История одной зимы. Высота снежного покрова до 50 сантиметров - такого не помнят даже старые хроники, сказала телеведущая. Море начало замерзать, и у берега плавает неправдоподобный лед, похожий на пенопластовый реквизит. Десятый класс в дни каникул свозили в Ялту посмотреть на лед. Где-то я уже читала об этом, о нас с тобой столько всего понаписано. Вот, например, история про мальчика с осколком в сердце. Город с черепичными крышами и геранями на балконах. Крыши все больше шиферные, но герани, дикий виноград, узкие улочки - имеются, а городской розарий не хуже, чем в Никитском ботаническом саду. Путешествие в Лапландию. Мои попутчики, соседи по купе - парочка москвичей, рассказывающих небылицы вчерашней школьнице-провинциалке. Ваше лицо мне определенно знакомо - я не мог Вас видеть на вечеринке у Бори Мессерера? - я зачем-то приврала, что живу в Москве, и потом всю дорогу опасалась, что меня выведут на чистую воду. Мичман ЧФ, желающий осмотреть столицу. Ты не думай, я ведь, если что (если что?), с самыми серьезными намерениями, не какой-нибудь там - полгода по загранкам, денег куры не клюют, будешь как куколка, у меня вся портовая фарца вот где (показывает кулак, внушительно, на правой руке кольцо). Юные король и королева. Сеня с Ленкой, актерская богема, бесконечные разговоры о Фассбиндере. Помнится, накануне сочинения я долго искала экзаменационный лист под столом, на котором храпел Коля Татарский, Сенин однокурсник и вечный дублер (но ведь нашла же, нашла!). Карета с кучером в Венском лесу. Бедная девушка, на втором курсе едва не выскочила замуж. Вовремя осталась с разбитым сердцем. Разбойничий вертеп. Общежитские попойки по поводу и без. Наконец, чертог Снежной королевы.
Ох и дала мне прикурить Збарская. Челочка-каре, чернобурка, папироска, разговоры по пути к метро: "Вы никогда не напишете толковой работы, пока не выучите итальянский - и латынь, дорогая моя, латынь, и не надо морщиться". Квартира на Чистых прудах, на кухне - Родченко в огромных стеклянных квадратах ("папе подарили на семидесятилетие"), в гостиной - Малевич (язык не повернулся спросить, подлинник или копия, хотя копия Малевича - дело нехитрое).
"Дорогая моя, скажите спасибо, если с вашей профессией вас просто возьмут замуж. Или непросто. На нашем отделении готовят не искусствоведов (а вы как думали?), а жен дипломатических работников. На что еще вы могли бы сгодиться? Преподавать? И не мечтайте. До вас очередь дойдет лет через сто пятьдесят. Считайте сами. По традиции из университета выносят только вперед ногами. На место завкафедрой претендуют три первых зама, на место зама - пять вторых и так далее в геометрической прогрессии. Пищевая цепь, экологическая, так сказать, пирамида. И все друг друга едят. Кроме того, я далеко не убеждена в том, что вы исправно посещали лекции. Уровень вашей подготовки оставляет желать лучшего. Никакие так называемые способности не компенсируют безделья. Короче говоря, я не буду хлопотать за вас перед деканом".
Хлопоты и в самом деле не помогли. Зато получилось с "Италия-тревэл". Может быть, оно и к лучшему. Какой из меня преподаватель. Збарская позвонила своей подруге, и теперь я круглый год летаю до Рима и обратно, чтобы водить по городу вконец обалдевших туристов, отвечать на дурацкие вопросы ("а это правда, что в банях мылись вместе… ну, мужики с бабами?"), следить, чтобы из очередной энотеки группа вышла без потерь, переводить в сувенирной лавке нечто вроде "а нет ли такого же, но без крыльев", и в оставшееся время бессмысленно мечтать о билете в один конец и о маленькой комнатке возле пьяцца Навона.
- Романтично. Натурализоваться не думала?
- Нет.
- Выйти замуж за настоящего брюнета?
- Сам ты брюнет.
Ни одного седого волоса. В детстве был маленький старичок, в старости будет вечнозеленым мальчиком. Женится на студентке, изведет одну, потом другую. Их же пруд пруди, никто и не заметит. Надо посмотреть, что у него там, в другой комнате. Семь жен синей бороды. Студентки такое любят, хлебом не корми - чтобы было брутально, интеллектуально и эксклюзивно. Это тебе не Рим - Флоренция номер один.
- А там что?
- Балкон. Не ходи, шею сломаешь. Он завален рухлядью.
- Куда же мне ходить?
- Посиди здесь, я кое-что принесу.
Издание восемнадцатого века, сохранность хорошая, в переплете из тисненой кожи. Переплет новый, конец девятнадцатого. Имеется подпись владельца. Я выяснял - был такой Разумовский, поляк, не тот, что при Екатерине и т. д.
Сюжет, конечно, типовой. Двое за книжкой, появляется муж в образе ангела с мечом и голову с плеч, и оба в аду. Адский ветер, треплющий плоть как сухую листву. Вы и в самом деле хотели быть вместе? Теперь у вас есть шанс проверить свои чувства. Ту-ру-ру, ту-ру-ру, словно листья на ветру. Обжалованию не подлежит, во всяком случае, не в этой жизни. Вердикт: хотя несчастным людям, здесь живущим, к прямому совершенству не прийти, их ждет полнее бытие в грядущем. Вот память-то. А на языке оригинала слабо? Так, сейчас…
- Ты не слушаешь?
- Извини, задумалась. Слушаю внимательно.
- Еще кофе?
- Пожалуй, я останусь.
- Что?
- Проверка слуха.
- Вообще-то я понял.
- Вот только вещи заберу. И принесу что-нибудь поесть.
- Лихо. Пойти с тобой?
- Еще не хватало. Я тебе покричу в окно, а ты выйдешь и возьмешь сумку. Не скучай. И разбери пока балкон.
Ого. Ничего себе штурм унд дранг.
Завернула за угол.
По Песчаной прошел трамвай.
Так и будешь стоять?
в море и повсюду
И зачем я села в трамвай. Во-первых, здесь пять минут пешком, а во-вторых - в другую сторону. А наговорила… Что он мог подумать… Другой подумал бы сразу.
Знаю, чем это кончится. Переночую в комнате Марины, а завтра опять пойду по присутственным местам. Может, оно и к лучшему.
И улыбка у тебя дурацкая. Все смотрят, можно сказать, пальцами показывают - вон та девушка едет собирать вещи. Черт возьми, как это здорово. Даже водитель в зеркальце это понимает. Ага, еще скажи - подмигивает. Ой, подмигнул. И вон тот, на остановке. Беги за трамваем. И еще вино и горький-горький шоколад. И черешни. Как раз на Центральной…
Девушка, ну что же вы, стояли-стояли… Надо же заранее, в самом деле…
извините, простите, а ведь могла бы и по ногам пройтись, я же ничегошеньки не соображаю, ни вот столечка, и не вижу ничего, и не слышу
город золотой, голубой
в маленьких квадратиках солнца
в море и повсюду
отражение раздвоилось исчезло
и сразу же рядом
вспыхивает и гаснет
каждый угол оживлен
по цепочке бежит впереди
смотри смотри
на том конце улицы уже все известно
сегодня вечером
это произойдет сегодня
ночью
* * *
Не забыть запереть дом.
Побросаю вещи и назад. Одна сумка и одна бутылка. С таким набором на необитаемом острове долго не протянешь.
Есть над чем задуматься.
Вот-вот.