- Раз я - домовой, надо слушаться! Домовым не перечат.
- Вон ты какой! А я хочу тебе помочь, - упорствовала девушка и кидала поленья парню на руки. - Неси.
Вслед за ним она вбежала в избушку, поставила к пылающим дровам котелок, полный снега, а сама села на скамью перед печью и протянула к теплу красные, мокрые пальцы.
Спохватившись, она подвинулась:
- Садись, домовой, грейся… - Взглянула на парня и рассмеялась: - А может, под шесток полезешь?
- Ничего, тут не тесно.
Вася сел рядом, коснулся плечом ее плеча. Она с ним одинакового роста…
Снег в котелке быстро таял.
- Люблю березовые дрова! - встрепенулась Вера. - Горят весело, жарко: огонь как солнышко!
- У нас дома всегда березовые, - сказал Вася. - В тайге рубим, по реке сплавляем…
Заметив на подоконнике крупное, как брюква, ребристое яблоко с мутно-красным, будто размытым, румянцем, Мотя схватила его, повертела перед глазами подруги:
- Видала? В саду живем!.. А яблоко-то какое - крупнее наших!
Вера выхватила яблоко; подбрасывая на ладони, усмехнулась:
- Так это же Шаропай! Про него говорят: велика Федора, да дура! Вроде деревяшки. И кислее его нет на свете.
- А вот неправда! Зимой и Шаропай хорош! - Вася достал из деревянных ножен, висевших на поясном ремне, острый охотничий нож, разрезал яблоко на несколько частей. - Попробуйте-ка.
Девушки грызли яблоко и наперебой хвалили:
- С мороза-то ничего, есть можно.
- Даже сладенькое!
- Только мало. Мне бы еще столько, полстолька да четверть столька, - сказала Мотя. - Давайте искать!
Яблок больше не нашлось, зато подвернулась новая находка: из-под лавки Вера достала коричневую лесную губу, из тех, что растут на трухлявых березовых пнях. Волнистая! С белым узором!
- Девчонки, посмотрите! Какая красивая! Вот бы мне такую! Под карточку подставочка. Подаришь? - Подождала, пока парень кивнул головой. - Люблю разговаривать с не скупыми.
Вася начал свежевать зайца, подвесил тушку к деревянному крюку и, держа нож тремя пальцами (указательного и среднего на правой руке у него не было), бережно снимал шкурку. Вера поднесла лампу, чтобы посветить. И опять ей захотелось спросить - давно ли он потерял пальцы? Тем же неудачным выстрелом оторвало?.. Ишь, уже тремя наловчился работать!
Пока девушки за ее спиной балагурили и хохотали, Вера вполголоса все же завела разговор с парнем:
- На наше счастье ты сегодня отправился на охоту!
- Я пришел березу сеять, да буран помешал.
- Березу?! - Вера посмотрела широко раскрытыми глазами. - Зимой сеять?!
- Да, по снегу… Хочу посеять, чтобы выросли свои саженцы для лесных полос.
- Вот интересно! Никогда не слышала про такую посевную! - удивлялась Вера. И вдруг у нее вырвался беспокойный вопрос: - Тебя, наверно, дома ждут не дождутся?
- Нет… Мама привыкла к моим отлучкам. Знает, что я здесь могу заночевать.
- Ма-ма… - беззвучно повторила Вера. И сказала вслух: - Отцы, должно быть, меньше тревожатся?
- Вот не знаю, право… Я при отце-то на охоту не ходил: маленьким считался.
- Я за папу боюсь: растревожится, всю ночь глаз не сомкнет, а сердце больное… У девчонок теперь матери от горя воют. Должно быть, и живыми нас уже не считают…
Вася задумался: помочь бы надо, успокоить и девчат и родителей. Но до Глядена не меньше двадцати километров. В незнакомом углу Чистой гривы ветер может сбить с пути. Вот если лесом вдоль речки…
Вера тронула его руку, напоминая о тушке зайца. Они разрезали ее на мелкие части, вымыли и положили в котелок. Вера залила мясо водой, - посолила и поставила в печь.
Лиза прохаживалась, прихрамывая и вздыхая. Мотя толкнула ее к печи:
- Погрейся, а то у тебя губы смерзлись - молчишь.
Лизу усадили перед шестком. Подруги по обеим
сторонам подсели к ней, обнялись. Им было хорошо в этой теплой избе, хорошо оттого, что о них заботится молодой охотник, и они позабыли об усталости и о том, что дома тревожатся родные. Мотя запела высоким, чистым голосом:
Я любила воду пить,
Любила по воду ходить…
Лиза отозвалась:
Мимо дома милого
Тропа моя любимая.
Обе посмотрели на Веру. Та, качнув головой, не замедлила ответить припевкой:
Много звездочек на небе,
Но одна светлее всех…
Голос дрогнул. В душе она упрекнула себя - зачем так необдуманно запела эту частушку? Но подруги подхватили, и Вера, вскинув голову, пела вместе с ними:
Много мальчиков на свете,
Но один милее всех.
Мотя, дурачась, громко выкрикнула:
А Семен милее всех!
Вера толкнула ее. Подруга рассмеялась:
- Могу и другое… Что твоей душеньке угодно…
И завела:
В поле рожь, в поле рожь
Девушка посеяла…
Вера поморщилась - опять не то. Лучше бы что-нибудь смешное.
А девушки тем временем закончили частушку дружным озорноватым всплеском голосов:
Разнесчастную любовь
Подруженька затеяла.
В этот вечер все сложилось как-то необычно. Необычным было и то, что Вера ни разу не вспомнила Семена Забалуева, а когда упомянули о нем - даже рассердилась. Отчего бы это? Уж не оттого ли, что молодой охотник из чужой деревни невольно услышал о ее тайне? Да какая же тут тайна, - в колхозе все знают, что Семен - ее жених. Но свой колхоз - свой дом. А эти болтливые девчонки готовы раньше времени на весь район раззвонить.
Мотя не любила, чтобы кто-нибудь из подруг грустил. Она схватила заслонку и ударила четырьмя пальцами:
Ой, девки, беда -
Балалайка худа.
Надо денег накопить,
Надо новую купить.
Вера вскочила, повела плечом и, помахивая рукой, закружилась по избе. Глянув на нее, Вася хлопнул в ладоши и пошел вприсядку по неровному, шаткому полу.
Изба дрожала, казалось, не только от задорной пляски, но и от громких песен:
По заветной тропочке
Износил подметочки,
Только новые купил -
Кто-то милую отбил.
Вася все сильнее и сильнее бил в ладоши; выпрямившись, гулко притопывал ногой. Мотя крикнула ему:
- Пимы расхлещешь!
Он только рукой махнул.
Громко звенела заслонка. Вера плясала легко, едва касаясь щербатого пола. Лиза исподлобья следила за ней и сетовала на то, что ушибла ногу и что не может выйти в круг. Ее зеленоватые глаза постепенно становились темными, как те тихие омута, в которых, по народной молве, водятся черти. А Мотя, посмеиваясь, все чаще и чаще ударяла пальцами о заслонку и постукивала пяткой о пол. Она смотрела на парня, теперь кружившегося на одной ноге, и отмечала, что пышные пряди его волос уже начали прилипать к взмокшему лбу.
- Мало соли ел! - рассмеялась она. - Нашу Верку еще никто не переплясывал.
Огонек в лампе метнулся в сторону и погас. Лиза обрадовалась- уж теперь-то Верка остановится. Но та продолжала кружиться по избе, лишь слегка освещенной пламенем, игравшим в глубине печи. И парень не уступал ей, хотя и натыкался то на стол, то на кровать. А девушки ждали - вот-вот он сойдет с круга. Им будет над чем посмеяться!
Подзадоривая Веру, Мотя запела с шутливой требовательностью:
Отдавай, подруга, друга.
Отдавай, красавица!
И Вера закружилась быстрее прежнего. Никогда она не плясала с таким огоньком и с такой удивительной легкостью и плавностью, как сейчас. И Мотя смотрела на нее восторженными глазами: перепляшет парня! Вот уже скоро. Вот еще немного. Еще…
Но в это время, заглянув в печь, Лиза крикнула нарочито истошным голосом, чтобы переполошить всех:
- Ой!.. Варево-то поплыло!..
Мотя ударила невпопад и бросила заслонку на лавку.
- Всю обедню испортила! - упрекнула она подругу. - Вася в своей деревне с ребятами будет смеяться: "В "Колоске" худые плясуньи!.."
- А я думала, ей мышонка за кофту сунули! - усмехнулась Вера и, скрывая свою усталость, попрекнула Лизу за то, что не дала ей наплясаться: - Гаркнула во все горло! Не надорвалась, случаем?
- За тебя боялась - как бы сердечушко не зашлось да не лопнуло.
Помахивая платком на разгоряченное лицо, Вера отошла в сторону. Пожалуй, хватит на сегодня. Ноги гудят. И сердце колотится сильнее, чем, бывало, после самой долгой и задорной пляски. От чего бы это? Конечно, от усталости.
Засветив лампу, девушки накрывали стол. Вася, украдкой от них, посматривал на Веру. Тесноватая вязаная кофточка плотно прилегала к ее груди, обтягивая покатые плечи, красивую белую шею. Его мать любит таких, быстрых на ногу, веселых и хлопотливых…
Мисок было только две. Васе с Верой пришлось хлебать из одной. Парня наперебой со всех сторон потчевали хлебом. Он брал маленькие ломтики то у одной, то у другой, но жевал нехотя: этот казался кислым, а этот - пресным. Верин - вкуснее всего! Белый, в меру уквашенный, мягкий, как пух, корочка тонкая, слегка похрустывает… Никогда не ел такого! Может, - она сама пекла? Может, уже успела всему научиться по домашности…
Все хвалили мясо зайца, смеялись, - не зря косого прозвали "культурным"!
Лиза шумно вздохнула:
- А нас ведь давно ищут! Наверно, всю деревню всполошили. Твой-то отец, Верка, теперь больше всех панику бьет. И свекор тоже с ума сходит…