Глава 13
Япония, порт Кобэ. Теперь мое имя Эмилия Рихтер. Так написано в документах, которые достал Акито Абэ, чтобы получить возможность переправить меня в Японию. По этим бумагам я значусь немкой из Чехии. Я не знаю, кто такая Эмилия Рихтер и какими путями ее документы попали ко мне. Когда я робко спросила Акито Абэ, не были ли эти документы получены каким-то криминальным способом, он коротко ответил, что любой подлог документов неизбежно связан с криминалом. Дальше я не решилась расспрашивать. Мне не нравится мое новое имя, и я надеюсь избавиться от него при первой же возможности.
Я спускаюсь на берег после двухдневного путешествия из Шанхая. Как бы ни страшило меня будущее на японской земле, я все же чувствую себя радостно возбужденной от возможности наконец-то вырваться из ограниченного пространства корабля. Только теперь я начинаю понимать, как устала от длительного пребывания взаперти, в условиях невозможности свободного передвижения: сперва в лагере, потом в постели во время болезни. Судно, перевозившее меня в Японию, было моей последней тюрьмой - по крайней мере, я надеюсь на это.
- Ну вот мы и добрались до земли! Господи, помоги пережить и это новое испытание! - громко и излишне театрально возглашает рядом со мной мужчина средних лет, глава семьи русских немцев. Этому семейству, как и мне, японские власти дали разрешение переместиться из Шанхая в Японию. Они утверждали, что в Японии проживали их родственники или, что более вероятно, члены их религиозной общины, которых они называли родственниками.
Мне претила их чрезмерная религиозность, но я вынуждена была держаться вместе с ними, потому что, кроме них, на судне не было белых людей. В этой семье было пятеро детей, из них я больше всего сблизилась со старшими - Лилой и Максом. Они были почти мои ровесники, уверенные, бойкие и, если узнать их получше, совсем не похожие на своих набожных родителей. Лила чем-то напоминала Веру. Я общалась с ней и ее братом на смеси русского и французского.
По прибытии в Японию нас, белых, сразу отправили на особый приемный пункт, где мы должны были получить бумаги, позволяющие передвигаться по стране.
Весь мой багаж умещался в одном маленьком чемодане, но у немецкой семьи были тяжелые вещи, и они попросили меня помочь донести их до приемного пункта. Пока мы вместе с Лилой и Максом волокли тяжелый сундук, к нам привязался японский подросток.
Он что-то протараторил и с глубоким поклоном всунул мне и Лиле по визитке и какой-то записке. Затем он снова поклонился в знак благодарности за то, что мы соизволили принять их, и скромно отошел в сторону.
В бумажке было написано на английском, немецком и французском, что некий местный фотограф бесплатно делает качественные фотопортреты белых людей и приглашает европейцев, прибывших в Кобэ, в свою фотостудию.
- "Если вы хотите совершенно бесплатно получить ваш качественный фотопортрет, пожалуйста, приходите в фотостудию господина Казо Тэрадзимы", - прочитал Макс, отобрав у Лилы записку.
- Как странно! Зачем они делают бесплатные фотографии? - удивилась Лила.
- Наверное, они продают их, как открытки, японцам, которые никогда не видели европейцев, - предположил Макс. - А может, это увлечение владельца фотостудии. У них тут белые люди - экзотика.
Сестра и брат сразу загорелись идеей бесплатно получить фотографии. Лила помахала рукой посланцу фотографа и жестами дала понять, что нас заинтересовало его предложение. Мальчик обрадованно закивал и последовал за нами, держась на почтительном расстоянии.
Мы притащили багаж к приемному пункту. Выход в город не был запрещен, и Лила с Максом тут же нашли предлог отпроситься у родителей на прогулку - они-де пойдут искать воду для питья и умывания.
- Эми, а ты не хочешь пойти с нами? - спросила Лила. - Мы с Максом собираемся к фотографу. Тот японец еще здесь - вон, смотри, - дожидается за дверями.
Я вздрогнула - я еще не привыкла, что меня называют чужим именем.
- Ну… не знаю, - сказала я неуверенно.
Вообще-то мне не следовало отлучаться из приемного пункта, потому что здесь меня должны были встречать люди из семьи Абэ.
- Разве тебе не хочется получить отличную собственную фотографию совершенно бесплатно? - спросил Макс самым искушающим тоном. - Ведь ты же можешь ее потом подарить своему избраннику! Или показывать в старости внукам доказательство, как ты была хороша в молодости.
Они подначивали и уговаривали меня и в результате уломали пойти вместе к фотографу. Мне ведь и в самом деле очень хотелось получить свою бесплатную фотографию, и моя голова кружилась от только что обретенной свободы.
Юный посыльный привел нас в фотостудию Казо Тэрадзимы. Мы по очереди написали свои имена в регистрационном журнале. Я расписалась по привычке "Ирэн Коул", потом спохватилась, но было уже поздно исправлять, и я махнула рукой на эту оплошность - ведь речь шла всего лишь о фотографии. В определенный момент впоследствии эта роспись оказалась решающей при некоторых событиях.
Открылась дверь в студию, оттуда вышла красивая молодая японка, а за ней появился сам господин Казо Тэрадзима, щуплый бойкий японец средних лет, инвалид, передвигавшийся на костылях. После довольно беспорядочных переговоров на всех известных нам языках мы узнали, что он когда-то специализировался на снимках моделей для рекламного бизнеса. Сейчас заказы на рекламу иссякли из-за войны, но господин Тэрадзима продолжал подыскивать подходящие типажи и практиковать из чистого энтузиазма.
Макс в последний момент смалодушничал и отказался фотографироваться - он почему-то вдруг решил, что господин Тэрадзима может продать его снимки в журналы для гомосексуалистов. Мы с Лилой тоже стали колебаться, но господин Тэрадзима подкупил нас предложением выбрать для съемки любой наряд из его коллекции платьев и костюмов. У него был огромный гардероб с разнообразной одеждой, современной и старинной.
Возня с нарядами и позирование в студии оказались для нас роскошным развлечением после изнурительного двухдневного перехода по морю. Господин Тэрадзима поклялся, что снимки будут готовы в ближайшее время и он передаст их нам через ассистента.
Оживленные этим маленьким приключением, мы возвратились в наш лагерь на пропускном пункте.
Там был небольшой переполох - двое невзрачно одетых японцев кого-то искали. Один из них был подросток, второй - старик лет семидесяти. Старик с поклонами совал под нос всем входящим лист бумаги с именем того, кого они ищут, а юноша стоял у дверей и с отчаянием взывал к окружающим воплями, состоявшими из непонятных звукосочетаний, среди которых выделялось слово "ринсама".
Когда старик пристал ко мне, я вздрогнула и отшатнулась. Он что-то настойчиво говорил, но я сделала отрицательный жест, чтобы поскорей избавиться от него, и прошла на свое место в углу рядом с горой багажа семьи русских немцев.
Юный японец продолжал громко и безнадежно возглашать одно и то же обращение к пространству. Прислушавшись, я внезапно распознала в его речи искаженные слова "Эмилия Рихтер". "Ринсама" тоже стало понятным. Это было обращение ко мне: "Рин-сама". Рин - так назвал меня Акито Абэ.
- Рин? Ирэн Коул? Эмилия… э… Рихтер? Это, наверное, я, - спохватившись, неуверенно пробормотала я из своего угла за горой чужих вещей.
Оба японца как по команде обратились в мою сторону и немедленно устремились ко мне. Я испугалась - я боялась тогда всех японцев.
Они стали усиленно кланяться мне и что-то наперебой торопливо говорить. Я смотрела на них в полном остолбенении, не понимая ни слова, кроме "Рин-сама".
Видя, что я их не понимаю, они стали объясняться жестами, и кое-как до меня дошло, что они предлагают мне собрать вещи и идти вместе с ними. Я попыталась объяснить в ответ, что мне нужно дожидаться выдачи разрешительных документов, но они тут же предъявили мне эти бумаги - они уже сами получили их во время моего отсутствия.
Когда они выяснили, какие из вещей мои, они без лишних слов схватили мой чемодан, подхватили меня под руки и поволокли к выходу.
- Подождите! Что это? Что вы делаете? - в ужасе повторяла я, не смея даже повысить голос.
Но они лишь тащили меня за собой, что-то настойчиво приговаривая. Несмотря на формальную вежливость слуг из клана Абэ, вся сцена своей быстротой и внезапностью напоминала насильственное действие, похищение.
Через час мы трое уже были в вагоне поезда, идущего в западную часть Японии.
Я сидела напротив своих сопровождающих, испуганная и подавленная. Изредка я набиралась духу, чтобы взглянуть на них. Японцы сидели напротив и несколько в стороне, на максимально возможном удалении. Они тоже выглядели подавленными - даже между собой не разговаривали. Ни они, ни я не знали, как себя вести. Чтобы отвлечься, я все время смотрела в окно - там были видны поля, бедные жилища и унылые зимние пейзажи. Япония показалась мне очень скучной страной.
Мы доехали до Токио, но лишь для того, чтобы сделать пересадку на другой поезд, который шел на север. Токио подвергался частым бомбежкам и стал опасным местом для жизни. Многие токийские семьи отправляли женщин и детей подальше от столицы. Семья Абэ владела большой усадьбой в горах неподалеку от Токио - туда-то меня и везли.
В ночь перед моим приездом была сильная метель. Усадьба Абэ предстала передо мной сказочным занесенным снегом домом у подножья горы.