских. Инспектор давал мне понять, что отныне мы играем по его правилам. Он вызвал официального фотографа-полицейского, чтобы тот во всех деталях запечатлел обе предательские записки, оба дневника, клочки рисунков, сломанный комод и алые брызги на стене. В какой-то момент в номер вошла юная горничная Мира. Она принесла поднос с мятным чаем для полицейских, но Ахмед, сопровождавший ее, вызвался сам разлить напиток по пиалам. Я сразу заметила, что Мира немного напугана беспорядком в комнате. Она поглядывала на меня в молчаливом смятении, словно хотела что-то сказать, но в присутствии представителей власти не осмеливалась. Перехватив ее взгляд, я кивком предложила ей вместе со мной выйти в коридор, но она замотала головой и поспешила прочь. Когда инспектор вернулся в номер, я сказала:
– Все это время мы могли бы искать моего мужа. А мы…
– Вы учите меня, как вести расследование, madame?
– Я просто хочу найти Пола. Я боюсь, monsieur. Боюсь за него.
– В таком случае я вас обрадую: я распорядился, чтобы двое моих людей обследовали побережье. Им выделили наш внедорожник, и на нем они проехали десять километров по песку. Никаких следов вашего мужа… если, конечно, он не бросился в воду. Или его туда не толкнули.
Инспектор снова вперился в меня пытливым взглядом, наблюдая за моей реакцией на незавуалированное обвинение и предположение о том, что Пол, с кровоточащей раной на голове, бросился в океан. И опять все мое существо переполнила душевная мука. Но мне удалось заглушить боль. Я открыто встретила его осуждающий взгляд и сказала:
– Vous êtes un homme très sympathique. Très classe.
Я увидела, как Муфад поморщился, но к нему быстро вернулось самообладание.
– Vous allez regretter cette parole, – парировал он. Вы еще пожалеете о своих словах.
Мгновением позже явился полицейский в форме, который прибыл вместе с инспектором. Он сообщил, что осмотр отеля окончен и поиски ничего не дали.
– Теперь мы можем пойти к Фуаду? – требовательно спросила я.
– Сначала нужно составить опись всех вещей, что вы берете с собой.
Это заняло еще полчаса. Каждую вещь, что я собиралась взять с собой в другой номер, который Пикар нашел для меня на этом же этаже, полиция зарегистрировала в своем протоколе. После того как была составлена опись всех наших вещей – дневников, документов, записок, компьютеров, одежды и туалетных принадлежностей, – самые из них важные для меня мне разрешили уложить в рюкзак. Пикар вызвал Миру и велел упаковать всю нашу одежду в чемоданы и перенести в номер 212, а также навести порядок в ванной и вообще всюду. И снова мне показалось, что она хочет переговорить со мной. И снова ей помешало присутствие полиции и всех прочих.
– Итак, теперь идем в кафе "У Фуада", – наконец провозгласил Муфад.
Я водрузила рюкзак на спину.
– Это вы могли бы оставить в своем новом номере, – предложил Пикар.
– И по возвращении обнаружить, что все это не здесь, а в полиции?
– Вы оскорбляете меня своим недоверием, madame.
Перед самым нашим уходом Пикар отозвал меня в сторону:
– Мне придется брать с вас плату за новый номер, в который я вас переселил, пока полиция не разрешит сделать ремонт в том, который вы с вашим мужем разгромили.
– Я не имею отношения к…
– Должен уведомить вас, что в дополнение к пятистам дирхамам в сутки за новый номер вам также придется заплатить, по моим подсчетам, за замену комода, малярные работы и ремонт всего в вашем прежнем номере… где-то восемь тысяч дирхамов.
8 000 дирхамов – это 900 долларов. Бред. Тем более что разбиты всего два выдвижных ящика, а сам комод, расписанный вручную, ничуть не пострадал. Да и на стене всего лишь три длинных пятна крови, которую можно затереть мылом с горячей водой. Но я сейчас пребывала в состоянии стресса, у меня не было ни сил, ни желания спорить с этим склизким человечком, и я сказала:
– За сегодняшнюю ночь я заплачу. За полулюкс вы получили от нас деньги за месяц вперед. Стоимость предполагаемого ущерба ваш адвокат может обсудить с моим.
– Меня это не устраивает, madame.
– А меня не устраивают ваши попытки нажиться на моей беде.
С увесистым рюкзаком на спине я спустилась в вестибюль.
Когда я дошла до стойки регистрации, у меня возник порыв сбежать – юркнуть в лабиринт Эс-Сувейры и по темным переулкам домчаться до кафе "У Фуада", а там мой муж – сидит с перевязанной головой, потягивает красное вино, что-то рисует со скорбным видом, грустно улыбаясь. И я, до того обрадованная, что он жив-здоров, кидаюсь к нему в объятия и на следующие несколько дней заставляю себя забыть про все то ужасное, что спровоцировало это сумасшествие, просто блаженствую от того, что он вне опасности. Хотя интуитивно я понимала, что наш брак сохранить нельзя. и это интуитивное ощущение затмевало чувство вины: я расставила для него ловушку, из которой, я знала, он войдет в штопор. И это было самое страшное. Если б я просто потребовала от него объяснений, лицом к лицу, показала бы ему счет, выставленный урологом… Да, наверно, мы бы поскандалили, но, накричавшись, пришли бы к какому-то решению, пусть бы оно даже поставило крест на нашем супружестве. Однако я предпочла более жестокий вариант. Оставила ему все те документы, свою записку, в которой желала ему смерти… в общем, проявила мстительность. И в итоге ужалила сама себя, как это часто бывает при любой попытке отмщения.
Кто-то тронул меня за плечо. Рядом стоял инспектор.
– Ладно, теперь идем, – сказал он.
– А если окажется, что его там нет…
– Значит, его там нет.
Я посмотрела на часы: почти половина десятого. Несколько часов прошло с тех пор, как Пол покинул гостиницу, никем не замеченный. Вместе с полицией шагая по переулкам к суку, я пристально вглядывалась в каждого, кто встречался нам на пути, маячил в дверных проемах, сидел или лежал у стены. Такие же чувства, должно быть, владеют родителями пропавшего ребенка: зная, что пропало их дитя, без которого жизнь теряет для них всякий смысл, они испытывают отчаяние и ужас и в то же время надеются на чудо, ждут, что вот-вот он или она внезапно появится перед ними и закончится кошмар, от которого нет иного избавления.
До кафе мы добрались меньше чем за десять минут. Все шесть столиков на маленькой веранде были заняты. Принимая очередной заказ, Фуад заметил меня. По тому, как он напрягся и затем попытался быстро скрыть свое беспокойство, я поняла, что ему, должно быть, известно, где находится Пол. Но когда инспектор обратился к нему, показав свой жетон, и смерил Фуада подозрительным взглядом, тот прикинулся дурачком.
– Конечно, я знаю месье Пола, – ответил он. – Один из моих лучших клиентов. Всегда сидит вон за тем столиком в углу. У нас за стойкой бара есть коллекция его рисунков.
– Когда вы видели его здесь в последний раз? – осведомился Муфад.
– В четыре, когда он уходил.
– Вы уверены, что он не возвращался? – спросила я.
– Madame, здесь вопросы задаю я, – отчитал меня Муфад.
– Но пропал мой муж. Я тоже знаю Фуада, и…