– В Штатах я работаю бухгалтером. Моя фирма ведет и бухгалтерию моего мужа. Сегодня один из моих сотрудников связался со мной и переслал информацию, которую вы обнаружили на кровати. Информацию о том, что мой муж, согласившись на то, чтобы мы попытались зачать ребенка, и прекрасно зная, что мне скоро будет сорок лет и время играет против меня, взял и подверг себя… стерилизации. Как вы понимаете, известие… о таком предательстве… явилось для меня сокрушительным ударом. Когда я получила эти документы, мой муж находился в кафе "У Фуада". Я распечатала их и оставила на кровати вместе с гневной запиской в надежде разбудить его совесть. Потом я ушла на прогулку, а, вернувшись, увидела все это.
Молчание. Инспектор с Пикаром переглянулись. Затем инспектор приблизился ко мне:
– Я глубоко вам сочувствую, madame, однако вы умолчали об одной важной подробности, а именно о том, что сегодня днем вы купили билет на самолет, который вылетает завтра в Штаты из Касабланки в двенадцать часов дня.
Я внутренне напряглась.
– Расторопности вам не занимать, monsieur.
– Работа такая, – ответил он.
– Что касается авиабилета на завтрашний рейс… его покупка продиктована решением поскорее порвать с мужем. В свете того, что я узнала, иначе быть не может: между нами все кончено.
– И вы оставили ему записку, в которой говорите, что он заслуживает смерти за свой проступок.
– Я написала ее в гневе. В ярости. Но я ни в коем случае не хочу, чтобы мой муж пострадал.
– Хотя есть письменное доказательство того, что вы желаете ему смерти. Может, и с полным на то основанием, ведь он поступил подло, расчетливо, вероломно.
Муфад впился в меня пристальным взглядом, и я почувствовала, что у меня увлажнились ладони, а по лицу градом струится пот. С его точки зрения, я была в данном деле заинтересованным лицом.
– Monsieur, – заговорила я, стараясь успокоиться, – зачем бы я стала оставлять мужу такую записку, если бы намеревалась причинить ему зло? И зачем он стал бы писать ответ, если б не мучился стыдом за то, что его уличили в столь чудовищном обмане?
Инспектор лишь едва заметно повел плечами:
– Может, вы сами написали эту записку.
Я встала и прошла к столу, где Пол держал свой большой блокнот "Молескин" в твердой обложке. Это был его дневник, к которому я никогда не прикасалась, считая, что личное священно. Полицейский в форме попытался остановить меня, но инспектор сказал ему что-то, и тот ретировался. Я открыла дневник и нашла страницы, исписанные убористым почерком Пола. А также страницы с набросками и бессмысленными рисунками. И еще несколько пухлых предметов во внутреннем кармане задней обложки. Одну из страниц я, подойдя к кровати, положила рядом с запиской Пола. Даже человеку, не имеющему квалификации графолога-криминалиста, было бы совершенно очевидно, что обе записи сделаны рукой одного и того же человека. Муфад, полицейский в форме и Пикар по очереди взглянули на сравнительные образцы. Инспектор поджал губы.
– А где гарантия, что это не ваш дневник? – спросил он.
Я вернулась к столу, взяла свой дневник и бросила его на кровать рядом с гневной запиской, из-за которой попала в столь неприятное положение.
– Вот это – мой дневник, и, как вы можете заметить, почерк соответствует моему.
Инспектор снова пожал плечами:
– Я вынужден изъять у вас все эти вещественные доказательства, а также ваш паспорт.
– Вы меня в чем-то обвиняете?
– Пока нет. Но улики свидетельствуют о том, что…
– Какие улики? – сердито воскликнула я, осмелев. – Как я это представляю, мой муж, увидев, что его обман раскрыт и что я намерена уйти от него, обезумел. Порвал свои работы, разбил голову о стену. Мы должны найти его. Немедленно.
Моя речь была столь страстной, что Муфад с Пикаром вытаращили глаза.
– И все равно, – наконец проговорил Муфад, – я заберу дневники, документы, записки и ваш паспорт…
– Даже не пытайтесь, – заявила я, – пока официально не предъявите мне обвинение в том, что я имею отношение к исчезновению своего мужа… если, конечно, он исчез.
– Madame, вы не знаете наших законов.
– Я знаю, что в Рабате находится посольство США, а в Касабланке – американское консульство. И я позвоню туда, если вы попытаетесь забрать у меня паспорт или что-то из принадлежащего мне имущества, в том числе вещи моего мужа. И тогда вам придется ответить за свои действия.
В доказательство того, что я настроена серьезно, я протянула руку за своим дневником. Полицейский в форме, не раздумывая, грубо схватил меня за плечо. Вывернувшись из его хватки, я крикнула:
– Comment osez-vous? Je connais mes droits.
Полицейский тотчас же отступил.
– Незачем все так драматизировать, madame, – сказал Муфад.
– Есть зачем. Мой муж в беде, возможно, тяжело травмирован. Может быть, ничего не соображая, бродит по Эс-Сувейре, истекая кровью. А мы здесь попусту тратим драгоценное время. Я предлагаю, чтобы мы все пошли в кафе "У Фуада". Может быть, он возвратился туда или Фуад отвез его к врачу.
Молчание. Я видела, что инспектор обдумывает свой следующий шаг.
– Хорошо, – согласился он. – Мы пойдем в кафе. Но все вещи останутся здесь.
– Исключено. Иначе, когда мы вернемся, выяснится, что ваши люди вычистили номер.
– Я даю слово, madame…
– При всем моем уважении… этого недостаточно, monsieur.
Снова молчание. Потом мне в голову пришла одна идея.
– Однако я позволю вам сфотографировать все, как это есть сейчас. Перед тем, как мы уйдем. Но документы и блокноты останутся у меня.
Муфад прикусил нижнюю губу. Вроде бы он и не возражал… но ему совсем не нравилось плясать под мою дудку.
– Я соглашусь на ваше предложение, но у меня два условия. После того как мы все здесь сфотографируем, номер будет опечатан. Не сомневаюсь, месье Пикар найдет, где поселить вас на эту ночь. А я распоряжусь, чтобы один из моих людей постоянно вас охранял…
– В этом нет необходимости.
– Есть, madame. Пока никакого обвинения вам не предъявлено, но факт остается фактом: в вашем номере имел место инцидент криминального характера. Может, вы и правы. Не исключено, что ваш муж, отягощенный чувством вины и сознанием того, что он потерял вас, что вы уходите от него – с чем, я не сомневаюсь, вероятно, трудно смириться, – попытался как-то навредить себе. Но где гарантия, что он не вернется и не попытается причинить зло вам? Мы должны быть уверены, что сегодня ночью вы будете в безопасности. Согласны?
Я с трудом сдержалась, чтобы не вздрогнуть.
– Я уверена, что Пол не причинит мне зла.
– Но если он забрызгал кровью стены, нанеся себе увечья, и изорвал в клочки свои бесценные художественные творения…
На это я не нашла что возразить и промолчала. Инспектор осведомился у Пикара, можно ли проникнуть в отель с крыши или через черный ход. Пикар заверил его, что только кошка в состоянии спуститься с крыши в какой-либо из номеров, а черный ход всегда заперт изнутри на висячий замок.
– Постояльцы могут покинуть отель только через центральный вход.
– Тогда я, с вашего позволения, поставлю на ночь перед гостиницей одного из своих людей, дабы madame ничто не угрожало…
– А если я захочу прогуляться? – спросила я.
– Сотрудник полиции будет вас сопровождать. Кстати, завтра утром я возьму у судьи постановление на изъятие вещественных доказательств, что мы сфотографировали, и вашего паспорта, который будет находиться у нас, пока идет расследование по делу об исчезновении вашего супруга.
– В таком случае я завтра утром первым делом свяжусь со своим посольством.
– Ваше право, madame. – Инспектор повернулся к Пикару: – С вашего позволения, сейчас мои люди обыщут отель, проверят, может, муж madame все еще здесь, где-то спрятался.
Пикар кивнул в знак согласия.
– Но ведь мой муж мог покинуть гостиницу, когда за входом никто не наблюдал, – заметила я.
Теперь вся взгляды обратились на Ахмеда. Он смутился, став объектом всеобщего внимания.
– После обеда я все время был на посту и не видел, чтобы месье Пол уходил, – ответил он.
– Значит, он должен быть здесь, – рассудил инспектор.
– Но ведь мой муж мог выскользнуть незамеченным, когда месье Ахмед отвечал на телефонный звонок, или отвлекся на какого-то посетителя, или отходил в туалет.
И снова все взгляды обратились на Ахмеда. Тот лишь пожал плечами и сказал:
– Ну да, природа моей работы такова, что я не сижу за стойкой постоянно.
– Значит, он запросто мог уйти незамеченным, – заключила я.
– Кто-то все равно его увидел бы, – возразил Пикар. – Перед гостиницей дежурит наш сотрудник. Карим. Днем он исполняет обязанности нашего неофициального охранника – всегда на улице, подметает, ухаживает за растениями, следит, чтобы никто не шатался у входа. А ночью там тоже дежурит человек, как madame хорошо известно, поскольку он спас ее в первую ночь, когда она имела неосторожность одна выйти из гостиницы.
Еще один козырь не в мою пользу. Я видела, что инспектор, услышав такую новость, пришел к нелестному выводу: От этой женщины одни неприятности.
И, глубже вонзая нож, Пикар добавил:
– Я беседовал с Каримом после того, как мы услышали шум в вашем номере. Он был перед гостиницей всю вторую половину дня и не видел, чтобы ваш муж выходил.