Из больницы потопал в школу пешком. В тенистом сквере Девичьего поля на дорожках лежали охапки подгребенных желтых листьев. Листья хрустко шуршали под ногами. Чудесные запахи осени! Летом, осенью - всегда жить чудесно! Только не умирать! "Мамочка, ты не умрешь. Вернешься домой, изменим твой образ жизни. Вечерней машинки не будет, точка. Мытье посуды на мне, очереди в продуктовых на мне. И на футбол успею… А сейчас в школу. Оказывается, я соскучился о школе. Забыл, какой сегодня первый урок, балда, не поглядел в расписание. Э, все равно. Главное, в перемену увижу Асю…"
Первым уроком была история. Антон к звонку опоздал.
Учитель истории Григорий Григорьевич, или Гри-Гри, нестарый, щеголеватый мужчина, знающий, казалось, все подробности всех исторических эпох, разглядывал классный журнал, выбирая жертву отвечать.
Жертва сама предстала пред его требовательные очи.
- Извините, я опоздал.
- Вижу. Заслужишь в наказание галочку. Прошу.
Гри-Гри театральным жестом пригласил Антона к доске. Вообще он любил жесты, носил усы и бородку и пестрые галстуки.
- Итак, что мы скажем по поводу колониального характера английского империализма в девятнадцатом веке?
Естественно, об английском империализме Антон не имел представления. Молчал. Почесывая висок, косил глаза на Шибанова, взывая о помощи. Как мог Шибанов помочь? Черт бы побрал английский империализм.
- Тэ-экс! - догадался Гри-Гри.
"Сейчас начнет проповедовать", - подумал Антон. Характер Гри-Гри был известен. Гри-Гри презирал лентяев, беспощадно преследовал лень, не уставая внушать: образование - это труд, труд и труд. Талант - тоже труд. Бездельник ничтожен.
- Итак, мы молчим, - язвительно начал Гри-Гри, - нам нечего сказать. В голове пустота. Что касается меня, я считаю, не всем обязательно полное среднее образование. Вам предоставлено это благо, но если вы не умеете им воспользоваться, не стоит обременять своим пустопорожним присутствием класс.
Знал бы Гри-Гри про беды Антона, знал бы, как соскучился о школе Антон! Нет, он знал одно: урок Антоном не выучен.
- Новодеев, представляешь ли ты, как ничтожен и жалок бездельник!
- Вы меня оскорбляете.
- Не оскорбляю, а констатирую факт - пробездельничал, сам себя наказал, стоишь истукан истуканом на посмешище классу.
Антон задохнулся от гнева. Слова учителя стегнули его.
- Не издевайтесь! - крикнул Антон. Он потерял над собой контроль. У него прыгали губы.
- Новодеев, получишь за поведение кол, - грозил учитель.
- Хоть десять! - дерзко ответил Антон, чувствуя, что падает в пропасть и не может удержаться.
- У н-е-е-его умер от-е-ец. Не-е-едавно, - сказал Колька.
Гри-Гри немного смутился.
- Да? Сочувствую, но… мужчина в самое трудное время должен держать себя в руках.
- О-он держит се-е-бя в руках.
- Шибанов, тебя не просят быть адвокатом. Новодеев, итак, отвечать не будешь?
- Нет.
- Значит, двойка - заслуженно.
- Говорят же ва-ам, у не-е-го у-умер оте-ец, - повторил Колька, от волнения заикаясь больше обычного.
Учитель услышал дерзость в тоне Шибанова. Один дерзит, другой дерзит. Если сейчас не поставить распустившихся мальчишек на место, они ему сядут на шею.
Гри-Гри нервничал, понимал, что допустил оплошность, пригрозив колом и двойкой Новодееву. Только теперь он заметил в журнале против фамилии Новодеева пропуски - пропустил два урока. Надо было спокойно отправить его за парту: у мальчишки несчастье, он возбужден. Но все же при любых обстоятельствах лень и грубость остаются ленью и грубостью. Он так и сказал им обоим, а кстати и всему классу.
- Новодеев, Шибанов, при любых обстоятельствах лень и грубость остаются ленью и грубостью.
- Вы первый мне нагрубили! - крикнул Антон.
Он потерял голову. С каждым словом учителя обида Антона нарастала, как снежный ком. Он уже совершенно не помнил себя.
Учитель побелел от гнева, забыл, что он педагог, а перед ним ученик.
- Наглец. Даже смерть отца тебя не исправит.
- От наглеца слышу! - ненавидя учителя, крикнул Антон.
Кажется, он оглох - такая жуткая наступила в классе тишина. Он оглох - от этой мертвой тишины он оглох.
- Вон из класса! - бледный, как бумага, указал учитель на дверь.
Антон его ненавидел, с его усиками, бородкой, его пестрым галстуком, театральными жестами.
- Вон из класса!
- С удовольствием. У вас на уроках мухи дохнут от скуки.
Это неправда. Уроки Гри-Гри были интересны. Учебник в сторону, учебник ему был не нужен, казалось, он живал и в Древнем Египте, и в Греции, и вообще во всех краях мира.
- Мухи дохнут, - глотая слезы, пробормотал Антон и, хлопнув дверью, вышел из класса. Выбежал из школы.
За несколько минут, пока длилась эта дуэль с учителем, сентябрьское небо затянуло тучей, хлынул дождь.
"Как ему отомстить?" - в бешенстве думал Антон.
Дождь лил все пуще, по мостовой уже неслись потоки. Антон, не разбирая дороги, шлепал по лужам. Люди спешили на работу. Сиреневые, розовые, желтые зонтики догоняли и обгоняли его.
Один. На всем свете один.
7
После уроков Ася и Колька, не заходя домой, прибежали прямо к Антону.
- Ду-у-рак! - с порога прорычал Колька Шибанов.
Ася подтвердила - дурак.
Весь день до их прихода Антон пролежал на узкой тахте, тупо уставив глаза в потолок, кляня себя. Зачем он не сдержался? Все привыкли к язвительному нраву учителя истории Гри-Гри. Тот не знал, что папа умер, мама в больнице, счел Антона лентяем: Гри-Гри презирал лентяев, и разве на уроках у него мухи дохнут от скуки?
И вообще как жить без школы? Антон дня не мог прожить без людей. Ему нужны шум и гам перемен, футбольные матчи после уроков, стычки и споры о том, кто талантливее: Михаил Ульянов или Вячеслав Тихонов, и вообще назовите картину последнего времени лучше или даже равную "Биму"? Иногда споры кончались кулачными боями. Михаил Ульянов и Вячеслав Тихонов, он же Штирлиц, он же Иван Иванович из "Бима", не подозревали, что иные их обожатели из-за поклонения тому или другому носили синяк под глазом или шишку на лбу.
Антон размышлял о происшедшем с горьким раскаянием. Кто виноват? Сам поставил на своем прошлом точку.

А мама? Что с мамой?
Антон вскакивал, звонил в больницу. Ему отвечали: позвоните позднее.
Он звонил позднее. Но там или продолжался врачебный обход или лечащий врач срочно вызван куда-то. Антон снова валился на тахту, лежал в тупом отчаянии.
А мама?! В больнице. Ничего не знает, надеется на него. Боль и стыд терзали Антона. Что сделать для мамы? Он не может ничего. Он - ничто.
Но, когда Ася и Колька прибежали и назвали его дураком, он снова забушевал. Мигом встал в оппозицию, ни в чем не раскаиваясь.
- Я не разделяю христианское мировоззрение, - с вызовом сказал Антон. - Если тебе влепят в левую щеку, подставь правую? Никогда! Попробуйте шлепнуть меня по щеке…
- Он сумасшедший, - сказала Ася.
- Свя-а-зать, - сказал Колька.
- Я вам покажу, как меня вязать. Вышвырну за дверь.
- Тип, однако, - удивленно и с интересом проговорила Ася. - А мне казалось, ты интеллигентик.
- Пожалуйста, без "ик". Интеллигентом быть почетно. Мой отец интеллигент. А вы со своими "иками"… Кому вы подыгрываете?
Действительно, не своротил ли с ума этот "тип", позабывший от злости, что влюблен в Асю! Что он городит? А если она обидится? Убежит? Навсегда отвернется?
Странное дело. Ася не обиделась, не убежала, а поставила в передней на пол портфель, скинула плащ и, не дожидаясь приглашения, прошла в комнату. Колька за ней.
- Дома никого? Мама на работе?
- Мама в больнице.
- О-о!
Она удивительно умела сочувствовать. Молча. Без слов.
И опять у Антона горячей волной залило сердце. Нет, все-таки она какая-то особенная, ни с кем не сравнишь.
С интересом, хоть бегло, оглядев картины на стенах, Ася заявила:
- Начнем с уборки.
Невообразимый хаос царил в комнате. Мамина постель не застелена, грудой свалена какая-то одежда; узенькая тахта, где, отгороженный от мамы книжным шкафом, спал Антон, не прибрана; таз с водой посреди пола - как он тут очутился, зачем? На мамином маленьком столике не закрыта машинка, разбросаны бумаги; на другом столе два пузырька с лекарствами и не доеденный Антоном со вчерашнего дня кусок хлеба.
- Голоден, - сообразила Ася. - Колька, надо его накормить!
Она живо освоилась в перегороженной на тесные комнатушки - фанерной перегородкой и шкафом - квартире, где была еще комната соседки, постоянно пустая, да еще темная мрачная кухня.
Ася достала в кухне из холодильника яйца. Мгновенно состряпала Антону яичницу с луком.
- Что-о значит дру-у-жба. Девчонки редко дружат по-настоящему, - сказал Колька.
- Настоящая дружба вообще редкая вещь. Ешь, Антон, - ставя на стол сковородку с яичницей, говорила Ася. - Не беспокойся, мы с Колей сыты, обедали в школе. Колька, ничего, что я тебя так зову?
- Ни-и-чего.
- Тебе идет: Колька. Что-то в тебе рабоче-крестьянское.
- Та-ак и есть. Отец сле-е-сарь. Хоть и мастер дела, а руки в шрамах. От ме-е-лких производственных травм.
- Пусть руки в шрамах, хуже, когда в шрамах душа, - сказал Антон.