Содержание:
Глава первая 1
Глава вторая 6
Глава третья 13
Глава четвертая 18
Глава пятая 23
Глава шестая 28
Глава седьмая 34
Глава восьмая 39
Глава девятая 44
Глава десятая 49
Глава одиннадцатая 55
Глава двенадцатая 61
Слой
Роман - сочинение в прозе, содержащее полный округленный рассказ вымышленного, или украшенного вымыслами случая, события.
(Владимир Даль. "Толковый словарь живого великорусского языка").
Глава первая
Лузгину очень не хотелось заходить к своему другу-банкиру, но он давно знал, что плохие новости - это как зубы рвать: надо сразу.
Новый офис "Регион-банка" располагался в Южном микрорайоне, среди серых панельных коробок, захламленных стройплощадок и традиционно грязных весною улиц. Шлепая по рыхлой обочине новыми ботинками, Лузгин матерился полу-вслух, в том числе и в собственный адрес. Именно он, Лузгин, пообещал другу-банкиру "пробить" землеотвод в центре города под строительство здания банка, но сделать это не смог, напоровшись на странную увертливость знакомых начальников из городской администрации. В итоге банку дали землю в Южном. Правда, землю "чистую", без сноса старого жилья и отселения, что обошлось бы банку в миллиард-другой. И все-таки Лузгин вздрагивал от каждого звонка банкира: десять тысяч "баксов", полученных от банка за посредничество, давно обратились в дым над трубой дорогого круизного теплохода, а плачены они были за площадку в центре, авансом. Друг-банкир денег назад не требовал, даже части, но крючок этот Лузгин видел постоянно висящим перед собственным носом. И он знал, что время придет и удочку дернут.
Взбираясь по грязному мрамору банковского крыльца, Лузгин со злостью подумал: сейчас потянут…
Секретарша в приемной друга-банкира Кротова, кривоногая молодая стерва, была вечным и точным барометром, демонстрирующим отношение хозяина к посетителю. Когда Лузгин, кивнув на ходу и буркнув "здрасьте", двинулся в сторону дубовой хозяйской двери, стерва не дернулась, но и не улыбнулась. "Ждет, - подумал Лузгин, - но знает, гад", - и потянул тяжелую дверь на себя.
Кабинет Кротова был обставлен модной черной мебелью, с черно-белыми аксессуарами на столе, черно-синим ковром на полу и светло-серыми вертикальными жалюзи на окнах. Красный твидовый пиджак банкира выглядел в этой черно-белой геометрии маленьким взрывом.
- Какие люди, - сказал Кротов, приподнимаясь над столом и протягивая Лузгину толстую твердую ладонь кандидата в мастера по штанге. Кротов улыбнулся, и Лузгин подумал: "Не знает. Уж лучше б знал. Перегорел бы до моего прихода".
- Кофе? Рюмку? - спросил банкир, нацелив толстый палец в кнопку интеркома.
- Стакан, - ответил Лузгин, плюхнулся в кресло у стола и принялся выуживать сигарету из "гостевой" пачки, лежащей рядом с хрустальной пепельницей. На пепельнице, как и на большой настольной зажигалке, краснела эмблема банка. Кротов любил, чтобы все было "по фирме". Даже пиджак.
Кротов был пижоном, дельцом, бабником, но дураком он не был и обладал пугающим Лузгина нюхом на неприятности. "Когда человек даже молча врет, - любил повторять Кротов, - я чувствую это ноздрями". Вот и сейчас, наливая Лузгину коньяк в большой фужер, открывая банку с солеными орешками, бормоча ерунду насчет плохой погоды и давления, банкир как-то рывками взглядывал на Лузгина, и не в глаза, а почему-то в лоб, что было неприятно. Вообще, у Кротова имелся целый набор таких штучек, ко многим из них Лузгин привык и не реагировал, но этот взгляд в лоб, сквозь череп…
Лузгин дождался, пока секретарша расставила чашки с кофе и скрылась за дверью приемной, ткнул сигарету в пепельницу и сказал:
- Есть разговор, Серега.
"Лучше сразу, - повторил он про себя. - Лучше сразу".
- О чем?
- Деньги будут забирать. На этой неделе.
- Не понял, Вовка, - сказал Кротов. - Какие деньги?
- Комитетские.
- Бюджетные? Они что там, трахнулись?
- Давай, - сказал Лузгин и ткнул своим фужером в рюмку Кротова. Звук был глухой, нечеткий. Лузгин проглотил "Мартель" и полез в пачку за новой сигаретой.
- Может, и трахнулись. Но ведь я тебя предупреждал, что маржа маловата.
- Вот ведь суки жадные! - с издевкой бросил Кротов, отпихнул кресло, проверил, плотно ли закрыты обе двери "предбанника", потом включил телевизор и сел нос к носу с Лузгиным. Запах коньяка из его рта был еще свежим, но Лузгин рефлекторно дернулся назад, отвел лицо в сторону.
- Они что, залететь хотели? - спросил Кротов. - Я ведь объяснял, что будет мало, но гарантированно и безопасно. Они что, пацаны? Они дел не делали, да?
- Старик, три месяца - срок большой.
- А ставка Центробанка? Я ведь ее никак не объеду. Это раз. Кому угодно я эти деньги дать не могу, правда? Кто угодно просто сбежит с ними. Это два. Значит, только своим. А своих я грабить не могу, иначе они со мной работать не станут. Поэтому сто двадцать годовых для меня предел. Это десять процентов в месяц. Понятно? Из этих десяти процентов пять тому, кто с деньгами работает. Один мне. Остается четыре процента, я их вам пакую наличманом, и дело с концом. В чем проблема?
- Мало, говорят. Риску много, а денег мало.
- Да пошел ты…
- При чем здесь я? - заорал Лузгин. - Я с этого вообще ни хрена не имею!
- Твои проблемы, - жестко сказал Кротов. - Мы сразу договаривались, что свои интересы ты закрываешь сам.
- Какие, к богу, интересы? - Лузгин разозлился совершенно искренне. - Им всех четырех мало, а ты думаешь, что они оттуда еще и мне отстегнут? Или ты - со своего процента? Сколько там получается на один - тридцать "лимонов" в месяц?
- Старик, ты дуру не валяй, - сказал Кротов. - Этот процент не мой, ты же знаешь. Я ведь не головной банк, а только филиал. Мне что скажут, то я и делаю.
- Выходит, Филимонов в курсе? - спросил Лузгин и тут же мысленно обругал себя - вдребезги напополам. Это была ошибка. Не стоило этого говорить. Кротов глянул на него, и Лузгин почувствовал, как леска натягивается.
- Вот мы каки-и-е! - нараспев сказал Кротов. - Все-то мы знаем, обо всем-то мы помним… Кстати, десять тысяч "зеленых" - это гораздо больше, чем тридцать "лимонов". Филимонов, между прочим, ими интересовался.
- Ладно, Серега, я сам про это помню. Хотя два миллиарда экономии на сносе тоже не шуточки, дружище. И вообще, еще не вечер, а?
- Ты сам, главное, не дергайся, - в голосе банкира явно звучал намек на мировую, и Лузгин догадался, что президент центральной банковской "конторы" Филимонов не был информирован об операции с бюджетными деньгами. "Вот так мы с крючка и соскочим", - удовлетворенно подумал Лузгин.
Идея с "прокруткой" бюджетных денег городского комитета по строительству возникла как бы сама собой. Однако Лузгин был взрослым человеком и немало вращался в "верхах", чтобы понять: случайностей там не бывает. Поэтому когда на очередной банной пьянке на Лебяжьем председатель комитета по строительству Терехин, сидя вдвоем с Лузгиным в парилке, вдруг спросил о Кротове: надежный ли банк, надежен ли сам Кротов - нетрудно было понять, что лузгинский школьный друг-банкир интересует Терехина не только как вероятный партнер по бильярду. Тогда Лузгин ответил "да". И потом были общие, уже на троих, бани и рыбалки, была осенняя охота, но уже без Лузгина - он охотником не был никогда. А вскоре городская Дума приняла решение о размещении бюджетных средств городского комитета по строительству (ГКС) на счетах кротовского филиала "Регион-банка". Решение мотивировали заботой о сохранности денег налогоплательщиков: местные банки были на грани банкротства, а "Регион-банк" стоял прочно, опираясь на триллионные счета нефтяников и газовиков. В прессе это решение и вовсе никто не заметил - журналисты кормились скандалами вокруг "Гермеса" и "Артона", местных продолжателей великого дела Мавроди, чьи обманутые вкладчики то штурмовали мэрию, то блокировали улицы Тюмени.
Как известно, денег на строительство всегда то пусто, то густо. И когда вдруг становится "густо", строители при всем своем желании просто не могут "освоить" их в считанные дни. Финансирование строительства идет поэтапно, огромные суммы лежат на счетах. Лузгин всю эту механику знал в силу своей профессии и сопутствующих ей связей и знакомств, но сам никогда в деле не участвовал не приглашали. И вот однажды Терехин, созвонившись с Лузгиным, поехал к нему домой.
Говорили на дворе, в бурьянах новостройки, где местные жители выгуливали собак. Терехин удивлялся непрестижному лузгинскому дому, ругал проектировщиков за бездарные панельные "муравейники", говорил про индивидуальное строительство, драки богатых за землю в историческом центре Тюмени. Жаловался на дурной характер мэра, раздающего направо и налево обещания, за которые отдуваться приходится ему, Терехину. Рассказал, как его чуть не избили в подъезде "крутые", про бандитскую наглость и повязанные "органы". Со вздохом поведал о глупости собственной: начал строить коттедж, а цены скачут, денег не хватает, теперь ни продать, ни достроить…