5
Большой треугольный лемех от старой сохи был подвешен рядом с фонарем, к перекладине между двумя столбами. Ночной сторож конного двора Игнат Скрипунов, приземистый старичок в желтом тулупчике, в громоздкой барашковой шапке, бил тяжелым железным прутом по лемеху.
Двор стоял на окраине села, куда стекались дороги с полей, и старик не удивился, когда перед ним неожиданно возник из пурги конь, запряженный в сани, и седок, белый от снега.
- Нашел? - нетерпеливо спросил Игнат и тут же прикрикнул: - Оглох ты, что ли?
К нему подошел незнакомый высокий человек в длинном тулупе и тронул рукой шапку:
- Добрый вечер!
- К черту с таким добром! К дьяволу! - ругался Игнат, помахивая уставшей рукой. - Ты отколь появился? Кто таков?
- А куда я приехал? - в свою очередь спросил Шаров. - Что тут у вас за деревня?
- Говори: девок видел?
- Каких?
- Нашенских. Гляденских. Утром ушли и не воротились. Как в омут головой… И моя Лизавета с ними… Доченька родная… С самых сумерек сполох бьем… Все мужики ищут…
Приезжий достал лопату из саней и подал звонарю.
- Вот поднял в поле. Возле снежных валков…
Игнат выхватил лопату, глянул на нее и застонал:
- Наша… Сам строгал черенок… Беда стряслась! Беда, беда!..
- Выйдут на звон, - стал успокаивать Шаров. - Я же услышал… Далеко-далеко… Так же и они…
Старик снова принялся бить в лемех.
Показалась еще подвода. Из саней поднялся усатый человек в полушубке, подпоясанном широким офицерским ремнем.
Скрипунов бросился к нему:
- Ну?.. Пустой воротился?..
- Даже следов не видно.
- А вон человек поднял лопату в поле. Лизаветину!.. Мать узнает - с горя умрет. Пропали девки! Одежа-то у них на рыбьем меху. Беда, беда!.. - снова застонал Игнат, покачиваясь из стороны в сторону. - Упреждал я: "Кости ломит - не ходите". Не послушались. Закоперщица-то ихняя меня на смех подняла, похвалилась: "Молодым костям ничто нипочем! У нас, говорит, насчет бурана своя смекалка. Он, говорит, нам на пользу: наметет на полосе большие сугробы…" Вот и досмекались!.. На погибель девок сманила…
Усатый шагнул к Шарову:
- Где лопату нашли? Сами-то откуда? - И, услышав ответ, оживился. - A-а, товарищ Шаров! До войны многое слышал про вас и жалел, что встретиться не доводилось. - Сдернул с правой руки огромную пеструю мохнашку - рукавицу из собачьей шкуры. - Здравствуйте! Я - здешний полевой бригадир. Огнев. Никита Родионович Огнев. А вас долгонько не было слышно. И все ж таки в свою Луговатку вернулись?
- А как же?.. Сейчас направился в город, да закружился в поле.
- Погостите у нас.
- Я и сам собирался наведаться. Дело есть.
Они распрягли коней и ввели в конюшню. Мешок с овсом, что лежал в санях Шарова, Никита Родионович отнес куда-то в угол.
- После скажу конюху. Накормит и напоит коня…
По узкому переулку пошли в село. Меж двух высоких плетней снегу не было, и ноги скользили по ледяной корке. Ветер налетал порывами, проезжий и бригадир, чтобы не упасть, поддерживали друг друга.
- Ну, бьет! - удивлялся Шаров. - Я вам скажу, не помню такого дикого бурана!
- У нас часто падера дурит! - отозвался Никита Родионович. - Рассказывают - в прошлую зиму одного старика возле самых огородов захлестала. Вот так же, как вы, в город ехал да с пути сбился. Конь в сугробе утонул - ни вперед, ни назад. Засыпало. Утром слышат- колокольчик позванивает. Пошли на звон. Глядят: горбик дуги чернеется, ветер в колокольчик играет… Откопали: конь был еще тепленький, а человек в санях заледенел. Вот мы и боимся за девчат. Весь колхоз на ноги подняли. А что сделаешь? Сами видели: в поле с ног сбивает…
Они повернули за угол и оказались во дворе. На крыльце обмели снег друг с друга и через темные сени прошли в дом.
- Девки отыскались? - тревожно спросила полная женщина в синем платке.
Огнев махнул рукой.
- Вот Павел Прохорович на звон выбрался. Его тоже в поле буран закружил…
- Проходите, разболокайтесь. Милости просим. -
Домна Потаповна поклонилась гостю. - Сейчас самоварчик согрею.
Никита Родионович снял со стены двустволку и патронташ.
- Побегу за огороды, стрельбой знак подам. Может, пальбу услышат
6
Вере казалось, что ветер со всей степи содрал снежный покров и тяжелым валом катит по бесконечным полям. Еще секунда - и эта лавина засыплет их всех, как былинки. Девушки уже не тормошили Васю, не приставали с разговорами.
Он шел молча, время от времени останавливался и подставлял ветру то одну, то другую щеку, будто это помогало определить, где они находятся и скоро ли выйдут к жилью.
Вокруг было все то же ровное поле. И ни одной березки, ни кустика не встретилось им. Может, только для успокоения охотник сказал, что ему знаком каждый шаг этой обширной равнины? Не потому ли он молчит, что сам не знает - куда завел?
Но вот Вася предупредил:
- К спуску подходим. Упирайтесь в снег покрепче.
А через полчаса, когда спустились в долину, он встряхнулся и сказал с облегчением:
- Вот мы и дома! Сколь буран ни безобразничал, а сбить с пути не смог!..
Протоптав тропу в мягком сугробе, Вася Бабкин подвел девушек к избе, отыскал веник, связанный из мелкой полынки, и стал обметать Веру, стоявшую ближе всех к нему. К тонкому запаху свежего снега примешался горьковатый аромат полынки.
- Теперь жильем пахнет! У нас в сенях всегда такие веники… - Вера ловко выхватила веник и, смеясь, начала быстро-быстро обметать парню спину. - Да на тебе ничего и нет… - Повернулась к подругам. - Кто на очереди?..
Охотник распахнул дверь и, войдя в избу, нащупал в углу на полочке спички; засветив маленькую лампу без стекла, с одной нижней частью горелки, поставил на стол; ружье и добычу повесил на большой деревянный крюк, вбитый в стену.
Вслед за хозяином девушки вошли в жилье и от усталости сразу повалились на широкие лавки возле стен. Одна Вера, привыкшая к зимним походам в колхозный сад, где работал ее отец, осталась на ногах. Она окинула взглядом избу. Слева - высокая деревянная кровать, справа - русская печь, на шестке опрокинут котелок, возле него - самодельные березовые миски, потемневшие от времени.
- Ого, чай пить будем! - Вера хлопнула в ладоши. - Правильно, хозяин?
Вася уже гремел заслонкой. Он поджег в печке сухую бересту, и тотчас же занялись дрова, заранее сложенные стопкой. Потом он повернулся к Вере, чтобы ответить ей, но, встретившись с задорным взглядом открытых, голубых, как весеннее небо, глаз, все позабыл. Стоял и смотрел. Над ее высоким лбом колыхалась выбившаяся из-под шали тонкая прядь удивительно светлых волос, влажных от таявшего снега. Отблески трепетного пламени осветили ее лицо, раскаленное румянцем. Парню стало жарко, точно летом в солнечный день, и он смахнул с головы капюшон и шапку.
Видя, что ответа не дождаться, Вера шутливо крикнула ему на ухо:
- Чай, говорю, пить, хозяин, будем?
Улыбнувшись, Вася бросился к стене, схватил зайца и положил на шесток.
- Варить будем!.. И чай вскипятим. У меня есть еще один котелок.
Взглянув на светло-серую шубку огромного русака, Вера всплеснула руками:
- Батюшки мои!.. Да ты "культурного" зайца ухлопал!..
- Нынче и русаков разрешили стрелять.
- Давно пора. Я помню, еще в третьем классе училась, когда их из-за Урала привезли к нам в Сибирь. В клетках. Для расплода, самых крупных. И шкурка, говорят, хорошая. Вся деревня сбежалась смотреть. Отродясь не видали таких зайцев: зима, а они - серые! Вот и прозвали "культурными". Вывезли их в поле, выпустили, а они ночью - к огородам.
- У нас - тоже. Зимой даже под крыльцом прятались. Да, да. Я сам подымал. Прогоню за огород и махну рукой: "Живи, косой!"
- А у нас не под крыльцо, - хуже, - продолжала Вера. - Зимой забрался к папе в колхозный сад и молодые яблоньки посек. Вот вам и "культурный" заяц! Вредителем оказался…
Разговаривая с парнем, Вера отмечала: на подбородке у него ямочка; глаза серые, по-птичьи зоркие; на правой щеке - мелкие синие брызги. "От пороха!" - догадалась она. Наверно, не рассчитал при набивке патронов: зарядил лишнего, а ружье старое. Может, шомпольное было. Ну и разорвало. Хорошо, что глаз не задело… Расспросить бы, как это случилось, да неловко начинать при всех.
В избе стало тепло. Девушки сняли шали и развесили на веревке, протянутой перед печью, а стеганки побросали на кровать; принялись гребенками расчесывать волосы. Они уже успели забыть об усталости, да и не хотелось перед парнем показаться слабыми. Только Лиза продолжала сидеть на скамейке, гладила ушибленную ногу и шутливо бранила Васю. Парень не слышал ни одного ее слова, - он смотрел на Веру. Вот она ребром ладони ударила по концам своих длинных светлых кос, чтобы они распушились, и закинула их за спину. И Вася вспомнил, как мать говаривала сестренке Оле: "Коса - девичья краса".
"Чья же эта девка? - задумался он. - Про сад рассказывает, садовода отцом называет… Неужели самого Дорогина дочка?.."
Девушка опять повернулась лицом к нему, и парень, смутившись, быстро вышел из избы. Под сараем на ощупь взял охапку дров и прямо через сугроб побрел к двери. Вера выбежала с котелком в руках - зачерпнуть снега. От неожиданности Вася выронил дрова. Девушка захохотала:
- И кто это в потемках бродит? Домовой, что ли? Так и быть, помогу домовому.
Она склонилась над сугробом. Ветер перекинул косы и хлестнул ими парня по лицу. Он увидел, что девушка не одета, и стал оттеснять ее к двери.
- В такую падеру - без стеганки?! Враз прохватит!..
- Не продует. Привычная…