Содержание:
Тотем 2
Труп трип 2
Новый год 3
Море 4
Социобиология 5
Супер Гетто 6
Родина 7
Нина 8
Возвращение 9
13 января 10
С полуслова 11
Кризис доверия 12
План 12
Убитый молнией 14
Камлание 15
Молоко 16
Точка сборки 17
Четырнадцатое Валентина 18
Откровения 19
Сумасшедший Янис 20
Период полураспада 21
Инициация 23
Северное Сияние 23
Сергей Красильников
Critical Strike
Радужный даль
Мне все детство рассказывали про людей, которые выжили после удара молнии. Это начала бабушка: как сейчас помню, несла что-то про двоюродного племянника соседки тети Дуни, о том, как он во время грозы оказался в поле и спрятался под дерево, и его ударила молния, но боженька ему помог, оправился он, только теперь правая половина парализована. А потом еще долго что-то лезло из газет и телевидения – мое детство имело несчастье проистекать в период крушения атеизма, в смутную эпоху новых культов и новых богов. По телевизору больше говорили про невероятное, чем про очевидное, а мой отец, как порядочный шаман, считал своим долгом вырезать из газет всякообразные заметки и статьи, где так или иначе фигурировали пришельцы, экстрасенсы и криптозои.
– Есть же удивительное в этом мире! – говорил он, складывая очередную заметку в свою потрепанную папку с маркировкой "Дело №_". – Вот ведь представь себе: человека три раза за жизнь молния била, а умер он от сифилиса. Нет, ну чудеса, одно слово!..
– Да, пап.
И потом еще, когда я в старших классах учился, у сестры парень один был – его тоже молния ударила. Парни у нее менялись с ураганной скоростью, и я не находил нужным знакомиться с каждым. Иногда только она отмечала: вот, этот очень интересный, пообщайся с ним, Степ. Как правило, все они, интересные и неинтересные, протягивали не больше двух-трех недель, разве что какой-то упертый чудом полтора месяца выдержал. У нее часто даже получалось так, что она находила себе нового парня раньше, чем успевала избавиться от старого.
– Познакомься с Жаном, он интересный, – попросила Нина, набирая на ходу чей-то номер. Она приехала из Риги на выходные, привела домой очередного бедолагу. Я сидел у окна и потихоньку тянул пиво, когда она вошла на кухню.
– И что же в нем такого интересного?
– Его ударила молния однажды, и он выжил.
Я пошел в комнату, познакомился, но ничего такого особого в этом парне не нашел. Молча выпили с ним по бутылке пива, покурили, а потом вернулась Нина и сказала, что ей с ним надо очень серьезно поговорить, и больше я его никогда не видел.
Мне всегда казалось, что небеса не могут никому причинить боли. Удар молнии – нечто вроде божьего изъявления эмоций, нечто вроде знаменательного события, вроде рождения или смерти, но никак не угроза. Все, что шло с небес, будь то дождь, снег, ветер, солнечный свет или звездное мерцание, – все это сливалось в моем сознании в некую прекрасную, гармоничную субстанцию, которую я называл "радужный даль". То, что лежало под ногами – слякоть, лужи, лед, – это еще изредка оказывалось враждебным, но небеса дарили только добро.
Со смертью сумасшедшего Джимми многое изменилось. Сумасшедшего Джимми убила молния. Александр говорил, сумасшедший Джимми раскопал какую-то истину, добрался до самого главного, хотел какой-то последний ритуал проводить, но не успел: молния убила. Я никогда не знал его, но Александр сказал, что это легко поправить, и открыл шкаф, где хранился сумасшедший Джимми. Труп был обгорелым, и уже понемногу разлагался, и уже вонял. Серафим тщательно его обнюхал.
Вообще насчет Серафима были некоторые прения. При сумасшедшем Джимми тотемным животным являлся морской змей, и заменить его вот так сразу на хорька не вышло, но я настоял и настоял достаточно твердо, и в конце концов Александр согласился. Только бубен остался: бубен морского змея.
Это был тяжелый, грустный период – зябкая осень две тысячи восьмого, какое-то сумеречное беспокойство, у Серафима – линька. Он приносит мне в зубах газету, запрыгивает, зовет играться, показывает: ну давай. Тогда все и началось, вся эта история, – квартира на Дзирциема, племя морского змея, сумасшедший Джимми с его дневником и Песий Бес.
– Трое студентов ищут четвертого, желательно с опытом шаманской работы, для совместного проживания в квартире. Улица Дзирциема, двенадцатый этаж, трехкомнатная квартира, имеются все удобства… Думаешь, стоит?
Серафим вертится маленьким бурым пятном, прыгает на газету. Он думает, что стоит. Серафим спас меня от смерти – я вынужден ему доверять.
Сумасшедший Джимми умер восемнадцатого ноября. Это – день Провозглашения Независимости Латвийской Республики. По городу ходили шумные демонстранты с красно-белыми флагами, пели национальные песни, несли цветы к Памятнику Свободы, и вечером у них в домах было даже что-то вроде маленького Нового года. Последняя запись в дневнике Джимми датирована как раз восемнадцатым ноября, и я перевел ее первой.
Наконец я могу спокойно смотреть этому в глаза .
Вот и все, что хотел сказать сумасшедший Джимми в тот день. Он знал, что дневник найдут и кто-нибудь да подберет шифр. Написал эту строчку, вышел из квартиры, сел на третий автобус, доехал до Болдераи, и там его убила молния – в открытом поле, в ста метрах от моря, он не дошел всего сто метров. Вот и весь тебе радужный даль.
Сумасшедший Джимми был хорошим шаманом.
– Мы не знали, как хоронить, – пояснил Александр. – Обычно похороны проводит шаман, а когда умирает сам шаман – ситуация сложная. Думаю, он пока полежит у тебя под кроватью, а там уж ты что-нибудь придумаешь.
– Сорок дней, верно? Душа восходит к небесам ровно сорок дней.
– Это уж тебе виднее.
И они с Ящиком засунули обгорелого Джимми под мою кровать, а потом перешли к реликвиям.
– Это дневник сумасшедшего Джимми. Он писал каким-то своим, неизвестным нам кодом, так что тебе придется расшифровывать. Мы думаем, тут вся история племени и что-то о наших богах, какие-то духовные тексты. Джимми был сумасшедшим и очень редко рассказывал нам о том, во что мы на самом деле верим. Может, с тобой дела изменятся.
Еще Александр передал мне бубен и жезл Джимми. Бубен был хороший, крепкий, кожаный. Я немного постучал, и Серафим сразу встал на задние лапки, прислушался. Одна сторона бубна была чистой, с другой был вытатуирован морской змей. За полбутылки водки удалось уговорить Ящика переработать рисунок. Я хотел стилизовать змея под хорька, приделать лапки, немного перерисовать мордочку, но Ящик наотрез отказался и предложил просто вытатуировать хорька на свободной стороне.
На том и порешили.
Был еще жезл, но Александр сказал, что им сумасшедший Джимми не пользовался и держал для какой-то крайней ситуации, для какого-то, как он говорил, критического удара. Жезл был изготовлен из синей лампы, какой мать прогревала мне в детстве воспаление среднего уха, и назывался: Жезл Северного Сияния. Александр посоветовал его не использовать, пока я не разберусь в устройстве, а Ящик посоветовал вообще его не использовать. Боря сказал, что видел, как сумасшедший Джимми однажды эту лампу включал и читал какие-то заклинания.
Из окна открывался изумительный вид.
Где-то вдалеке одинокой бесконечной сигаретой дымила труба, по венам дорог текли машины, и билось какое-то невидимое сильное доброе сердце в сотнях домов. Квартира на Дзирциема находилась на двенадцатом этаже, и она пришлась по нраву и мне, и Серафиму. Всю осень мы с ним мучались депрессией и все бродили по ночным улицам, и казалось, здания подозрительно тесно друг к другу стоят, и какое-то тяжелое дыхание по узким переулкам разносится, и даже в барах, где есть пиво, музыка и свет, – кто-то еще, чужой и злой присутствует; и вот я дышу воздухом на высоте двенадцатого этажа и даже краем глаза вижу радужный даль, а Серафим сидит у меня на плече, и я оборачиваюсь к этим ребятам, поправляю очки и говорю:
– Хорошо. Я переезжаю к вам.
– Тогда сегодня же вечером мы все вместе идем в бар, – заключает Александр.
На самом деле все было гораздо сложнее, чем показалось вначале.