* * *
… Встретилась она с Михаилом уже на Ленинградском вокзале за полтора часа до отхода поезда. И хотя Лариса приехала даже на час раньше времени, назначенного Михаилом, от этого сам он раньше, увы, не появился.
Музыкант примчался запыхавшийся, уставший и голодный.
– Не накормили в гостях? – сочувственно спросила Лариса.
– Представляешь, два часа гоняли пустые чаи. И еще б без сахара, если бы я не сказал, что не пью несладкий чай. И это в гостях у человека, который профессионально заинтересован во мне и которого я столько раз поил и кормил в разных злачных местах…
– Это поправимо, – обрадовалась Лариса, – и я не хочу, чтобы ты вспоминал о чьем-то московском жлобстве. Я тебя сейчас же покормлю.
Они осмотрелись в зале ожидания и, найдя свободные места, присели перекусить. Женщина достала домашнюю заготовку.
Михаил просиял.
Лариса положила пару бутербродов на салфетку, налила чай в термосный стаканчик.
– А ты?
– Я потом сделаю несколько глотков чая для согрева. Главное, ты ешь и пей, вон, сколько всего я тебе наготовила…
Михаил с воодушевлением принялся за еду.
Лариса полезла в сумочку и достала билет на "Красную стрелу".
– У тебя "СВ", – обрадовала она Михаила.
– О! А у меня было обычное купе… Сколько я тебе должен?
– Ты мне ничего не должен. И к тебе, точно уже, не подселят второго пассажира.
– Я бы хотел ехать только с такой очаровательной пассажиркой, – и мужчина нежно коснулся ее руки.
Лариса озаботилась, не нужно ли снова подлить чаю.
– Только отхлебни сначала ты, мне потом будет вкуснее, – попросил он.
Так неспешно и хлебали они поочередно горячий чай с лимоном в зале ожидания, пока, наконец, по вокзальному радио не объявили о посадке на "Красную стрелу". И они сразу поспешили к поезду, понимая, что в уютном купе им будет гораздо приятней и комфортней.
– Жаль, я стариков уже предупредил, что приезжаю завтра, – мужчина вздохнул и достал из бумажника билет, по которому он должен был уезжать через пару дней.
– Я возьму себе этот билет на память? – спросила Лариса.
– Какую еще память? – встрепенулся Михаил. – Во-первых, я хочу встретиться с тобой еще до отъезда на зарубежные гастроли. У меня впереди целый месяц. А, во-вторых, – мужчина умоляюще посмотрел на Ларису, – поехали со мной, прямо сейчас… Я договорюсь с начальником поезда.
– Мишель…
– Поехали. Я познакомлю тебя с моими родителями…
– Ну, да, – испугалась Лариса, – и твоя мама сразу же женским чутьем догадается, кто виноват в твоей аллергии, и сразу возненавидит меня.
– Лорик, не нагнетай, – сказал Михаил и привлек Ларису к себе.
Она обняла его за голову, боясь обнять за плечи, чтобы не причинить боль.
– Ой, чуть не забыла, – Лариса высвободилась из объятий и полезла в свою дамскую сумочку. – У меня есть жуткий дефицит специально для тебя…
– Неужели и для министерской дочки существуют дефициты?
– Не иронизируй, это совсем из другой области, по женской части, – сказала она, разворачивая фольгу и показывая бутылочку с оранжевой жидкостью. – Это облепиховое масло.
– О! Какая замечательная вещь! Мне это очень пригодится, особенно, сейчас. Но, как я понимаю, Лорик, ты жертвуешь своим стратегическим запасом?
– Прекрати, я так рада, что могу быть полезна хоть в такой малости. Значит, не зря добывала его с таким трудом через знакомых в институте косметологии…
– А у меня для тебя тоже есть кое-что, – сказал Михаил с интригой в голосе. Но, ведь, я – "красавчик-мерзавчик" по твоему определению. Поэтому за это "кое-что" буду торговать хотя бы поцелуй. Сначала. А там поглядим…
– Не томи, купец, – улыбнулась заинтригованная Лариса.
– Сначала поцелуй…
Когда Михаил достал из своей сумки изящную ювелирную коробочку, Лариса замерла. Но когда он открыл ее, она, вообще, ахнула и припала к нему на грудь.
– Мишель…
На бархате цвета бордо лежала золотая брошка, выполненная в виде… миниатюрной скрипочки.
– Ты даришь царские подарки, – и слезы заблестели в ее глазах, а я… Я так виновата перед тобой.
– Ну, Лорик, это даже уже не смешно. Да пойми ты, я сам этого хотел. Ну, могу же я раз в пять лет позволить свое любимое шампанское, да еще в компании с такой очаровательной дамой!
И тут он посмотрел на нее с явным лукавством.
– Так говоришь, я – купец? Я тут еще кой-какой товарчик припас, – и он полез в свою кожаную сумку и извлек из нее в прозрачном целлофановом пакетике… бюстгальтер из комплекта белья "Кармэн".
"Хорошо, что я сижу, – промелькнула мысль у Ларисы, – иначе меня бы сейчас подкосило".
Женщина почувствовала, как сердце ее застучало аж в ушах, и как всю ее начинает заливать удушливой волной.
– Да что ты, Лорик, – Михаил взял руки дамы своего сердца в свои, замечая, как краска смущения подрозовила ее бледное до этой минуты лицо, – я так счастлив, ты не представляешь! Благодаря этой изящной женской штучке, я многое вспомнил!
– Что именно? – упавшим голосом спросила женщина.
– Ну, может, и не всё, – сказал Михаил, – но, как ты выплясывала на столе и пела "однажды морем я плыла", помню. И как я танцевал с тобой вокруг стола, тоже вспомнил… И каким оригинальным способом ты преподносила мне шампанское…
Лариса была в ступоре.
– Я так счастлив, что закрыв глаза, могу видеть перед собою эту картину, – захлебывался в восторге Михаил. – Ты… Понимаешь, – он подбирал подходящие слова, – ты такая живая, настоящая, раскрепощенная… Огонь… Ничего подобного я не встречал.
– Правда? – только и смогла вымолвить тихо Лариса, уткнувшись в грудь Михаила и пряча глаза.
– Мне так нравятся твоя естественность и непосредственность во всем. Вон как здорово ты послала хамку-буфетчицу прямиком в Рязань, – и Михаил засмеялся. – Я бы так не смог.
"Ну, еще бы. Где уж вам, утонченным аристократам, с какими-то даже особенными благородными болезнями генной непереносимости, терпеть дурь и перегар спивающейся страны", – подумала она. – Это нам – "совковым" и "соховым" куда привычнее".
Вслух же, отстранившись от Михаила и чуть приходя в себя от услышанных комплиментов, она, как бы, между прочим, поинтересовалась:
– Где же ты нашел этот предмет?
– Это не я, – улыбнулся Михаил, – это горничная. Она нашла это почти под потолком, когда вытирала с гардероба пыль.
– А-а-а, – протяжно сказала Лариса. – Наверное, тебе было неловко?
– Что ты, что ты… Я был так горд, так просиял, когда она спросила, не моей ли гостье это принадлежит. А аромат, точнее, букет ароматов, который от этого предмета исходил, вызвал во мне бурю таких ассоциаций, что я сразу вспомнил…
– Это хорошо, что нашлась парная вещь, – выдавила из себя Лариса, просто чтобы хоть что-то сказать. – Просто примета есть такая…
– А, так я, наверное, до сих пор неженатый, потому что во всех гостиницах теряю носки…
– Ну, ну, не передергивай, – усмехнулась журналистка, – я-то помню, что ты сказал мне при нашей первой встрече на интервью.
– И что же?
– Что ты женишься не раньше тридцати пяти лет, а сейчас тебе только тридцать…
– Ой, да мало ли что я там плел, ведь я уже говорил, что у меня сразу крышу снесло от твоего присутствия…
– А мне показалось, что это твоя жизненная установка на ближайшие годы.
– Даже если это и так, Лорик. Да, говорил. Да, я так считал. Но жизнь ведь может вносить и свои коррективы.
– Хорошо вам, мужчинам, – вздохнула журналистка. – Вам легче что-либо планировать в этой жизни. А мне вот уже двадцать девять, а я и в карьере не достигла того, чего хочу, да и в личной жизни тоже…
Тут Лариса запнулась и посмотрела на Михаила с нежностью, откровенно любуясь им.
– Мишель, – вдруг сказала она, подчиняясь какому-то внутреннему порыву, который был явно сильнее ее. – Ты только не смейся надо мной. Или спиши это на мою "естественность и непосредственность", как ты выразился…
Музыкант с интересом смотрел на Ларису.
– Понимаешь, я хочу попросить тебя об одной вещи, точнее, даже не вещи, – женщина была в нерешительности, вообще-то, мало свойственной ее характеру.
Она шумно вдохнула воздух.
– Нет, не могу, когда ты так на меня смотришь. Можно, я шепну тебе это на ушко…
Лариса наклонилась к Михаилу и тихонько проговорила:
– Обещай… Я хочу… Нет, я прошу тебя, умоляю… Понимаешь, если я однажды решусь… родить ребенка, то я хочу, чтобы это был только ты. И никто другой. Понимаешь? Я хочу, чтобы он был весь повторением тебя: глаза и ресницы, роскошные волосы. Вся твоя благородная порода и стать…
У Михаила выражение лица было еще более восторженное, чем тогда, когда Лариса поведала о том, как ее сразило его фото в журнале.
– Лорик, что, по-твоему, должен делать мужчина, которому только что признались в бесценности его генофонда? – сказал Михаил, начиная приходить в себя от комплимента, который он никогда еще не слышал в своей жизни. – Говорю же тебе: поехали сейчас, не сходя с поезда, со мной в Ленинград. Я представлю тебя родителям, как свою невесту, разумеется, если ты не возражаешь, – и он вопросительно посмотрел на Ларису.
О! – и женщина мечтательно вздохнула. – "Не обещайте деве юной любови вечной на земле". К тому же, если дева не так уж и юна.
– Я чего-то не врубился насчет каких-то дев, – напрягся Михаил. – Лорик, ты, наверное, не поняла, что я только что сделал тебе предложение руки и сердца?