19
Майор Сорокин попросил его о встрече на третий день после того, как Лузгин передал диктофон Ломакину. Голос у майора был не начальственный, не должностной, но настойчивый - как у старшего товарища, которого товарищ младший должен слушаться. Место встречи тоже было выбрано по-свойски: в местной "конторе". Дескать, приходите запросто, вы же наш друг и соратник, увидите, как чекисты живут…
Жили они, надо признать, довольно скромно. После инопланетных интерьеров "Сибнефтепрома" убранство "конторской" службы отдавало горкомовской забытой канцелярщиной - старый скрипучий паркет, крашенные под дерево пластиковые панели на стенах, дверь больничного типа. Мебель была новая, но дешевая, сплошь железо с поролоном, обтянутым черным сукном, столешницы с искусственным покрытием, компьютеры конца прошлого века. Видно было, что власть не слишком тратилась на эту штатную защиту государства, о чем Лузгин и заявил Сорокину, едва усевшись в кресло у окна небольшого кабинета. Сам майор, тоже в кресле, расположился напротив и орудовал электрочайником над низким столиком с посудой.
- Ваши бы слова да президенту в уши, - сказал Сорокин, печально сдвинув брови.
- Служба безопасности в "Сибнефтепроме" упакована куда богаче. И платят там, я полагаю, втрое больше.
- Вдесятеро больше, уважаемый. Но дело в том, что они защищают нефть, защищают деньги, а мы - всего лишь страну.
- Ну, так идите к ним.
- А не зовут! - весело сказал майор.
- Да быть не может… Они же всегда кадрами от вас питались.
- Напитались уже, напитались… Это в середине девяностых за каждым из наших людей бегали с ба-а-льшими предложениями. Держать нашего бывшего у себя в штате считалось модным, полезным и престижным. Время ушло, Владим Василич, нынче не зовут. За очень редким исключением.
- И каково оно, это исключение?
- Вот так вот все вам расскажи… Вы пейте, чай - хороший, лимон - свежий, по дороге сюда купил.
- И все-таки? Хотя бы один пример.
- В вас еще не умер журналист, не умер… - Майор задумался, глядя в пустоту мимо уха Лузгина. - Надобно или годами задницу лизать, гасить сигналы, или портить жизнь их конкурентам. Тогда, по совокупности заслуг, могут и позвать, пристроить на хлебное место. А так, по делу… У каждого из олигархов своя система и разведки, и контрразведки давно отстроена, и люди там, я честно вам скажу, уже ничуть не хуже наших. Единственное, в чем мы их всегда опережали, чего у них толком не было и нет, - это агентура.
- Стукачи.
- Не опошляйте, вам эта глупость не к лицу. Мы своих агентов лелеяли и холили годами, десятилетиями. Настоящий агент только с тобой работать и будет, его сменщику не передашь - откажется. И работает он не за деньги - за идею.
- Да бросьте вы.
- А нечего бросать, святая правда. Вот стукачи, как вы сказали, те всегда хотели бы за деньги, а настоящий агент верит в то, что он вместе с нами - на страже.
- На страже кого?
- Государства.
- Какого государства?
- Своего, родного. Отсюда и его, агента, эффективность. Так вот, у вашего любимого "Сибнефтепрома" такой системы нет. Там все гораздо проще: вот тебе пачка баксов - сопри мне диск в "Лукойле". И, понятное дело, наоборот. Поэтому следи, чтоб у тебя тоже не сперли.
- Да все давно поделено, весь рынок, нет смысла воровать, они уже давно не борются друг с другом.
- На людях - да, соратники, а под ковром… Каждый бизнес - война. Большой бизнес - большая война. Попробуй только зазеваться - сожрут соратники или подставят, продадут.
- Кому продадут?
- Царю-батюшке. Например, схему ухода от налогов. Она у всех одна или похожа, но доказательства нужны, прямые доказательства. Найти в структуре слабое звено, надавить шантажом или деньгами, получить доказательства и уже с ними - к царю. "Грабят вас, батюшка, в казну денег не несут, на Багамы переводят!". Тот кулаком - хрясь, и войско посылает. Денежки выгребет, казну пополнит, а что осталось - тем, кто верноподданнически настучал: делите. Всегда так было, всегда будет.
- А что осталось, если деньги выгребли?
- Осталось главное - собственность. Месторождения остались, нефтепромыслы, капиталка, инфраструктура, рынок сбыта, непрофильные активы. Поверьте, денежки опять и очень быстро нарастут. И даже еще больше, цена-то нефти скачет. А что касается долгов - их спишут на прежнего хозяина, а тот уже или в Харпе, или в Ницце.
- Тогда вопрос… Здесь курят?
- Нет, но вы курите.
- Спасибо. Такой вопрос: а вы чем от них отличаетесь?
- Мы отличаемся в главном. Ваш "Нефтепром" бежит к царю с криком: "Я хороший, а вот он ворует!". Мы же докладываем власти, что воруют все.
- А власть что, не ворует? Тот же Миша-два процента?
- Ну, вспомнили кого… Да и не наш это уровень. Мы здесь летаем, к земле ближе.
- Ну хорошо… - Кабинетик мгновенно заполнился дымом, и Лузгин подумал, что майору это неприятно, ну и черт с ним. - Что вы все на "нефтянку" набросились? Разве не знаете, что на строительстве дорог воруют больше? Знаете, конечно, но молчите, потому что нефтедоллары ворует бизнес, а деньги дорожного фонда ворует власть. Притом красиво, беззастенчиво ворует, под аплодисменты населения. Но вы ее не трогаете, потому что на нее работаете. И только, ради бога, не говорите мне, что господа журналисты в этом смысле ничем не лучше вас.
- А так оно и есть. Вы же молчите.
- А вы нам дайте факты!
- Хорошо, дадим, - спокойно предложил майор Сорокин. - Где вы их напечатаете? Назовите газету, издателя, назовите фамилию редактора, который рискнет?..
Майор сидел, забросив ногу на ногу, и смотрел на Лузгина с сочувствием однополчанина. Лузгин же таковым себя не ощущал. Всю свою жизнь он воспринимал майорскую "контору" без трепета в коленках, но с должным пиететом, понимая и принимая ее полезность и необходимость любому государству. Среди его знакомых были люди из "конторы", в большинстве своем нормальные, контактные мужики. В перетрясках девяностых многие из них выпали за борт, ушли на пенсию и в бизнес, а несколько - в лузгинские приятели по преферансу, и не существовало в мире темы, которую с ними за рюмкой нельзя было обсудить. И, если подвести итог, если расставить все точки, чего Лузгин, вообще-то делать не любил, то получалось, что при всем своем продуманном уважении к "конторе" он гораздо лучше относился к ее людям, чем в целом к ней самой.
- Можно высказать мнение? - Он нутром чувствовал, что некая преамбула заканчивается, и сейчас майор Сорокин перейдет к делу. - Не свое личное, а, так сказать, передовой общественности. Так вот, по мнению передовой общественности, вы как были сволочами, так сволочами и остались; но, если раньше вы хотя бы работали на государство, то теперь работаете хрен знает на кого.
- Неправда ваша, - сказал майор Сорокин. - В смысле, не совсем права общественность. Мы как работали на государство, так на государство и работаем. А теперь зададим вопрос: не по вине ли упомянутой передовой общественности нынче само государство работает хрен знает на кого?
- Красиво, - произнес Лузгин. - Красиво. Уважаю.
- Надеюсь, что публично вы меня цитировать не станете. Я это вам по-дружески сказал.
- Не стану, - обещал Лузгин, - но запомню.
- На вашем месте я бы выбросил всю эту дрянь из головы. Давайте-ка о главном.
- Минуточку, - сказал Лузгин, - я бы хотел прояснить для себя еще одну интересную мне лично тему. Если вы не возражаете, конечно.
- Весь внимание.
- Захват поезда. Неужели не было… сигналов?
- Не было.
- А вы говорите: агенты…
- Вот именно. Чтобы внедрить агента в бизнес или власть, нужны годы. Когда же мы имеем дело с терроризмом, особенно этническим или религиозным, - это десятки лет.
- Ну, скажете.
- Не меньше десяти, поверьте. Иначе провал гарантирован. А нас пятнадцать лет трясли и перетряхивали. Лучшие кадры ушли еще в девяностых. Кому, когда было воспитывать серьезных агентов внедрения?
- Опять виновата общественность.
- Ерничать - веселое занятие. Да и сам я не прочь иногда.
- То, что Агамалов со свитой в последний момент полетел вертолетом - случайность или все-таки что-то сработало?
- Случайность. Хотя, из корпоративных соображений, я должен был сейчас многозначительно смолчать, и вы бы подумали, что не случайность.
- Бандитов взяли? Ну, тех, кто ушел.
- Пока не взяли.
- А Махита?
- К нему нет никаких претензий. Наоборот - переговорщик, миротворец.
- Он ваш агент? - спросил Лузгин.
Майор и бровью не повел.
- Где он сейчас?
- По нашим данным - у себя на юге.
- Дякин с ним?
Майор кивнул.
- А что заложники? Те, в Казанлыке.
- Работаем.
- Земнова выдали?
Майор отрицательно повертел головой.
- Короче, рассосалось, - с усмешкой произнес Лузгин. - Меня еще допрашивать будут?
- Если по ходу следствия потребуется что-то уточнить.
- Я понял. Вопросов больше не имею. Теперь можете спрашивать сами.
Майор почесал подбородок в задумчивости.
- Собственно, мне вас и не о чем спрашивать. Отличная работа, Владимир Васильевич. Я слушал запись, сегодня читал расшифровку…
- Быстро работаете.
- Умеем, когда надо… Снимаю шляпу перед вашим профессионализмом: так разговорить объект не каждый следователь может. А вопросы наводящие!.. Как вы тонко, как естественно их ставили.
- Он не объект. Он отец моей жены.