- А потом полез я в шкаф прятаться от отца, потому что мне страшно стало, а он по всей квартире уже. На стенах размазался. По потолку. Во всех зеркалах… Ой, не дай бог вам в таком состоянии в зеркало посмотреть. Ну, залез я в шкаф, а там пиджак мой висит - в котором я на выпускной школьный должен идти. Хороший, дорогой пиджак, батька потратился, купил мне. Я его достал, повесил на турник и смотрю… А вешалка, на которой он висит… Как бы вам так описать эту вешалку, чтобы вы поняли… Ну вот нормальная вешалка, а эта не нормальная, а как с подкошенными крыльями. Как раненая. И плечи у пиджака так же - обвисают как-то. Как обрубленные. Я его по-разному поправлял, а он всё равно висит как убитый. И вот тут, тут я всё понял.
Он сделал паузу, и все сразу, не сговариваясь, посмотрели на его палец - он водил пальцем по столу, будто чертил что-то; пока он говорил - это было незаметно, а сейчас бросилось в глаза.
- Этот пиджак как жизнь моя, - наконец выдавил Ксен. - Как вся жизнь моя… Вот он я у батьки, вот он я, надежда семьи. Семья-то не бог весть какая, денег еле хватает, да и ладно. А я должен выучиться был, деньги зарабатывать, серьёзным человеком стать… И вот папка пиджак мне купил, с последних денежек пиджак сынку своему купил… Папка, с последних денег, пиджачок купил, самый хороший, какой мог, для сына… Чтобы тот человеком стал… А тот марки жрёт и по хате ползает, кошмарится… Галлюцинирует… Представляете… Представляете, а?.. Какое дерьмо-то получается…
- Хватит, - оборвала его Наташа и обняла. Он не сопротивлялся - сразу уткнулся ей в грудь и пару раз даже как будто всхлипнул.
- Да, хватит, - подтвердил Женя. - Пускай кто другой расскажет. Как тебя там… Толик?
- Толя! - воскликнул Ксен. - Тебя где носит, а? Я думал, уже патлами обрасти успею, пока ты придёшь.
- Это я там… На эльфийских пустошах…
- Опоздал на полчаса, плин.
- Всё никак не повзрослеешь, - улыбнулась Наташа.
Толя кое-как уселся, снял куртку - на нём была та же самая футболка, синяя, с эмблемой супермена, разве что немного истрёпанная временем.
- Выпьем за то, что мы тут так удачно собрались три года назад, - провозгласил он и поднял кружку пива. Об неё дружно стукнулись ещё три кружки.
- У кого что нового? - поинтересовался Ксен.
- Меня вчера обвинили в производстве дрянных фотографий, - горько пожаловался Женя.
- Да ладно. Из того, что ты мне на мыло скидывал, мне всё понравилось, - хрустя чипсами, возразил Толя. - Мне кажется, что тебе надо тупо практиковаться. Работать над этим. Чем больше работаешь, тем больше результата. Прямая зависимость. И даже при отсутствии таланта…
- Ну не скажи, - покачал головой Ксен. - При отсутствии таланта ничего не выйдет.
- Да не в таланте дело. Вот подумайте: ведь гениям платили. Деньги платили. То есть деньги как доказательство гениальности, как доказательство достижений. А мне-то никто не платит…
- А ты вот что подумай, Женя. Как больше получится, если тебе заплатит по чуть-чуть куча народу, - Наташа взяла и высыпала на стол немного чипсов, - или если тебе заплатит большими суммами небольшое количество людей? - Наташа опустила на стол рядом с чипсами свою кружку.
- Смотря каково соотношение "кучи" и "небольшого количества", и "чуть-чуть" к "большими суммами", - сразу вмешался Толя.
- Воот! - вскричал Женя. - Вы сейчас мне всё прояснили, чёрт подери. Если в обществе много интеллигенции, то гения признают. Если преобладает трудящийся класс, то не признают. И деньги тут не при чём. Так получается?
- Вас, по ходу, унесло в какие-то философские степи, - заметил Ксен.
- Вообще, я хотела сказать, что за деньги продают ширпотреб, а искусство - я имею в виду, гениальное и вечное искусство - его выставляют в музеях. А чтобы отмерить…
- В музеи ходит тот же народ. Музеи и есть ширпотреб, - остановил её Толя. - А мерило гениальности есть только относительное. Абсолютного нет.
- Должно быть абсолютное, как же так?! - возмутился Женя. - Хочешь сказать, если гения выкинет на необитаемый остров, и он там нарисует картину, которую никто никогда не увидит, то эта картина не будет гениальна?
- Если есть только остров, и картина, и ничего больше нет - то нет, она не гениальна.
Наташа вдруг захохотала.
- Толя, а давай Мону Лизу в ракету засунем и отправим на Юпитер! На каком расстоянии от Земли она свою ценность потеряет?
- Я думаю, когда она приблизится к Юпитеру - однозначно. Там не то что Мона Лиза, там вся ракета расплавится. Юпитер из жидкой лавы и газов состоит же…
- Народ, у меня сейчас мозги расплавятся! Давайте пиво.
Все согласились с Ксеном и приняли ещё пива.
- На самом деле, я в церкви сегодня была, - сказала Наташа, когда наконец они с Женей добрались до курилки. Курилкой называлась деревянная беседка недалеко от бара, которую никто никогда не проектировал как курилку, однако, кроме того чтобы курить там сигареты по пьяни в дождливую погоду, она мало на что годилась.
- В церкви? Ты не очень веришь вроде бы… В этого, в бога. Почему Ксену не сказала?
- Ему не надо… Женька, он не поймёт - вот ты поймёшь… Мне поговорить с кем-то хочется, знаешь. По-человечески.
- У вас с Ксеном проблемы какие?
- Да не в этом, не в этом дело… Ксен-то в порядке, у нас всё как было… Это не с ним, это со мной. Это во мне…
- Ну, расскажи, - и Женя устроился поудобнее в углу беседки.
Снаружи стучал дождь, слабый осенний дождь, и ветер изредка заносил в беседку усталые, пьяные мелкие капельки. Почему-то от этой чахлой мороси пахло не тоской, как обычно, а свободой, чистотой, свежестью.
- Не знаю, - тихо и быстро сказала Наташа. - Не знаю.
Некоторое время просто молча курили.
- Мучает меня что-то, - наконец произнесла она. - Мне кошмары снятся. Почти каждую ночь. По нескольку раз за ночь. Страшные кошмары, Женя. Какой-то человек говорит со мной. Кит, представь себе кашалота, сколько там в нём метров… Такая громадная туша. Валяется посередине пустыни… Или нет, даже не пустыни, а какой-то степи. Я не знаю, там земля сухая. Сухая и твёрдая, и там лежит кашалот - его останки. Или не останки ещё. Тело, где-то рёбра торчат, и органы. Представь, ты видишь вдали этакую тушу. Этакий корпус, распотрошённый. Кишки, гниющее мясо, вперемешку с засохшей землёй… Над ним - низкое небо… Кажется, он одним боком лежит на земле, а вторым небо подпирает, красно-оранжевое тяжёлое низкое небо… И Он, этот человек, говорит тебе: пятнадцатая ступень… Пятнадцатая ступень погружения. Из живота кашалота течёт нефть…
- Это из-за учёбы, - оборвал её Женя. - Наташ, ты слишком…
- Нет, это не из-за учёбы. На учёбе всё по-другому, совсем. Я там не сталкиваюсь с такими… С такими категориями вещей. Я месяц назад видела, как гигантский комбайн, какой-то механизм, пережёвывал креветок. Там вся трагедия была в том, что креветки успевали перед тем, как их зажуёт машина, икру в резервуар выкинуть. Из икринок быстро развивались новые креветочки, росли, и когда более-менее вырастали, их тоже засасывало в механизм, и они откидывали ещё икры… И все со мной говорят, и креветки, и мальки, даже икра: Наташа, Наташик, мы маленькие креветочки, нас всех съедят, нас родили, чтобы съесть, мы все в комбайн пойдём, Наташа, Наташик… Наташа, Наташик, нас родили, чтобы съесть… И дрыгаются, Жень, все в этой мутной воде так дрыгаются…
- Это от учёбы, - тупо повторил Женя, хотя сам уже начал понимать, что не от учёбы.
- Мы там пищевые цепочки и геологические эпохи осиливаем, - отчаявшимся голосом ответила Наташа. - Слушай, ты ведь веришь в экстрасенсов?
- Эй! Вы где там… - послышался в темноте голос Ксена. - Ната! Женька!
Вскоре все четверо снова сидели за столом в "Старом Томе". У дверей ненавязчиво гудел телевизор, который смотрела барменша. Через два стола у окна резались в карты гопники ("Эх, Витя бы развлёкся…", - подумалось Жене); мужик в котелке кушал гарнир с отбивной. Опьянение медленно выползало из кружек, втекало в руки, шло по телу, забиралось в голову и вырывалось в виде разговоров в воздух.
- Я боюсь людей с голубыми глазами! - признался друзьям пьяный Ксен. - Да, я честно скажу, я боюсь людей с голубыми глазами. Они давят на меня. Пока я учился в универе, в моей группе было кроме меня ещё девять человек, и у всех - голубые глаза. Или синие. Такой, характерный только для глаз, цвет. Такое вот стечение обстоятельств. И мне всё время казалось, что они как-то… Умнее меня, что ли. Или как-то превосходят. От этих постоянных взглядов у меня болела голова даже…
- Это у всех наркоманов такое, - улыбнулся Толя. - Кажется, что окружающие тебя умнее. А голова у тебя от другого болит.
- Нет, в этом есть здравое зерно, - заметил Женя. - Я читал в одной книжке, что люди делятся по цвету глаз на типы характера. Даже не на типы, а как бы на силу характера.
Все сразу, не сговариваясь, заглянули друг другу в глаза - изучали цвет.
- Да, это так! - воскликнул Ксен. - Это - чистейшей воды правда. Люди с голубыми глазами сильные. С карими - наоборот, слабые. Их легко подавить. С зелёными - интересные. Мне с ними просто общаться. У меня у самого зелёные. Вот и у Натки зелёные.
- А серые - это что значит?
- Не знаю, - честно ответил Ксен. - Мне как-то редко попадались люди с серыми глазами.
Женька задумчиво отхлебнул пару глотков. Глаза у него были серые, но не чисто серые, а с едким, ядовитым желтоватым оттенком.