- Все, все председатель дал, верно говорю! И метлу, и лопату! Понадобится навоз для бахчи - теперь тебе не надо идти упрашивать кого-то. Хочешь арбу, хочешь - две, самого отборного… Да, друг, это тебе не пост тети Маруси! Настоящая мужская работа! Сам видишь, не слепой… - и он подмигнул единственным глазом.
- Так, так, работа у тебя отличная, - поддержал Сулейман-ата, - но будь осторожен… - он перешел на шепот.
Халпаранг помимо воли склонился к нему, прислушался.
- Ну-ну, говори…
- Знаешь, - продолжал Сулейман-ата, - тут на конюшне лошади есть, очень опасные. Завидят тебя, кривого такого, перепугаются да как лягнут - прямо по здоровому глазу!
Халпаранг-ата притворился, что не расслышал:
- Я позвал тебя для того, чтобы угостить пловом… из лучшего риса… Мы с тобой теперь люди работающие, не можем рассиживать в чайхане. Пошли ко мне…
Вечером, как обычно, старый Сулейман закинул ружье за плечо и отправился сторожить склад. Когда Мирвасик запер все замки и пожелал старику спокойной ночи, Сулейман-ата обошел двор, заглянул во все углы, потом развел огонь и стал кипятить в кумгане чай. Было тепло, уютно и спокойно, он прихлебывал чай и дремал, слушая, как потрескивает на огне хворост. Вдруг что-то упало то ли с крыши, то ли с забора. Старик встрепенулся, оглядел двор. Никого. Может, кошки бегают? Он снова задремал - и снова его разбудил необычный звук, но в этот раз он расслышал, что именно его разбудило - кто-то кашлянул. Сулейман-ата тут же вскочил на ноги и стал прислушиваться. За амбаром кто-то снова тихо кашлянул, послышался шепот. Сулейман кинулся на голос - и замер: двое здоровяков, разобрав у забора крышу склада, вытаскивали автопокрышки.
Сулейман-ата помнит только, что, кажется, крикнул: "Стой!" - и бросился к ворам, - один из них подскочил к старику, размахнулся и так двинул ему промеж глаз, что старый опрокинулся на землю и сколько-то времени пролежал в забытьи. Очнувшись, он, не подымаясь, трясущимися руками стащил с плеча ружье и слабо крикнул:
- Стой, стрелять буду!
Один из воров, что подальше, был занят делом - переваливал тяжелую покрышку через забор, другой же, огромный и страшный, подхватив на ходу камень, метнулся к Сулейману и… ба-ах - раскатился эхом выстрел, - старик, не целясь, спустил курок. Бандит схватился за живот, согнулся и так, скрючившись, свалился в двух шагах от сторожа.
Откуда ни возьмись появилось множество людей, поднялся крик, шум. Старик разобрал только слова подбежавшего к нему Мирвасика:
- Молодец, ата, давно мы за ними охотились, да поймать не могли!.. Спасибо вам! Давайте встать помогу, обопритесь на меня…
- Я, кажется, попал в него? - растерянно спросил Сулейман, ощупывая ушибленный лоб и глаз.
- Так ему и надо!
Через полчаса районная "скорая помощь" забрала раненого вора. А Сулейманова старуха подержала сонного внука над куском ваты и, когда он намочил ее, приложила ватку к заплывшему глазу мужа.
Наутро люди повалили в дом Сулеймана-ата, будто на какое торжество, поздравляли его и хвалили за храбрость.
- Я-то думал, - объяснял другу старый Хакимбек, - воробей вспорхнет - и сердце твое в пятки провалится, ан нет, герой ты, оказывается, джигит из джигитов…
- Да… - многозначительно-туманно поддержал его Халпаранг-ата, - вор, он тебе не лошадь, куда попало не лягнет, выбирает место… Ты уж береги глаза-то, один все-таки среди нас целый-невредимый…
У Сулеймана-ата задергался ушибленный глаз, но он ничего не ответил другу.
Пришел председатель. Поблагодарил от имени колхозников и надел на плечи Сулеймана-ата новый чапан, подарок за геройскую службу. Сказал, что воры, пойманные вчера, трижды обворовывали склад колхоза, на две тысячи украли, так что еще раз спасибо….
Несмотря на ноющую боль в глазу, Сулейман-ата наслаждался жизнью. Старуха и друзья не знали, куда посадить его, чем угостить. В общем, сделался он героем дня. А вечером прибежал внучек Сулейманов маленький и принес страшную весть: в больнице от раны в живот скончался вор…
Такого поворота дела люди не ждали. А сам Сулейман всю ночь метался в постели. Старуха пробовала успокоить его тем, что от его, Сулеймановых, мучений мертвому-то все равно не станет легче, но Сулейман не слушал ее.
А потом был суд. Сулеймана-ата приговорили было к пяти годам заключения, но затем, учитывая преклонный возраст, заменили срок на три года. Три года тюрьмы! Думал ли старый Сулейман, что так все обернется, когда радостно собирался на дежурство тем злополучным вечером! Правильно говорят: беду всегда не ждешь…
- Ата, потерпите немного, мы этого так не оставим, - успокаивал старика председатель колхоза. - Раз вам доверено ружье - может ведь оно когда-нибудь выстрелить!
Но Сулейман-ата в горе своем не слышал ободряющих слов. Да и что сказал бы он в ответ, если б услышал, - разве лишь то, что человек ведь действительно дороже имущества и за кражи не убивают. Надо терпеть - три года. Он слушал выступления на суде и почти все понял. Не понял одного: оказывается, есть четыре вида сторожей, и сторожа первых трех видов имеют право стрелять, а четвертого - нет, могут только пугать ружьем, и сам Сулейман относился именно к этому, пугающе-нестреляющему отряду сторожей. Этого он не понимал. Именно это пытались объяснить ему тюремные старожилы Франт-Туляган и Сашко, и тоже без пользы.
- Вы, ата, сами опять же виноваты, - говорил Туляган, он же Франт, старому Сулейману, - потому и сидите здесь с нами… Ну, подумаешь, взял бы он несколько шин - ведь не из вашего дома тащит! Да и сам воришка ваш - идиотом круглым смотрится! Попал бы к нам в руки, мы б из него человека сделали. Ему вот что надо было: тихонечко подойти к вам, забрать ружье и спокойно делать свои дела, а потом, на прощанье, перебросил бы он вам ружьишко через заборчик. Так-то, дело говорю!
- Неуч он! - поддержал дружка Сашко и со свистом сплюнул. - Сам виноват. Сделал бы все чисто - и сам наслаждался бы жизнью, и вы бы спали спокойно. Так что правое ваше дело - и не терзайте себе души из-за дурака этого… Вот посмотрите - отменят ваш приговор, вспомните тогда мои слова. Верьте нам… Подождать, однако ж, конечно, придется…
Сулейман-ата ждал. Но на глаза то и дело наворачивались слезы старческой немощи.
Так прошел месяц, начался второй. Чуть ли не весь кишлак перебывал в гостях у старого Сулеймана, и, конечно, чаще других - Халпаранг-ата и Хакимбек-ата. Ходили к нему два друга, ходили и вдруг перестали, исчезли, будто нет их. Сначала Сулейман обижался, потом забеспокоился и спросил свою старуху, как они, здоровы ли.
- Здоровы, что твои кони, - ответила старуха сердито: она тоже в обиде была на друзей, забывших мужа. - Что им сделается, конечно здоровы! Работу, что ли, себе в городе нашли - каждый божий день ездить повадились. А вам только о них и думать - больше дела нет, да?
- Ничего, я так просто спросил, - отмахнулся Сулейман, но на сердце почувствовал горечь.
- Председатель вам привет передает, говорит, подаст заявление куда-то высоко, чтобы вас освободили… Мирвасик тоже ездил в город хлопотать…
- Э-э, не говори мне об этом шалопае, - рассердился старик, - из-за него все так получилось, не мог кого помоложе найти!..
За месяц с лишним никаких перемен к лучшему в жизни Сулеймана-ата не произошло. Он поднимался раньше всех и кипятил чай, а потом еще убирал приемную.
Ему уже стало казаться, что время остановилось и он всегда кипятил чай и убирал приемную. Но однажды, когда чай уже вскипел и он размышлял, чем бы заняться еще, его вызвал начальник:
- Ата, пришла бумага по вашему делу, поздравляю - вы свободны!
Сулейман смотрел растерянно и молчал.
- Да-да, ата, вы свободны!
- Ия могу идти?
Он побежал в барак, но ничего не взял из своих вещей, захватил только чапан - тот, что подарил службу председатель, и поспешил к проходной. Там он замедлил шаг, чтобы отругать постового - как сторож сторожа, ибо постовой мирно посапывал, опершись о свою винтовку.
- Эй, засоня, гляди в оба, грохнет еще твоя игрушка, шалопай!
Когда Сулейман-ата вышел на дорогу, он увидел двоих под сенью тала, и стариковские близкие слезы навернулись на глаза.
- Хакимбек, Халпаранг!
- А ты небось думал, мы умерли, да? - съязвил Хакимбек.
- Что это ты раскричался, дорогой, как ты с таким голосом домой вернешься, лошади пугаться начнут, еще глаз тебе повредят! - помянул старое Халпаранг.
- Что ж это вы забыли меня совсем, а? - не утерпел, пожаловался Сулейман.
Хакимбек пустился было в долгий рассказ о том, как ходили они по разным инстанциям, как вместе с председателем добивались его, Сулеймана, скорого освобождения, но Халпаранг-ата толкнул его локтем в бок и прервал:
- Да, действительно забыли, вот старость, будь она неладна! Ведь с тебя суюнчи!
- За что же, говори скорей! - Сулейман уже не глядел в сторону тюрьмы и ждал теперь только добрых вестей.
- Оказывается, тетя Маруся не приедет совсем - сын не отпускает!
Все рассмеялись. А потом старики отправились в путь. Когда свернули на большак, Хакимбек затянул песню, Халпаранг поддержал его, и, наконец, присоединился к их голосам и тенорок Сулеймана-ата.
- Слушай, это же наш дед, - сказал Франт-Туляган. Они с Сашком клали кирпичную стену, и Франт сверху разглядел на дороге Сулеймана.
- Он самый. Говорил же ему, что освободят скоро. А он еще упрямился, не верил мне…
И мошенники прислушались к удаляющейся песне.