Скалы скрывались в тумане… и концу света приходит конец! Чайки, рыдая, кружили над пепелищем.
- Алкоголички. В цистернах тут спирт был.
Да, разумно хозяйствуем!
Уже ехали обратно, но Пека ужасы продолжал: всемирное потепление идет, прибрежные льды тают, у берега льда нет, моржу со льдом приходится далеко уходить, на большую глубину, там они до рыб не доныривают, с голоду дохнут. А белые медведи, наоборот, в парадных ночуют, пожирают людей…
В том числе, видимо, и рабочий класс!
- Все, р-работать! - жахнул я по столу, только вошли.
- Ну что? - произнес он зловеще. - В реальность тебя, что ли, окунуть?
- Давай, - смело пискнул я.
- Ну слушай… Заделался я сменным мастером…
- Та-ак.
- Не мог поначалу ничего понять. Все смены, гляжу на графике, сто процентов дают, пятнадцать вагонеток начислено, сто пятьдесят тонн руды выкатывают на обогатительный комбинат. А мы с моей сменой ломим, ж…у рвем - больше десяти вагонеток не выкатить. На всех летучках топчут меня. Что же, я думаю, за несмышленыш такой? Других мастеров спрашиваю, бутылки им ставлю. Только отшучиваются: больно ты страшный, удача боится тебя. А я и вправду озверел. Думаю: сдохну, а норму сделаю! Будут человеком меня считать! И тут приезжает как раз Кузьмин - наш рудник напрямую подчиняется ему, минуя министерство. Рассказываю ему свой план. План Б. Батино открытие. Стоять под обрушением, с горизонта не уходить, экскаватор не отгонять - грести сразу после взрыва! Тот кивает одобрительно. "Знал, что ты такой. В батю! Не подведешь… Ладно, - усмехается, - план Б отправляем пока в резерв. У меня другое предложение есть: сходим тут к человечку одному, покумекаем, что и как". И приводит меня, можно сказать, к местному баю, Камилю Гумерычу самому! - Пека гордо откинулся… Но увидев, что имя не произвело на меня должного впечатления, - злобно насупился: мол, что вообще интересно тебе? В напряженной тишине стаканы чокались сами с собой. - К директору комбината, куда мы гоним руду, - счел все-таки возможным уточнить. - Для молодого мастера - все равно что свинопасу попасть к королю! Ну, принял по-королевски нас! - Пека стал сладострастно выковыривать пальцем воспоминания из зубов. - Кузьмин представляет: "Познакомься, молодой талантливый специалист, хочет честно работать, надо помочь ему. Ручаюсь за него, как за себя". Тот кивает: "Помогать честным людям - наш долг. Не волнуйтесь, молодой человек, все у вас будет в порядке". "Каким хером?" - думаю. Выхожу утром со сменой, озираюсь: все, вроде, на прежних местах, никаких изменений не наблюдаю. Ну это, наверное, думаю, на неопытный глаз, а что-то изменилось. Упираемся, как всегда. К концу - все те же десять вагонеток. Трепло! Это я не себя, как понимаешь, подразумеваю. Его. В раздевалке снимаем броню, остаемся в кальсонах, вдруг взрывник наш, бледный аж: "Камиль Гумерович к телефону!" Разинул я пасть, чтобы все высказать ему, а тот спокойно и вежливо: "Поздравляю вас с выполнением плана. Сто пятьдесят тонн". Хотел гаркнуть я, но осекся… мол, где же сто пятьдесят, когда все те же десять вагонеток? "Так что ждите премию, и с вас приходится!" - как бы шутливо он произнес и трубку повесил. Издевается? Я чуть на стену не полез! Но тут умные люди поняли, что и я в сонм их зачислен, пояснили мне. Порода у нас пятнадцатипроцентная по содержанию руды, а он на комбинате у себя записывает ее как десятипроцентную, и по итоговому металлу выходит, что руды обработано в полтора раза больше, чем в действительности. Не десять, мол, вагонеток поступило, а все пятнадцать. И все успешно выполняют план, и он не внакладе. И не думаю, чтоб в Москве об этом не знали… Ну, и мне хлеб с маслом пошел. И уважение, главное… а то болтался, как гопник! А так - повязан с крупными людьми…
- Да… повязан ты крепко.
- А то!
- Зря я, наверное, поехал, - вырвалось у меня.
- Почему зря? - Он хищно усмехнулся. - Шефа купил своим энтузиазмом!
Которого он, интересно, имел в виду? Кузьмина? Или Ежова? Кузьмина мне вроде как ни к чему. И что значит - купил? Я надеялся - мы сделаем фильм.
- Я думал, мы нормальный сценарий напишем, светлый.
- Светлый ты будешь отдельно писать.
- Все, идем завтра!
- Куда?
- На рудник к тебе.
- Ради бога. В семь утра не рано тебе будет?
Да какая здесь разница - сколько утра!
Ночью (какая это ночь?) я в отчаянии дергал куцые занавески, пытаясь укрыться от беспощадного света. Вот уж не ждал, что в столь северных широтах пытка солнцем предстоит. Чуть забудешься - и снова откроешь глаза; светло абсолютно! На часы глянешь - три часа. Ночи? Или дня? Все, значит, пропустили? На улицу глянешь - ни души. Значит, все-таки ночь? Вдруг в конце улицы появляется человек. Или день? Человек приближается. Вдруг останавливается и падает плашмя. Пьяный? Значит, все-таки ночь? В таких мучениях время проходит.
- Па-а-адъем! - Пека вдруг рявкнул. Я очнулся. Хоть и не спал. Или спал?
- Сборы пять минут!
При нашем аскетизме и пяти минут много. Скромный завтрак: молоко и ко-ко-ко!
Вывалились на улицу. Почему опять никого? Семь часов вечера? Но тогда был бы народ.
- Рано вышли? - об этом Пеку спросил.
- В каком смысле?
- Где народ?
- Прошел уже народ.
- А мы, значит, уже поздно?
- Со мной поздно не бывает никогда!
Как всегда, говорит загадками. Держит в напряжении. Руководит массами, включая меня. Хотя лично у меня ничего, кроме раздражения, это не вызывает.
- Что тут ржавые бочки на каждом шагу? - ударясь коленом, вспылил я.
- Топливо завозят в них, а мерзлота их не принимает. Бывает, в пургу дорогу находим по ним - от бочки к бочке. Сейчас-то нормально. А бывает пурга, что и бочки сносит. Да что бочки! Тут как-то пацан, школьник с третьего этажа, обогнал меня на лестнице, отпихнул - мол, опаздываю. Ну-ну. Выхожу за ним, гляжу - ветер уже перевернул его и несет так, словно он на голове скачет! Схватил его, перевернул, на ноги поставил. Так он сразу: "Пусти, в школу опаздываю!"
- Да, крепкие школьники у вас.
- Нормальные!
Тут все главные улицы, как у нас к Адмиралтейству, сходились к высокой сопке в конце. За ней поднималось какое-то зарево. Солнце? Но оно здесь позже показывается… в основном под горизонтом крадется.
- Северное сияние?
- Ага. В аккурат в честь тебя летом зажгли!
Дружно шли, прирастая Сибирью и друг другом. Забрались наконец на вершину. Привольно вздохнули. Да-а. После долгого аскетизма зрения - это картина! Широкая долина внизу, освещенная прожекторами, море сверкающих рельсов, снуют вагонетки… Конец долины - как бы огромный дымящийся рот, который их заглатывал и выплевывал пустые, как шелуху. Театр! И сопки - как ложи.
- А где Пьяная Гора?
- На ней стоим.
Точно! Прям из-под нас, словно между ног, вагонетки выезжают.
- Вот, - Пека произнес. - Досюда казаки, мои предки, доскакали. И отсюда мы не уйдем!
Прям как памятник! Но я-то, надеюсь, уйду?
- Ну, так ты куда? - Он оглядел меня, словно впервые увидел.
- А куда ты, туда и я. - Я буквально задыхался решимостью.
- А, ну да, - равнодушно произнес он.
Неадекватная реакция! Стали спускаться вниз. Я глядел на грохочущие вагонетки все с большим испугом.
- Сама-то руда не шибко фонит, - "успокоил" Пека. - Вот при обрушении пыль - та стреляет! И гамма- и бета-излучение бьют!
- Наверное, надо чего-нибудь напялить? - небрежно уточнил я.
- Да ты, вроде, немало напялил! - усмехнулся он.
- Но это все, вроде, не то? Наверное, надо что-то специальное? - Я старался не суетиться.
- Ну, - лениво он ответил, - это надо долго подбирать…
Хорошо он заботится о здоровье друга!
- Вообще… - остановился в раздумье. Я тоже встал. - Выдается респиратор "Фиалка"… чтоб пыль шибко не глотать.
- Та-ак…
- Но все снимают его - в нем много не наработаешь.
Значит, спасения нет?
- Ну? Назад? - насмешливо спросил Пека.
- Вперед!
Мы пошли к сетчатым воротам.
- Да! - вспомнил вдруг он. - Самое главное забыл тебе сказать.
Еще и главное?
- Насрано там всюду. Сортиров-то нет.
Я остановился как вкопанный… Сломался на дерьме?
- Идем! - я решительно двинулся.
- Ну иди. - Пека не двигался с места.
- А ты?
- Так я еще в отпуску! - захохотал радостно.
Пошутил!
- Так значит, некуда нам идти?
Отличный у меня соавтор!
- Ну почему же? Найдутся дела.
- Так пошли.
Подошли к трехэтажному каменному дому, колонны с гипсовым "виноградом" наверху: "сталинский вампир". Управление рудника. Пека уверенно ходил по коридорам, входил без стука в высокие кабинеты, запросто жал важные руки, неторопливо беседовал (денег за "колготки детские" никто не требовал с него, видимо, уже потеряли надежду). Про меня он как бы забыл, потом вспоминал вдруг, но очень ненадолго: "А! Это приехал фильм про меня снимать". Особенно мне нравилось слово "это"… Да, всегда я так: лечу восторженно - и мордой об столб!
Однако Пека продолжал показывать меня по кабинетам. Мне тоже было интересно смотреть: директор рудника Жрацких. Точная фамилия! Главный бухгалтер Нетудыхатка… явно прибеднялся, хитрец!
В коридоре мы вдруг лоб в лоб столкнулись с Кузьминым - они с Пекой холодно раскланялись. Что за дела?
- Ну, что там? - озабоченно спросил я, когда Пека вышел из очередного кабинета.
- А ты будто не знаешь? - зловеще произнес он.
- Что я знаю? - холодея, спросил я.
- Приговор! - Пека произнес.
- В каком смысле?