- А с вами вообще просто беда, - строго сказал клоун. - Тринадцатое место, стабильно. Вам в круиз не хочется? Как неродные, право! Бедные родственники на свадьбе. Тут уже женятся, в омут прыгают, одна пара - Маришка и Леонид - успела вступить в секту кришнаитов и обрилась наголо - вон, стоят теперь, бубенцами позвякивают, зато сразу на три позиции поднялись, а вы что же? Кислоты, что ли, глотните, взбодритесь! У меня тут есть пузырек серной, всегда с собой ношу, чтобы не расслабляться. Ну?
- Кто медленно запрягает - быстро скачет, - ответил в протянутый микрофон Алесь и дурашливо заржал, подражая нетерпеливому жеребцу. И успел добавить: - А кто берет слишком высоко - никогда не кончает песню. Немецкая пословица.
- Браво! - закричал Шоумен. - Алесь и Катя! Поддержим их нашими бурными аплодисментами! Последние станут первыми, как сказал один умный дядя, не помню кто.
- Иисус Христос, - тихо подсказала Катя, но её вновь никто не услышал в этом грохочущем бедламе.
10
Только что, буквально полчаса назад, на импровизированной площадке возле Останкинского пруда кипели нешуточные страсти, по крайней мере, казались такими при ярком солнечном свете, усиленные высокочастотными микрофонами и прочей телевизионной техникой. А сейчас здесь никого не было, все разошлись, разбежались, разъехались. Остались только пластиковые бутылки, скомканная бумага и пакетики, окурки. И два человека, стоящих на бетонной набережной пруда, - Продюсер и Режиссёр. Утки в надежде подплывали к ним, но, не получив ничего, кружили неподалёку. Особое недовольство проявлял селезень в ярком оперении. Он что-то крякал, должно быть поругивался. А солнце теперь было затянуто тучами. Да и жара спала, стало попрохладнее.
- Не думал, что когда-нибудь стану заниматься таким вот реалити-шоу, - промолвил Режиссёр. - И зачем тогда я изучал во ВГИКе Бертолуччи, Трюффо, Озона? Скажи на милость? Ещё год-два и из меня выйдет весь воздух. Знаешь, есть такой гриб - забыл, как он называется, наступишь на него - лопается, и остается только облачко серой дряни.
- Дождь будет, - отозвался Продюсер. - Что там пророчат синоптики?
- Вот Кустурица… Вроде бы и ни о чём, ну - просто сцены из жизни, гуси кругом, морды, а как зажигает? Я всегда хотел снять нечто подобное. Чтобы смысл был внутри действа, а не снаружи. Понимаешь? Магнит должен быть не в сюжете, не в актерах, не в спецэффектах, а… как бы это выразить… в волнующем дыхании времени. В тех мелодиях, которые звучат в каждом из нас. А ты собери эти мелодии в один пучок, чтобы они стали гармонией. Хотя бы на те полтора часа, что идет фильм.
- Нет. Дождя не будет. Будет гроза.
- Или Кубрик. "С широко закрытыми глазами". Я смотрел его раз десять и всё не мог понять. Потом только дошло. Недавно. Её измена во сне была более реальна, чем его стремление изменить наяву. У него не вышло, а у неё получилось. Потому что изменяешь не кому-то, а себе. А себе изменить проще, не надо даже надевать карнавальную маску… Мы все живём с широко закрытыми глазами, - добавил он.
Продюсер протянул ладонь, подождал, когда на неё упадет капля дождя, но так и не дождался. Со стороны казалось, что человек просит милостыни. Утки поплыли к другому берегу вслед за селезнем.
- Снимешь ещё свой фильм, - сказал Продюсер. - Не горюй так. Я тоже учился совершенно другому. Сейчас и говорить не хочу. А тогда - что, глаза открыты были, что ли?
- Не знаю. В каждом времени есть хорошее и плохое. Но человек хочет видеть одно и не замечать другое. Но нельзя насильно заслонять ему то то, то это. Уж лучше вообще ослепить, чтоб не дергался.
- Понял твой намек. Но вот что тебе отвечу. Хемингуэй как-то сказал, что лишь три струны трогают читателя за самое сердце - это любовь, смерть и деньги. В данном случае слова эти применимы к любому телевизионному шоу. Чем я занимаюсь уже двенадцать лет. А у Пушкина нашего проскочила другая мысль, тоже про три пути к сердцу читателя - это страх, сострадание и смех. И оба правы, потому что формулы их схожи. Смерть - страх, любовь - сострадание, деньги - смех, поскольку это действительно смех, если относиться к ним серьезно. И всем этим мы призваны заниматься, иначе ничего путного не получится. Смешать все ингредиенты в одной кастрюле. Задумайся об этом.
Режиссёр посмотрел на небо, ещё сильнее затянутое тучами; солнечные лучи еле пробивались сквозь них.
- Ты прав, - произнёс он. - Будет гроза.
11
Но грозы всё не было и не было.
- …Наверное, и не будет, - подумал вслух Алесь, поглядев на Катю.
Они шли по Звездному бульвару, удаляясь от Останкино. Телебашня высовывалась из-за домов, словно следя за ними. По крайней мере, плевшийся позади Оператор точно следил, улавливал подходящие момент, ракурс, звуки, мимику. Иногда забегал вперед. Со стороны казалось: вот три болтающихся без дела приятеля решили увековечить себя для будущего, на фоне выгуливаемых собак. Собак в этот час на бульваре было действительно много. Больших и маленьких, с ошейниками и без. Одна из них, средних размеров, с любопытством подбежала к Кате. Девушка не удержалась, погладила, присела на корточки.
- Кто таков? - спросил Алесь.
- Эрделька, - ответила Катя. - Девочка.
А хозяин уже звал откуда-то из-за деревьев:
- Лера! Ко мне!
Вильнув хвостом, собака помчалась обратно.
- Надо же! - удивился Алесь. - Девочка, а с бородой. Ты, наверное, своим лабрадором пахнешь. Собачница, значит. Так и запишем. А я люблю псов простых, дворовых. Чтобы сразу что-нибудь оттяпал, коли чужой. Вот у меня…
- Не надо больше про Апельсина, - сказал Оператор. - Это мы уже все слышали. И другой всякой "клюквы" тоже не надо.
- А твое дело вообще в дырку смотреть, - обиделся Алесь. - И кнопки нажимать. В нужное время.
- Нету пока никакого времени, ни нужного, ни ненужного, - вошел в спор тот. - Чепуха одна. Я из-за вас место потеряю.
- И что? Мне от этого заплакать?
- Работайте, работайте. Мозгами.
- Отойди в сторону, - посоветовал Алесь. Но сам же и позвал его через минуту: - Эй, а в вашей телебогадельне корм предполагается или нет? Как там, по расписанию? Мы есть хотим. Девушка уже умирает от голода. Даже на собак бросается.
- Вовсе нет! - фыркнула девушка.
- А я вам кто - кормилица, что ли? - пожал плечами Оператор. - Всё сами, всё сами. Головой работайте. Извилинами.
- Что-то он часто стал рассуждать о мозгах, - обратился к своей спутнице Алесь. - На что-то намекает. Нет, он не кормилица. Он сам и есть пряник.
- Жердь в очках, - тихо огрызнулся Оператор.
- Ребята, перестаньте, - сказала Катя.
- А что он мне по ушам ездит? - спросил Алесь. - Я-то думал, что они обеспечат нам кормежку в ресторане. На худой конец, бабло выдадут.
- Сухим пайком получишь, - не утерпел Оператор.
- Куда за салом бежать? - деловито поинтересовался Алесь. Кажется, он намеренно "заводил" Оператора, поскольку с девушкой как-то ничего не вытанцовывалось. Она продолжала держать себя с ним отстраненно и холодно. Как Снежная Королева, несмотря на почти тридцатиградусную жару. Тучи на небе странным образом исчезли, растаяли, и солнце вновь принялось нещадно палить. Будто само не знало, что же делать дальше: испепелить всё внизу огнем или залить водой?
- Некоторые, - с нажимом промолвил Оператор, - любят трапезничать дома.
- Ко мне нельзя, - испуганно вздрогнула Катя. - У меня…
- Знаем, знаем, - сказал Алесь. - Не парься. Папа с дедушкой, мама с бабушкой и лабрадор Кони. Ещё про сестру забыл. Со свинкой и коклюшем. Тогда пошли ко мне?
- Это ещё куда? - подозрительно спросила девушка.
- На "Три вокзала". Там есть сосисочная дешевая. Я угощаю, - великодушно добавил он.
- Вот этого я бы не рекомендовал делать, - снова вмешался Оператор. - Фон плохой.
- Боишься, разобьют твою дорогую камеру? - усмехнулся Алесь. - Правильно боишься. К тому же на свою порцию сосисок не надейся - я тебя угощать не намерен. Самим бы хватило.
Он достал из кармана деньги, начал пересчитывать. И продолжал возмущенно рассуждать вслух:
- Ишь, какие тут все "гламурные"! Им бы только Рублевку показывать, золотые унитазы, а простой платный туалет на Казанском вокзале уже и не годится… Экие мы все нежные. Нетушки. Пойдем именно в сосисочную, как миленькие, на самое дно, в овраги и под платформы, в царство бомжей, воров и негодяев… В ад.
- А вы меня-то спросили: хочу я с вами куда-то идти или нет? - произнесла Катя.
- Как сказал, так и будет, - отрезал Алесь.
- Вы… это… как там говорится? - девушка пыталась что-то припомнить: - Ага. Базар-то фильтруйте. Не в тему лепите. Пургу-то не гони, ладно?
Оператор захлопал, едва не выронив свою камеру.
- Вот это мне начинает нравиться, - сказал он. - Продолжайте в том же духе.
Алесь кончил считать.
- А тебя, дурилка картонная, никто и не спрашивает, - обратился он к Оператору, недобро посмотрев на него. - Ишь, разболтался тут. Твой номер шестнадцатый. Смотри в глазок и не скрипи больше.
Неизвестно откуда взявшаяся собака, большая и лохматая, с высунутым красным языком, пробегая мимо, вдруг поменяла курс и чуть ли не ласково ткнулась мордой в правую ногу Алеся. А потом как-то лениво побежала дальше. Оператор успел заснять и это.
- Укусила-таки! - удивленно произнёс Алесь, трогая рукой лодыжку. - Нет, вы видели? Что у вас тут в Москве происходит, ваще-то? Прямо сквозь джинсы. Скоро крокодилы начнут по улицам бегать!
- Вы же любите таких псов, - заметила Катя. - Дворовых. Которые оттяпывают.