На другой день в волостной управе собралось человек тридцать. Люди не понимали, зачем такая спешка, настороженно и с интересом поглядывали на русского офицера, который хоть и улыбался, выступая перед собравшимися, но по глазам и по голосу было заметно - сердит и сильно чем-то недоволен.
- Мы, представители Каракорума, истинные защитники алтайского инородческого населения, огорчены тем, что до сих пор вы не приняли никакого решения. А это на руку вашим врагам. Одно скажу: по темноте своей вы упустили из рук то, что вам и только вам принадлежало и принадлежит по праву - леса и земли, все неисчислимые богатства вашей родины, Голубого Алтая. Пользуются же этими богатствами другие… Но Алтай должен принадлежать алтайцам! Разве вы с этим не согласны? А если согласны и если вы действительно хотите быть самостоятельными и свободными сыновьями Алтая, вы должны прежде всего и немедленно присоединиться к округу и не признавать в дальнейшем никаких распоряжений Бийского совдепа…
Секретарь волостной управы Угрюмов, рыжеватый, худой, лет сорока человек, переводил выступление Кайгородова для тех, кто не понимал по-русски (а таких было большинство), и Кайгородов, прислушиваясь к глуховатому и неторопливому голосу секретаря, вдруг насторожился: несколько раз в переводе отчетливо прозвучало слово "революция", которого он не произносил. Кайгородов глянул на секретаря вопросительно-гневно, тот отвернулся. Когда же началось голосование - большинство было против присоединения к округу, только несколько человек проголосовали за Каракорум.
Кайгородов решил после собрания поговорить в этими людьми отдельно, рассказать им о туземном дивизионе, который приказано ему сформировать… Удивил его верх-ануйский председатель Кужай Тобоков, два дня назад обещавший выступить в защиту Каракорума. Сегодня же он сидел, как воды в рот набрав, и одним из первых поднял руку против присоединения. Кайгородов подошел к нему после собрания, кивком головы поздоровался, но руки не подал:
- Как чирьи, Тобоков? - спросил насмешливо.
- Болят, кермес их задери!..
- Ну, погоди немножко… вот подыщем средство - и вылечим тебя, - недобро щурясь, пообещал. - Огорчил ты меня сегодня, Тобоков. Обещал голосовать за округ, а проголосовал за совдеп. Как прикажешь тебя понимать?
- Пока поживем по-старому, а там посмотрим, - простодушно ответил Тобоков. - Будет в округе лучше - перепишемся.
Кайгородов посмотрел на него в упор, подозревая, что он только прикидывается простачком, а на самом деле…
- Лучшую жизнь, Тобоков, надо завоевывать, а не ждать, когда тебе эту жизнь преподнесут на блюдечке, - сухо и жестко сказал. - А то ведь и опоздать можно… Понял?
Угрюмова он остановил во дворе, тронул за плечо:
- Послушай, секретарь, а ты ведь сегодня переводил не мои слова, а свои, которые носишь за пазухой, как камни…
- Слова в голове надо держать, а не за пазухой, - ответил Угрюмов, ничуть не смутившись, и слегка дернул плечом, высвобождая из-под руки Кайгородова.
- Ну смотри… чтобы голове от этих слов тяжелее не стало, - предупредил Кайгородов, придвинулся почти вплотную, глаза в глаза, и тихо добавил: - Совдепу служишь, Угрюмов?
- А ты кому?…
Из Черного Ануя Кайгородов выехал в Барагаш, где встретил Степана Гуркина. И обо всем ему рассказал. Тот махнул рукой:
- Черт с ними, обойдемся. Большинство волостей присоединились. А как с туземным дивизионом? - поинтересовался.
- Троих завербовал в Черном Анус. Остальных будем искать в других местах. Найдем! Алтай большой.
Тем временем Гуркин побывал в Чемале - провел совещание. Хотя, по правде сказать, вопросы, которые обсуждались на этом совещании, можно было и в Улале решить, не гоня лошадей почти за сто верст. Но кто-то предложил (кажется, доктор Донец и предложил первым ехать в Чемал), его поддержали, и Гуркин, хотя и догадывался о тайных причинах, побудивших доктора подать эту мысль (проявляет заботу о состоянии духа и здоровье художника), возражать не стал, а скорее напротив - согласился с молчаливой благодарностью. Поездка в Чемал радовала его заранее, сулила немало добрых впечатлений. И не только потому, что ехать предстояло мимо Аноса, дорога там вплотную подходила к Катуни, на левом берегу которой виднелась деревня, переправляйся на пароме - и дома!.. Нет, не только этим привлекала и радовала Гуркина поездка в Чемал (да он по пути туда и не стал заезжать в Анос), главное для него - встреча с чемальскими друзьями, которым он доверял, надеялся на их поддержку, и они его не подвели. Совещание прошло дружно - и все вопросы были решены в пользу культурного развития Каракорум-Алтайского округа…
На обратном пути Гуркин заехал в Анос. Жена встретила его непривычно сухо и сдержанно, без лишних расспросов и жалоб. "Отвыкает", - кольнуло ревнивое чувство. Однако он подавил в себе это чувство, да и настроение у него после чемальского совещания было приподнятым, не хотелось его портить.
- Ну, как вы тут? - спросил он. - Какие новости?…
- Живем помаленьку, - уклончиво-сухо ответила Марья Агафоновна, вытерла концом платка уголки губ, вздохнула протяжно и добавила, отводя взгляд в сторону. - А новость одна: сенокос вон скоро… а кто будет косить! - говорила с той же сухой сдержанностью, вроде бы и не жаловалась, не просила и не ждала поддержки, а лишь делилась повседневными своими заботами: хозяйство какое ни есть, а его содержать надо. Гуркин с сочувствием смотрел на жену:
- Может, с кем из мужиков поговорить? Помогут, поди.
- Много их нынче в Аносе, мужиков? А кто и здесь, дак своих забот у каждого…
- Может, лошадей продать? - после долгого раздумья сказал.
Марья Агафоновна осуждающе-удивленно посмотрела на него:
- Да ты что! Жить не собираешься?
- Ну не всех, конечно, - виновато он уточнил. - Зачем нам шесть лошадей?
- Сбыть легко. А потом что? Тебе, как я погляжу, ничего не надо. А я святым духом жить не собираюсь с такой оравой…
- Ладно, - примирительно он сказал и тронул жену за плечо, задержав на нем руку. - Что-нибудь придумаем. Да и не одна ты, Василий вон совсем взрослый. Да и Гена уже помощник… - кивнул на младшего сына. - Может, и мне удастся вырваться на денек-другой, выкрутимся как-нибудь…
Потом он зашел в мастерскую. Все здесь было, как и прежде, лежало, стояло и висело на своих местах. Никто без него сюда не входил. Пахло сухой краской и пылью. Гуркин остановился у мольберта, повернутого к стене холстом, так и не снятого с подрамника… "Ничего, ничего, - успокоил себя, - вот наладим дело в округе, тогда и к живописи вернусь. Ничем другим заниматься не буду - только живописью!.."
Гуркин закрыл мастерскую. И в тот же день вернулся в Улалу.
Вечером, едва он перевел дух после дороги, явился брат.
- Ну, что в Чемале? Как прошло совещание?
- Лучше, чем я ожидал, - ответил Гуркин. - Издательство решили открыть. Комиссию создали из пяти человек: мы с Никифоровым от национального комитета, Добрынин от отдела по народному образованию, Тупиков и Яковлев от колонии художников и писателей. - Не мало пяти человек?
- Единомышленников, кроме комиссии, достаточно, особенно в Чемале. Поддержат. Стефан Борисов уже готовую "Азбуку" представил… Первая азбука на алтайском языке! - радостно говорил Гуркин, поглядывая на брата. - Теперь все дело за типографией. Будем печатать художественные книжки для детей. Тупиков с Яковлевым берутся за это дело. Пусть. Это хорошо! И не только для детей… Со временем издадим труды Потанина, Гуляева, Семьянова по истории Алтая. Вот с чего начнем! - Он посмотрел на брата, не уловив в его лице ответной радости, несколько удивился и, понизив голос, спросил: - А что здесь, какие новости?
Степан помедлил - так не хотелось огорчать брата, портить ему настроение после чемальского совещания.
- Новости неважные, - решился все же сказать. - Совдеповцы разгуливают по округу, как у себя дома. Запугивают население. Силой заставляют приписываться к Бийску. Под видом обложения - учиняют грабеж: вымогают деньги, забирают лошадей… Совсем распоясались. Отряд красногвардейцев побывал даже в Мыюте…
- Что за отряд?
- Человек сто. А в Шебалино комиссар Плетнев сколотил банду, вооружены до зубов…
- Откуда у них оружие?
- Говорят, из Барнаула доставили… И в Безменове объявился какой-то союз фронтовиков. Там некий Огородников, бывший матрос, командует.
- Огородников? - задумчиво повторил Гуркин. Фамилия эта ни о чем не говорила. - Что же делать?
- Военный отдел Каракорума не исключает ответных действий.
Гуркин внимательно посмотрел на брата:
- Каких действий? Не надо торопиться. Может, связаться по прямому проводу с Бийском? Пусть совдеп разъяснит свою позицию.
10
После хлесткого проливного дождя, прошедшего утром, дорога потемнела и взбухла. Кони шли оскальзываясь, ошметки грязи летели из-под копыт… Всадников было пятеро. Ехали не спеша, негромко переговариваясь. И вскоре достигли леса, свернули с тракта на проселочную дорогу, которая версты через три или четыре вывела их к деревне Шубинка.
Миновали поскотину, по-хозяйски открыв и закрыв за собой скрипучие жердяные ворота. И ехавший впереди на пегом коне всадник обернулся и сказал:
- Тихо-то как. Будто вымерли все.
- Вздремнули малость, - усмехнулся другой всадник, совсем молодой, с густым ломким голосом. Остальные, невольно подобравшись, натянули поводья.
Но тишина оказалась обманчивой. Едва миновали первые избы, как где-то неподалеку раздался глухой размеренный стук: похоже было, кто-то приколачивал доски. Потом с противоположного конца деревин донесся истошный визг поросенка, тявкнула собака…